…Ненавидел литературу класса до восьмого, а потом втянулся в Толкиена и от всех это скрывал. Экономил на обедах и покупал книги…
…Лет в пятнадцать почти попал в школьную рок-группу. Не поверишь…
…Бабушка с дедом, не по отцу, а по матери — мировые. Дед генералом был, бабушка педиатром. В общем, я у них…
…Отец у меня, на самом деле…
…Мама как-то…
И это было бесконечно прекрасной чередой историй, будто я подглядывала в чужую жизнь и снимала на старый полароид лучшие моменты, чтобы потом развешать их на прищепках в комнате, лежать на кровати и смотреть. Ты рассказывал, а я представляла. И хотела видеть этого маленького мальчика, которого так все любили. У которого были мама, папа, бабушки и дедушки. Его бабушка не курила в кухне и не пила с внуками вино. Его родители не расставались, не делили никого. Он не знает, что это такое — сидеть на танцах в фойе последней, потому что забыли забрать. Оба. Просто думали, что это сделает другой… видимо, кто-то вообще другой.
Я слушала тебя с наслаждением, я хотела так же. Стать твоей сестрой и жить в твоём светлом доме, в своей светлой комнате, куда всегда может войти мама. На моей двери висели замки — я маме не доверяла.
Родиться бы с тобой вместе, ты был бы моим старшим братом, заботился обо мне и не… умирал.
Или так это не работает?
— Был бы ты моим братом, будь я частью твоего мира…
— Ты уже часть моего мира, — ты пожал плечами. — Отверженных читала?
— Нет, — я вздохнула и убрала жёсткую косичку с лица.
— А мюзикл смотрела?
— Нет, — и снова вздох. — Я необразованная, да?
— Самую малость. — Твой смех завибрировал в моём ухе, прижатом к твоей груди.
— А что там?
— Там Жан Вольжан забирает к себе Козетту — маленькую девочку. И поёт ей, что он для неё теперь будет и мамой, и папой. И теперь вроде бы он у неё есть один за всех.
— Ты к тому, что теперь ты у меня один за всех?
— Видимо, да. — Ты стал гладить и целовать мою макушку, даже подтянул к себе, чтобы коснуться губ.
— Но я не понимаю, почему…
— Будешь теперь всю жизнь спрашивать?
— Наверное, пока не привыкну…
— А что потом? Станет лучше или хуже?
Только теперь я могу ответить на этот вопрос… Стоило тебе укрепиться в роли моего мужа и отца детей, стоило мне принять тот факт, что ты тут и никуда не денешься, стоило понять, что я и правда тебя заслуживаю, как я перестала заслуживать. Вот так-то…
Мы приехали к тебе домой. Ты налил мне чаю, усадил на балконе и почти до трёх часов ночи мы говорили, пока чай не остыл.
Всегда ждала от отношений и любви чего-то другого… Вот, например, в книгах герои встречаются, целуются и больше не могут друг без друга жить. С первого прикосновения губ они сходят с ума и вожделеют друг друга, пока не вытрахают до смерти. Они ходят друг за другом хвостом, грезят о каждой секунде вместе и, чуть что, срывают одежды и предаются страсти в любом удобном и неудобном месте от колеса обозрения до туалета в торговом центре.
Почему в жизни все иначе?
Вот ты лежал, обняв мои ноги и уткнувшись в живот, и вожделел явно не меня, а сон. Мы даже не разделись, просто уснули вместе, и мне было крайне интересно: хорошо это или плохо?
Анализируя наши отношения, понимала — всё было шиворот-навыворот, но сейчас мне хотелось тишины и тебя рядом. Это хорошо? Так должна протекать влюблённость? Или во мне зарождалось что-то иное, больше похожее на примитивную дружбу? И можно ли назвать дружбу примитивной? Непонятно.
Но как же иначе всё в долбаных романах и фильмах! Страсть поглощает героев, и они через три часа говорят о своей любви! С первого взгляда в них что-то ёкает и “О… этот мужик — просто пушка! Заверните мне его с собой!”, а он такой “Мать вашу, это самая сочная курочка в курятнике! Беру!”.
Я смотрела на твоетелом, безмятежное лицо — ты не боялся, что я могу перерезать твою глотку или вроде того. Абсолютное бесстрашие. Ты признавал, что со мной можно уснуть в одной постели, не предавшись утехам. Однако интересные наблюдения... Всякий раз, как я касалась твоего лица, плеч или губ, ты сжимал меня сильнее. Стоило дернуться, будто собираюсь уйти — ты сжимал сильнее. В какой-то момент стало ясно, что это работает, как дьявольские силки: чем больше борешься, тем быстрее убивают.
Выступающие косточки на коленках столкнулись, и мне стало невыносимо больно, до искр из глаз. Я пыталась вырваться, усугубляя положение, а потом заколотила тебя пятками по бедру и… попала прямо в пах. Ты завыл, согнулся, оказавшись у моих щиколоток и… укусил! Блин, ты вонзил зубы в мою ногу, матерясь о своём достоинстве, и я от боли дёрнулась так, что колено прилетело прямиком в твой подбородок.
Клац!
Челюсти сомкнулись.
— Сука… — ты кубарем свалился с кровати и отполз к стене.
Мы ржали до слёз, оба держались за пострадавшие части тела и никак не могли успокоиться, а потом ты заявил, что я больная и что больше спать со мной не станешь.
На часах было часов пять утра.
— Ты чего не спала?
— Ты меня сжимал, как будто хотел убить.
— Так уж и убить…
— На моих коленях будут синяки.
— Я, может, подсознательно боюсь, что ты уйдёшь…
— И потому хотел откусить ногу?
— Именно так. Потому я хотел откусить твою хорошенькую сладкую ножку.
— Знаешь, тебе не кажется, что мы недостаточно влюблены?
— Хах, — ты забрался обратно на кровать и, скрестив по-турецки ноги, уставился на меня, потирая челюсть. — Ну да, ты только что снова меня покалечила. Мы однозначно недостаточно влюблены. А ты к чему это?
— Ну, сегодня мы просто говорили, как будто женаты уже сто лет. Просто обсуждали какие-то планы, будто давно собирались завести ребёнка. Просто легли спать, и ты обнимал мои ноги. Просто сделал мне чай. Я просто так массировала твои плечи. Это всё не было… сексуально.
— Я полагаю, секс сейчас неуместен для тебя, разве нет?
— А разве люди, которые влюблены или влюбляются, не должны всегда хотеть трахаться?
— Не знаю. Я не влюблялся. А ты?
— И я не знаю.
— Тогда почему мы говорим про какую-то “нормальность” во влюблённости? Нет колледжей по любви, нет учебников. Мне понравилось, что сегодня мы просто делали что-то друг для друга, просто говорили. Что мы лежали в машине, и я тебе рассказывал о себе. Но заметь, до этого мы целовались, и это было безумно круто. И я думаю об этом, часто думаю, но делаю только, когда вижу, что ты готова ответить. Это будет насилием не признавать, что сейчас ты принимаешь всё, что с тобой происходит. И что тебе невыносимо сложно.
— А тебе? Неужели для тебя это просто?
— Нет. Для меня это непросто. Но я не так сильно шокирован. Возможно, я всё осознаю, только когда возьму этого ребёнка на руки, как и многие мужчины. Сейчас моё внимание сконцентрировано на тебе, в моей жизни появилась ты, а не твой живот. В твоей жизни появился в первую очередь живот, а не я. Полагаю… нам ещё рано говорить о взаимности.
— Но разве она должна появиться?
— А разве каждый день с тобой происходит что-то подобное? — Ты приблизился. — Разве всякий раз, как ты на кого-то смотришь, происходит это? — Ты прижал руку к моей груди, и сердце забилось часто-часто. — Разве у тебя вот так сбивается дыхание от любого незнакомца? — Ты прижал палец к моим пересохшим губам, и я почувствовала внутри напряжение, искрящее и жгучее. — Ты не понимаешь, что уже меня любишь? Ещё до того, как всё это случилось, ты была влюблена… Ты скучала по мне весь месяц. И я нужен тебе сейчас, это же так?
— Так…
— И в чём твоя проблема?
— Я в это не верю…
— Почему?
— Зачем я тебе?
— Я скажу тебе что-то. У меня нет проблем с тем, чтобы позаботиться о тебе и моём ребёнке. Даже без брака. Я не зациклен на этом и мог бы просто сказать, что позабочусь о вас, и жить своей жизнью. Это не повод для брака, который будет однозначно несчастным. Но я хочу быть с тобой, потому что ты шокирующе прекрасна, и я не смогу отказаться от этого. Моя прихоть — ты в этой квартире. И я не собираюсь тебя выпускать — это не шутки. Ты мне интересна. Ты меня цепляешь. Ты сама мной интересуешься, и я это знаю и я этим наслаждаюсь. Тебе есть что ответить на это?
— Да, — кивнула, собираясь с мыслями.
Не было слов, чтобы описать мою благодарность. Я и правда была чертовски тебе благодарна, без шуток. Никто и никогда не говорил со мной так честно и открыто, так понятно не объяснял, что будет дальше. Ты предлагал свободу и открытый, понятный договор без приписок мелким шрифтом, и я этим задыхалась, не в силах поверить. И вроде ничего особенного, но за спиной будто отрастали крылья.
— Не уходи никуда, никогда. Пообещай мне, пожалуйста. Когда я стану ещё глупее и дурнее, или превращусь в стерву, или ты меня разлюбишь, сделай что угодно, но не оставляй меня. Влюбись снова. Я тебя встретила, и мне кажется, что всё правильно, тут моё место, тут я буду счастлива. Только, пожалуйста… Ты умнее, ты сильнее меня. Ты — сильнее… меня! Будь со мной, останови меня, если… я буду неправа.
— Как угодно?
— Как угодно. Во мне столько гадкого заложено с молоком матери, что я не сомневаюсь — рано или поздно поймаю голубя. Как угодно, ладно? Я разрешаю всё, только будь рядом. Я тебе доверяю, это важнее штампа, ясно?
— Обещаю. И моё обещание тоже важнее штампа. И если ты решила, что я тебя не хочу или вроде того, заруби себе на носу: ночь с тобой была идеальной. Не забивай себе голову, ясно?
— Ясно.
Глава 17. Райт нау в 2019-м
Улица моя лиственная,
Взгляды у людей пристальные,
Стать бы нам чуть-чуть искреннее,
Нам не жить друг без друга.
Скорости вокруг бешеные,