Ма-а-а-а-ать! Да любись оно всё мерседесом! Чтобы я ещё в эту химию полез! Лучше считать регрессии без компа на миллион обсерваций. Химик долбаный! Чёрный властелин алхимии, калькулятор мне в задницу! Ёкарный бабай... В общем, моя лаборатория взорвалась к едрёной матери. Я как муд...рец начал нитровать хлопок... И заодно варить нитроглицерин... короче, еле успел выбежать и заорать мужикам на крыше — прыгать. Похоже, все целы. Почти. По ощущениям, у меня кислотный ожог на сраке. Ну, ё...лки ядрёные.
Тем временем останки лаборатории занялись пламенем, а на звук взрыва (или моих воплей?) начал сбегаться народ. А я, оказывается, лежу на секретарше...
— Ты цел?
— Ты цела?
Мы спросили друг друга одновременно и засмеялись. Охнув, я встал — ожог на заднице давал о себе знать. Я подал руку девушке и помог ей подняться.
— Симран, что у меня с задницей?
— Дырка. На одежде. Небольшая. А меня ещё собой никто не закрывал. — Девушка хитро улыбнулась.
Я не стал развивать скользкую тему. Секс — это хорошо, но вот только романтики мне на чёрном континенте не хватало. И вообще, я женатый человек... был. Да, поздновато я об этом вспомнил. Уж это обстоятельство на Ягба Циона не распространяется. Как, впрочем, и всё остальное, что осталось в двадцать первом веке. Хоть со временем тоска притупилась, но всё равно, порой накатывает. Как сейчас. Похоже, мои мысли добрались и до моей физиономии, поскольку улыбка с лица индианки испарилась.
— Принц! Ты в порядке?
— Вроде да, разве что ожог пониже спины. — Я перевёл взгляд на собравшихся вокруг негров: — Так, нечего здесь толпиться. Вот ты, — я указал пальцем на молодого бляхоносца, — найди моего слона и организуй бочку с водой, затушить огонь. А остальные — марш по своим делам.
Под тяжестью моего взгляда зеваки испарились с места происшествия. И правильно, я сейчас не в духе, нечего усугублять. Остался только Тамар.
— Что произошло, мой принц?
— А хрен его знает. Что-то намутил с нитрованием... Попёрли бурые клубы, сначала слабо, потом все сильнее. Не успел моргнуть, как смесь плюнула в потолок. Когда я выбегал, там уже что-то загоралось. Потом, видимо, что-то из предыдущих наработок рвануло. Хорошо, что мало успел произвести. Не химик я, отнюдь.
— Принц, а почему ты вообще этим занимаешься? — вкрадчиво спросил меня монах.
— В смысле? — Не понял намёка.
— Ты ведь знал, что всё это может взорваться.
— Ну, знал. А что делать?
— Как что? Описать процессы мне! Не дай Бог нам снова тебя потерять. А уж со склянками я управлюсь не хуже тебя, Ягба. Да и пара юных бляхоносцев под моим началом весьма прилежна в деле алхимическом. Твой великий предок Соломон не своими руками строил Храм Господень. Так и ты, чем сам лезть в лабораторию, лучше объясни мне, что нужно делать. — Монах даже покраснел во время своей тирады.
Я не просто идиот, я идиот в квадрате! Сам стараюсь во всём припахать своих подданных, знаю же, что самому всё не успеть. И тут же прусь в лабораторию, как юный химик...
— Да. Ты прав, Тамар. Спасибо, что напомнил. Вечером соберёмся, я расскажу, что надо делать и зачем. А пока мне нужно собраться с мыслями. Симран, пошли со мной.
Немного прихрамывая, я направился в своё любимое место для размышлений — монастырский сад. По дороге мы с индианкой молчали, каждый думал о своём.
— Ягба. — Я вздрогнул от неожиданности. — Скажи правду, почему ты меня закрыл от взрыва?
— Неужели это тебе так важно? Закрыл, и всё. Женщин надо защищать, а не разводить всякие там почему. — Особенно симпатичных, с которыми делишь постель. — У вас, в Индии, разве не так?
— У нас в Индии... я ведь тебе не рассказывала, как я попала в рабство. — Симран повернулась лицом к озеру и продолжила: — Моя семья — кшатрии. Это…
— Я знаю, кто это, — перебил я её. — Можешь не объяснять.
— Хорошо. Мой отец — махут в армии Раджи. Он великий воин и был много раз награждён правителем. Он горд. А я... Я влюбилась в вайшью.
— В торговца?
— Да, в купца... Отец запретил мне встречаться с ним, а я сбежала из дома. Я поехала с ним... Я думала, что я нашла счастье. Мы уехали на юг. Раджастан, Синд. А в Синде, в городе Джамшоро, у него не сложилась торговля. И он продал меня. Продал как вещь! — Голос индианки надломился, но она продолжала: — А ты говоришь, женщин надо защищать. Тот, кого я любила, взял и продал меня. Покупателем был старик. Как женщина я его не интересовала, только как товар. Я была в группе таких же рабынь, нас погрузили на корабль и повезли куда-то... В море корабль захватили разбойники. Главарь хотел развлечься со мной, я дралась изо всех сил. — Я подошёл к идианке поближе и увидел, как слёзы текут по её лицу. Молча обнял её, слова здесь были излишни. — Он разозлился и ударил меня кинжалом в лицо. Я пришла в себя в трюме, и уже была такой... Вот так у нас в Индии.
— Тяжело тебе пришлось. Чёрт с ним, с пиратом — что ещё от разбойника ожидать. Но твой купец — просто порядочный пи...ас.
— Кто-кто?
— Содомит. В плохом смысле этого слова.
— Вот видишь. А ты меня защитил собой. Я думала, может...
Она смутилась, видно, решила, что сказала лишнего. И как мне ей ответить?
— Симран... Я к тебе очень хорошо отношусь. Судя по всему, ты ко мне тоже. — Девушка улыбнулась сквозь слёзы. — Насчёт этого самого «может», мы с тобой слишком мало друг друга знаем. Только сейчас научились разговаривать без того, чтобы по десять раз переспрашивать, что мы имели в виду. И знаешь, если это твоё «может» у нас разовьётся, то проблемы будем грести лопатой... кшатрий с вашью — это игрушки по сравнению с наследником царства и чужестранкой с мутным прошлым. — Я легонько щёлкнул индианку по носу. — С другой стороны, со скуки точно не помрём. Так что, подруга, вытирай слёзы и начинай жить сегодняшним днём. А на прошлое забей, впрочем, у тебя его нет. Просто плюнь и забудь.
— Думаешь, это легко?
Я наклонился к девушке и шёпотом ответил ей:
— Скажу тебе по секрету, я не думаю, я точно знаю, что не легко. Но у меня получилось, во многом благодаря тебе. У тебя тоже всё получится.
У Симран округлился глаз.
— Но...
— Не спрашивай, всё равно не отвечу. Может, когда-нибудь потом. Но вряд ли. Зато теперь ясно, почему ты так с Хитрым Глазом поладила.
— Ту-у-уррру-у-у-у!
— Твою мать! Ты, слоняра! И как такая многотонная туша умудряется ко мне так тихо подбираться?
Слон, естественно, не ответил, только положил хобот на плечо. С намёком, что пора бы пойти поделать что-нибудь интересное. Зато индианка смеялась, позабыв про слёзы. Ужас.
Ладно, юмористы, поехали в армейский лагерь, посмотрим, высок ли нынче боевой дух.
— А вообще, ты неправильный принц, — сказала мне Симран, когда мы забрались на спину слона.
— И мёд у меня тоже неправильный. А что, собственно, тебе не нравится?
— Мне всё нравится. Ты хороший принц, но неправильный. Правильный принц, даже в сказках, не будет самолично делать вонючие, горючие и взрывающиеся вещи. Правильный принц не учит чужие языки, как школьник, и не учит школьников математике, и уж тем более не знает математику лучше, чем мудрые монахи.
— Тебе никто не говорил, что ты слишком умная?
— Отец говорил... Жалко, мой ум не помог мне разглядеть...
У индианки на глаз опять накатилась слеза и пришлось её перебить:
— Так, если сейчас снова начнёшь плакать, то мне придётся тебя искупать в озере. С бегемотами!
— Не надо меня с бегемотами!
Девушка улыбнулась и ткнула меня в бок.
— Так-то лучше. И откуда ты знаешь, что я в математике разбираюсь лучше монахов?
— А я сама её хорошо знаю — отец не скупился на учителей моим братьям, и я любила слушать их лекции. Так вот, например, то, что ты рассказываешь про синус, косинус — это я слышала от учителей моих братьев. А эти, логарифмы, производные, — здесь она запнулась, — этого не было даже в книгах учителей. И, может, ты не замечал, но не только послушники, но и старшие монахи слушают твои рассказы с интересом.
— Ну ты и наблюдательная, зараза. Мало того что красивая, так и умная. Страшная комбинация.
— Я и в шатуранж играла лучше братьев, — скокетничала моя секретарша.
— Э-э-э… погоди. В шатуранж? Хитрый Глаз, поворачивай обратно в монастырь!
Хотя чему я удивляюсь, Индия — родина не только слонов, но и шахмат.
— Ягба, что случилось?
Если бы ты только знала! Шахматы, глоток домашнего воздуха! Думаю, на современные правила она переучится без проблем.
— А я тоже в него играю. Сейчас ты у меня будешь исполнять обязанности секретарши.
— Опять это непонятное слово. Ты мне расскажешь, что оно значит?
— Это не рассказывать, это показывать надо! А я, между прочим, именно этим и занимаюсь.
— Не знаю, то, чем ты со мной по ночам занимаешься, называют другим, вполне понятным словом!
— А то, что я тебя в военные походы и по лабораториям таскаю, тоже понятным словом называется?
Слон привёз нас в монастырь. Спешившись, я нарисовал «доску» в своей тетради и стал думать, из чего бы сделать фигуры. На моё счастье, мимо проходил настоятель.
— Принц, ты играешь в шатуранж?
— Да... а ты?
— Я нет, но акабэ сэат играл. В монастыре до сих пор стоят его игровой столик и фигуры...
— Благослови тебя, Господь! Где?
Удивлённый настоятель объяснил мне, где найти столик, и я тут же потащил с собой индианку. По дороге я объяснил ей отличия шахматных правил от шатуранжа. Хорошо, что их было не так уж и много.
Мы подошли к келье, в которой стояла шахматную (ну, шатуранжескую, всё равно они совсем не отличаются) доска Йесуса-Моа. Симран подвигала фигуры несколько минут, привыкая к шахматным правилам, и сказала, что она готова.
Е два — е четыре... Где-то час спустя была ничья. Я был весьма удивлён. Нет, я, конечно, далеко не мегабизон шахмат, отнюдь. Я так, любитель. Но поиметь ничью с девушкой, которая до этого играла только в шатуранж? Это не смешно. Ещё две ничьи. Наконец, в четвёртой партии я подловил её на славянской защите — девушка оказалась любительницей закрытых дебютов. Хотя что я несу? Шахматная теория только через два века начнёт появляться. После поражения индианка недобро на меня посмотрела, прищурив единственный глаз, и попросила продолжить. В пятой партии снова была ничья, а в шестой она меня уделала. Нет, ну надо же!