Чёт-нечет — страница 23 из 40

Как жена полевого контролера армии, я имела некоторые привилегии от военкомата. Давали лошадь, и я сама ездила в лес за сучьями. Много было слез и смеху, но надо жить и воспитывать деток. Когда-то, в далекое время, меня прислуга звала барыней, а пришли деньки, когда и мне самой пришлось стать — нет, не прислугой, такого звания теперь не было, — а домработницей. Это когда нужно было учить детей дальше, после окончания ими школы. Муж находил, что ученья хватит: дочь может стать счетоводом, сын — шофером. Дело-то денежное — на ассенизационной машине возить ночное золото…

Я всегда мечтала иметь дочь-врача, а у сына было призвание к летному делу. В пылу спора с мужем решила: стану сидеть на хлебе и воде, а выучу. Но вскоре почувствовала власть и силу главы дома — и свою беспомощность. Муж стал выдавать на содержание всей семьи пятьдесят рублей в месяц: на питание, одежду, обувь, квартиру, дрова и прочее — словом, на все житейские нужды. Пришлось и с жильем потесниться. У нас было три комнаты, но мы с сыном построили в кухне полати, там ребята и спали. Я кровати свои перенесла в столовую, а две комнаты сдала квартирантам: муж, жена и два педагога, с полным пансионом.

Тут-то я и заделалась домработницей! Зато дочка поступила в Ветинститут, а сын в Электрорадиотехникум в городе Горьком. Сыну дали стипендию в 70 рублей, а Леночка получила стипендию только на втором курсе, и то по просьбе всей группы. В первый год начальство мотивировало отказ в стипендии тем, что оклад отца по тем временам был солидный — 250 рублей, хотя, как я сказала, он давал на семью всего 50…

Тяжело мне жилось, но еще раз скажу: детей выучила. Сын, занимаясь в техникуме, проходил без отрыва от занятий учебу в аэроклубе. Затем уехал в Оренбург в школу летчиков, которую после двух лет окончил и как отличник оставлен при школе инструктором. Но война разрушила его мирные планы. Ушел добровольцем, воевал до 1944 года, командовал авиаполком, получил звание капитана, награжден двумя орденами Красного Знамени и орденом Красной Звезды и погиб в Югославии за пять месяцев до окончания войны. Погиб за Родину, за счастье всех наших детей. Горжусь моим Мишей.

Дочь по окончании института сразу же стала работать в медицинских учреждениях, в лаборатории. За двадцать семь лет работы кое-чему научилась, и только благодаря ей я и дожила до такого почтенного возраста. 80 лет дают себя знать на каждом шагу. Ведь жизнь трепала и впрямь, и вкось, и поперек, да еще болезнь ног, закупорка вен, трофические язвы… Зато есть что вспомнить: как говорится, жила ва-банк или на всю катушку!..

Извини меня, Леня, расписалась я что-то. А где мама? Если у вас в Ленинграде — сердечный привет ей. Всего лучшего всей вашей семье.

С. Сурнина».

Больше я писем от нее не получал. Наверно, как в старину говорили, «приказала долго жить». Леночка мне ничего не написала — вряд ли она вообще помнила обо мне и о том маскараде… Только у очень старых людей бывают внезапные вспышки памяти!

Август 1986

ПЬЕСЫ

У ПОРОГА ВОЙНЫПьеса в 4-х картинах1940—1941

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

К р а е в  Сергей Сергеевич — учитель истории.

Б у г р о в а  Александра Романовна — жена Краева, школьный врач.

К р а е в а  Агния Сергеевна — сестра Краева, учительница младших классов.

Л о б о в и к о в  Игнат Петрович — учитель математики.

Л о б о в и к о в  Антон — его сын, ученик 10 класса.

К о с т и н а  Вера Ивановна — учительница литературы.

Ш а б а л и н  Сократ Ильич — инструктор физкультуры.

О б р а з ц о в  Николай Николаевич — учитель физики.

Ф е р а п о н т ь е в  Степан Кондратьевич — учитель географии.

Т а н н е н б а у м  Ангелина Францевна — учительница пения и музыки.

Н е с м е л о в а  Зинаида }

Б о р и с о в  Борис }

К и с л и ц ы н а  Ксения } — учащиеся 10 класса.

К о с т и н а  Анна Захаровна — уборщица.

Б о р и с о в а  Ольга Семеновна — агроном.

Действие происходит зимой 1940—41 года в небольшом районном городе.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Не очень уютная комната. Зимний свет сквозь замерзшие доверху окна. У задней стены голландская печка, которая, очевидно, выходит тылом в другую комнату. В углу зеленая ширма. Из-за нее выставился конец раскладной кровати, застланной серым солдатским одеялом. Простой канцелярский стол у окна, старый, потертый диван у двери. На полу, около двери, войлок. На столе книги и бумаги. Книги на полке, подвешенной над столом. На стенах карты СССР, Европы, Китая, Испании, утыканные флажками на булавках.

Посередине комнаты стоит  А г н и я  С е р г е е в н а  К р а е в а, в пальто, в шапке, с муфтой в руках, и беспомощно оглядывается. Протерла запотевшие очки, разглядела около себя стул и села. А л е к с а н д р а  Р о м а н о в н а  Б у г р о в а снимает с себя белый врачебный халат и вешает его на дверь.

А г н и я  С е р г е е в н а (роясь в муфте). Знаешь, Шурочка, я достала «Красавицу Лотарингии».

Б у г р о в а. Ко дню нашей свадьбы! Какая ты милая… Морковные семечки, да, Агаша?

А г н и я  С е р г е е в н а. Ничего не морковные… (Обиженно роется в муфте.)

Б у г р о в а. Помидорные, помидорные, по глазам вижу.

А г н и я  С е р г е е в н а (подобрев, вытаскивает из муфты несколько бумажных пакетиков). Очень всхожие. Высший сорт. Ранние. Говорят, в июле уже поспеют. Слышишь, Шурочка?

Б у г р о в а (явно думая о своем). В июле? Да, это рано… А ты не могла бы нынче не заниматься огородом?

А г н и я  С е р г е е в н а. Почему, Шурочка?

Б у г р о в а. Вместо этого поехать с нами по Волге. Как десять лет назад, помнишь?

А г н и я  С е р г е е в н а (после паузы). Спасибо. Только зачем я вам, Шурочка? Сбоку припека…

Б у г р о в а (с досадой). Ужасно я не люблю, когда прибедняются! «Где уж мне»… «Сбоку припека»… Это в Епархиальном тебя приучили к смиренству…

Агния Сергеевна встала, уронила муфту, подняла, выронила пакетики с семенами, начинает их подбирать. Александра Романовна Бугрова порывисто бросается ей помочь, усаживает на диван, целует.

Прости меня! Ты мне очень нужна, Агнеша! Сними пальто, я все тебе объясню… Разденься! (Помогает ей снять пальто. Садятся на диван.)

А г н и я  С е р г е е в н а (протирает очки, дышит на них и глядит на пар). Однако! Пар видно!

Б у г р о в а. Это Сережа вздумал себя закалять. Упрямство во всем. Понимаешь, почему я хочу поехать? Не только отметить наше десятилетие, вспомнить юность. Сережа закис в этом городе. Да, закис! Согласись поговорить с ним.

А г н и я  С е р г е е в н а. Шурочка, но почему я?

Б у г р о в а. Тебе это проще, удобнее… ты редко у него что-нибудь просишь. Ну, если ты не хочешь…

А г н и я  С е р г е е в н а. Погоди, Шурочка. Он что, много работает?

Б у г р о в а. Он спит через ночь!

А г н и я  С е р г е е в н а (улыбаясь и вспоминая). Да, да, это его система. Знаешь, он еще мальчиком… Шурочка, я тебе скажу: его побороть невозможно. Значит, чем-нибудь сильно увлекся. Помню, зазвонят к ранней обедне, проснусь, а он все еще за столом. Пробовала книжки прятать — найдет и выговор сделает. И так, говорит, времени не хватает, а еще потерял полчаса на розыски.

Б у г р о в а (нетерпеливо). Хорошо, хорошо. Мне тоже нравилось его необыкновенное рвение, но сейчас… Да еще эта Костина… Не то подхалимка, не то я не знаю…

А г н и я  С е р г е е в н а (рассеянно). А что Костина? (С интересом.) Шурочка, а чем Сережа нынче так занят?

Б у г р о в а (горячо). Я отлично знаю, что он одаренный человек. По ночам он пишет, вероятно хочет быть не только учителем, но и ученым. Между прочим, имеет полное право, но… (Умолкла.)

А г н и я  С е р г е е в н а. Что, Шурочка?

Б у г р о в а (тихо). Я боюсь его потерять. Он очень от меня отдалился за эту зиму.

А г н и я  С е р г е е в н а. Он от тебя? А не наоборот, Шурочка?

Б у г р о в а (упрямо). Я все такая же. Я ничуть не меняюсь. Посмотри, можно мне дать тридцать лет? (Приближает к Агнии Сергеевне свое лицо.) Нет, ты скажи!

А г н и я  С е р г е е в н а (часто мигает). Я плохо вижу, Шурочка… И я не о том…

Стучат в дверь. Александра Романовна Бугрова убегает за ширму.

Да, да, войдите.

Входит  К о с т и н а.

К о с т и н а. Здравствуйте, Александра Романовна. Нет, это вы, Агния Сергеевна? Ох, я очень рада! А Сергей Сергеевич дома?

А г н и я  С е р г е е в н а. Он еще не пришел из школы. Разве его там нет?

К о с т и н а. Я пойду, поищу. Наверное, он в физкультурном зале. Извините.

А г н и я  С е р г е е в н а (оглянулась на ширму). А зачем он тебе понадобился?

К о с т и н а (тихо). Этого я не могу сказать… (Испуганно.) Впрочем, если это необходимо…

А г н и я  С е р г е е в н а. Ну, ну?

К о с т и н а. Александре Романовне я бы ни за что не сказала…

А г н и я  С е р г е е в н а (строго). А мне скажешь обязательно.

К о с т и н а (нерешительно). Дело в том, что внимание со стороны Сергея Сергеевича…

А г н и я  С е р г е е в н а (грозно). Какие глупости! Тебе показалось!

К о с т и н а. Нет, почему? В общем, хотя я и учительница литературы, но, во-первых, я училась заочно… Словом, мне было скучно читать в «Войне и мире» все эти исторические и военно-философские места. А когда Сергей Сергеевич серьезно со мной поговорил, объяснил, я все поняла и мне теперь интересно… Даже ученикам могу объяснить. (Пауза.) Вы не станете надо мной смеяться?

А г н и я  С е р г е е в н а. Нет, не стану. (Смеется.) Ну, ступай. Я передам, что ты заходила. Ступай.

Костина ушла. Из-за ширмы выходит  А л е к с а н д р а  Р о м а н о в н а.

Слышала?

Б у г р о в а. Неужели ты думаешь — я ревную? Она влюблена в него еще с тех пор, как была его ученицей, но я знаю: ему на нее на-пле-вать!

А г н и я  С е р г е е в н а. Понимаю. (Лукаво.) А летом на всякий случай хочешь увезти его подальше. (Обняв ее.) От меня не скроешь, Шурочка, я ведь старая женщина.

Б у г р о в а (возмущенно). Ты старая дева, Агнеша, это большая разница! Кажется, я опять сказала бестактность? (Обнимает Агнию Сергеевну.) Миленькая! Ты же из-за Сережи не вышла замуж, растила его… Ну, я дура! Ну, извини! Давай посмотрим, как мы поедем. (Подходит к карте.) Смотри, вот наш город. Так. Сюда. По железной дороге. И отсюда уже по Волге. А вот мои родные места. Как это будет отлично, что мы все трое прикатим на пароходе. Я совсем превращусь в девчонку… с семилетним врачебным стажем. Что ты на меня так смотришь?

А г н и я  С е р г е е в н а. Просто я рада, что у тебя настроение исправилось.

Б у г р о в а. Только надолго ли? (Нечаянно задевает рукой два флажка на карте. Флажки падают на пол.)

А г н и я  С е р г е е в н а. Ой, уронила что-то! (Шарит рукой по полу.)

Б у г р о в а. Брось. Все равно не знаем, где они торчали. (Лениво нагнулась поднять.) На них что-то написано. (Подошла поближе к окну, читает.) «Артиллерия дальнего действия». А на другом? «Корпус, которым командует товарищ Краев». (Смеется.)

А г н и я  С е р г е е в н а (заглядывает через плечо). Что это значит?

Б у г р о в а. Антошин почерк. Антоша Лобовиков увлечен двумя вещами на свете: Сергеем Сергеевичем — и войной. Соединил такие несоединимые вещи. Смотри, даже наградил генеральским чином!

Стучат в стенку.

Это Игнат Петрович. Вот ревнивый отец. Рвет и мечет, зачем Антоша здесь чаще, чем дома.

А г н и я  С е р г е е в н а. Шурочка, у него ведь никого, кроме сына.

Б у г р о в а. Ну и что? У нас с Сережей и сына нет — мы же за это ни на кого не сердимся. (Стук повторился. Она подходит к стене и стучит в ответ.) Значит, можно зайти. Сережа их приучил. Кстати, когда придет Сережа, не говори ему ничего о моих благоглупостях. Будем пока хитрить. Но о Волге скажи обязательно.

Стук в дверь.

Войдите.

Входит  Л о б о в и к о в. Беспокойно осматривается.

Л о б о в и к о в. Антон у вас?

Б у г р о в а. Нет.

Л о б о в и к о в. Разве Сергей Сергеевич не пришел? Уроки давно кончились.

Б у г р о в а (пожав плечами). Еще не пришел.

Л о б о в и к о в (косясь на ширму). Странно.

Б у г р о в а. Хотите убедиться? (Отодвигает ширму.)

Л о б о в и к о в. Помилуйте!

Александра Романовна Бугрова подвигает ширму на место и уходит за нее.

А г н и я  С е р г е е в н а. Игнат Петрович, на меня-то за что рассердился?

Л о б о в и к о в (вздрогнул). Извините. (Подходит, здоровается.) Разве сегодня не виделись? Я же вам дверь в класс открыл. У вас были полные руки таблиц.

А г н и я  С е р г е е в н а (укоризненно). А еще ребят арифметике обучаешь. Это четвертого дня мы встретились.

Л о б о в и к о в. Может быть, может быть. (Пошел к двери. Вернулся.) Я очень прошу, Агния Сергеевна, когда Антоша придет с Сергеем Сергеевичем, пошлите его сразу ко мне.

А г н и я  С е р г е е в н а. Хорошо, голубчик, пришлю. (Тихонько.) Игнат Петрович, поди-ка сюда, ко мне.

Лобовиков подходит.

Вот что я хочу сказать. Напрасно на сына обижаешься.

Л о б о в и к о в (настороженно). Откуда вы взяли?

А г н и я  С е р г е е в н а. Погоди, не ерепенься. Антон мальчик живой, непоседа. Тебя любит он, ну и ладно. А с Сергеем Сергеевичем ему интереснее. Что ж такого. О равнобедренных треугольниках он от тебя и в классе наслушается. Вот и бежит на огонек к твоему соседу. Так и надо.

Л о б о в и к о в (горько). Заслужил?

А г н и я  С е р г е е в н а. Зря обижаешься. Я хотела добрый совет тебе дать.

Л о б о в и к о в. Благодарю — и отказываюсь. Вы не знаете того, что знаю я.

А г н и я  С е р г е е в н а. И чего ты волнуешься? Отец ты удачный, отказываться от тебя не надо.

Л о б о в и к о в (кричит). Что я, буржуй или поп?

А г н и я  С е р г е е в н а (машет на него рукой). Ш-ш! Распылался как головешка. Ступай к себе, жди Антошу. Пришлю, так и быть.

Л о б о в и к о в (пошел, обернулся). Но я требую, наконец, чтобы топили печку. Печка же выходит и в мою комнату. Что они — хотят простудить Антошу?

А г н и я  С е р г е е в н а. Не простынет. Это нам с тобой холодно, а молодым жарко. Еще лучше, не угоришь. В этом доме печки ужас какие.

Л о б о в и к о в (сухо). Честь имею!

Открыл дверь в коридор, и сразу оттуда донесся шум голосов, смех, топот ног, и в комнату, едва Лобовиков успел посторониться, вваливается молодежь: А н т о ш а  Л о б о в и к о в, Б о р и с о в, Н е с м е л о в а  и  К и с л и ц ы н а, во главе с  К р а е в ы м, все с лыжами. Шествие замыкает  Ш а б а л и н.

А н т о ш а (весело). Здравствуй, папа!

Л о б о в и к о в (против воли сразу заулыбался, увидев сына). Здравствуй, дружок.

К р а е в. Товарищи, обтирайте ноги о войлок. Здравствуй, Агнеша.

В с е (веселым, нестройным хором). Здравствуйте, Агния Сергеевна!

Б о р и с о в (он небольшого роста. Подходит к ней, солидно здоровается за руку). Как поживаете, Агния Сергеевна?

А г н и я  С е р г е е в н а (удивилась). Скажите, пожалуйста, какой взрослый! Давно ли ты у меня упал с парты?

К и с л и ц ы н а. Агния Сергеевна, с парты он и теперь падает.

Б о р и с о в (неторопливо выговаривая каждое слово). В этом есть немалая доля преувеличения. (Помогает Кислицыной с лыжами.)

А г н и я  С е р г е е в н а. Дальше, дальше от меня, ребята, вы меня совсем заморозили. Зачем лыжи-то в комнату притащили. (Отстраняясь.) Дальше, говорю, палку.

Входит  А л е к с а н д р а  Р о м а н о в н а  Б у г р о в а.

Б у г р о в а. Сережа, что это значит? Первый раз вижу тебя в образе лыжника.

К р а е в (весело). Да, Санушка. Я как Илья Муромец: тридцать лет и три года сидел у печки (показывает), а на тридцать четвертом стал бегать на лыжах.

Б о р и с о в (глубокомысленно). Сергей Сергеевич, а разве в былинах есть такой факт, что Илья Муромец бегал на лыжах?

Смех.

Б у г р о в а. Жаль, что ты мне ничего не сказал. Может, я тоже бы с вами пошла.

К р а е в (ласково). Видишь ли, Санушка, нашему отделению поручили (показывает на Шабалина) выполнить тактическую задачу на местности. Ну как, Сократ Ильич, справились мы?

Ш а б а л и н. Ничего.

Н е с м е л о в а. А белые балахоны нам здорово пригодились.

Ш а б а л и н. Да, подходяще. Когда залегли в цепь, слились со снегом.

Л о б о в и к о в. Как?! Антоша, ты ложился на снег?!

А н т о ш а (весело). Да, папа. Мы лежали тихо, как зайцы.

Н е с м е л о в а. А потом поползли вместе с лыжами. Мне в рукава снег попал.

Л о б о в и к о в (Антоше). Ты хочешь схватить воспаление легких? (Краеву.) Что за дурацкая игра?

Н е с м е л о в а. Игнат Петрович, не беспокойтесь, я сама за Антошей следила. На снегу он лежал всего какую-нибудь минуту.

А н т о ш а. Папа, на войне же я все это стану проделывать сотни раз…

Л о б о в и к о в. Ты забыл, какое у тебя здоровье?

А н т о ш а (горячо). Папа, я сейчас здоров, как бык. Ты увидишь. Сегодня освидетельствование покажет.

Л о б о в и к о в (настороженно). Какое освидетельствование?

А н т о ш а (Александре Романовне Бугровой). Александра Романовна, вы сегодня нас станете осматривать?

Б у г р о в а (смотрит на часы). Непременно. (Громко ко всем.) Будущие призывники, прошу через полчаса в амбулаторию. (Одевается.) Агнеша, не забудь мою просьбу. (Уходит.)

Уходят Лобовиковы, расходится молодежь, прощаясь с Краевым.

К и с л и ц ы н а. До свидания, Сергей Сергеевич!

Н е с м е л о в а. Сергей Сергеевич, до завтра!

Б о р и с о в (прощается за руку). Всего доброго, Сергей Сергеевич. Очень вам благодарен. (Все подталкивают друг друга, давясь от смеха. Уходят.)

Остаются Краев, Шабалин и Агния Сергеевна.

А г н и я  С е р г е е в н а (нерешительно). Сережа, ты станешь сейчас работать?

К р а е в (ласково). Да, Агнеша.

А г н и я  С е р г е е в н а. У тебя еще много осталось сделать?

К р а е в. Я только начал, Агнеша.

А г н и я  С е р г е е в н а (делает вид, что поняла). Ну, до лета еще долго. Вместе когда-нибудь отдохнем. Хотя у меня будет масса хлопот с огородом… До свидания, голубчик.

Прощаются. Агния Сергеевна уходит.

К р а е в (Шабалину). Были в военкомате?

Ш а б а л и н. Был, утром.

К р а е в. Узнали?

Ш а б а л и н. Все в точности, как говорили.

К р а е в. Значит, мальчики могут подавать заявление прямо в училище?

Ш а б а л и н. Или через военкомат, все равно.

К р а е в. Спасибо, Сократ Ильич. (Тихо.) Письма нет на мое имя?

Ш а б а л и н. Пока нет.

К р а е в. Неужели откажут? Куда ты, скажут, тридцатипятилетний штафирка! Тебе ли тягаться с молодыми? (Беспокойно.) Только, Сократ Ильич, никому! Молчок!

Ш а б а л и н (осторожно). Вы и Александре Романовне не говорили?

К р а е в (вопрос ему неприятен). Конечно, нет. Зачем? Пока же полная неизвестность.

Ш а б а л и н (усмехнулся). Век живи, век учись.

К р а е в. Вы про что?

Ш а б а л и н. Не знал, что о таких вещах не советуются с женой. А я, между прочим, собираюсь жениться…

К р а е в (довольно резко). Когда женитесь и проживете с женой десять лет, поймете еще не это.

Ш а б а л и н. Возможно.

К р а е в (вдогонку). Как я сегодня на лыжах?

Ш а б а л и н. Лучше прошлого раза.

К р а е в (радостно). Вот видите! Может, во всем, что задумал, победа за мной?

Ш а б а л и н (уходя). Я лично во всем буду советоваться с женой.

К р а е в (смеется).

Вытащил на середину комнаты войлок от двери, улегся на спину и делает гимнастику, поднимает по очереди ноги. Кряхтит.

Тоже мне Илья Муромец!..

Перевернулся на живот и стал подниматься на локтях. Вдруг увидел под столом флажки, брошенные Александрой Романовной. Читает, что на них написано. Встает и стучит в стенку. Ответный стук. Вбегает  А н т о ш а.

А н т о ш а. Звали меня, Сергей Сергеевич?

К р а е в (показывает флажки). Это ты уронил?

А н т о ш а. Я не ронял.

К р а е в. А писал ты? (Читает вслух.) «Корпус, которым командует товарищ Краев». Что же ты меня подводишь? Ведь на смех поднимут, когда прочтут. Лучше заходи иногда в военный комиссариат, узнавай, нет ли мне письма. А про осмотр не забыл? (Смеясь.) Надеюсь, доктор найдет тебя годным?

А н т о ш а (развертывает грудь и плечи). Будьте спокойны.

К р а е в (серьезно). Отец успел сказать тебе что-нибудь?

А н т о ш а (уныло). Все то же. За университет, против военного училища. Да это неважно, Сергей Сергеевич. Запретить же он мне не может.

К р а е в (строго). Что ты хочешь этим сказать?

А н т о ш а (поник головой). Это верно. Мне было бы очень неприятно с ним так расстаться.

К р а е в (мягко). Ты прав, дружок.

А н т о ш а. Но ведь он не понимает…

К р а е в. Пожалуй, в этом виноват я.

А н т о ш а. Почему, Сергей Сергеевич?

К р а е в. Во-первых, ты нынче слишком мало бывал с отцом… он отвык жить твоими интересами. Во-вторых… Ладно, ступай на осмотр. (Подождав, пока Антоша уйдет, стучит в стенку.)

Входит  Л о б о в и к о в.

Л о б о в и к о в (подозрительно осматриваясь). А где Антон?

К р а е в. Ушел на осмотр.

Лобовиков быстро пошел к двери.

К р а е в. Куда ты, Игнат?

Л о б о в и к о в (неохотно). Я должен увидеть Александру Романовну.

К р а е в. Сейчас придет. Видишь, она забыла халат. Давай пока побеседуем.

Л о б о в и к о в. О чем, о ком?

К р а е в. О сыне.

Л о б о в и к о в. О каком «сыне»?

К р а е в (просто). О твоем. У меня-то ведь нет. Но твоего Антошу я люблю, как сына…

Лобовиков молча, с напряженным и злым лицом, подносит к лицу Краева фигу.

Не совестно, Игнат Петрович?

Пауза. Лобовиков продолжает держать на весу кукиш.

Человек ты умный. Охота тебе глупить? Человек ты добрый. Охота тебе злость на себя напускать? Сядь.

Усаживает Лобовикова на диван и становится к печке, прислонясь к ней спиной и заложив назад руки.

И еще я не понимаю: ты на германскую войну как пошел, сам или поневоле?

Л о б о в и к о в. Какое это имеет значение?

К р а е в. Вспомни, ты мне рассказывал: убежал из дому, записался добровольцем.

Л о б о в и к о в (резко). Какое это имеет значение? (Кричит.) А потом проклял! Проклял войну!

К р а е в (мягко). Да, потом ты устал. Или струсил.

Л о б о в и к о в (возмущенно). Струсил?!

К р а е в (удовлетворенно смеется). Вот видишь. А не хочешь понять Антошу, который намерен учиться профессионально защищать страну, причем свою, не царскую.

Л о б о в и к о в (идя к двери). В проповедях не нуждаюсь.

К р а е в. Игнат Петрович!

Л о б о в и к о в. Ну, что тебе?

К р а е в. Скажи, что накипело. Легче помиримся.

Л о б о в и к о в. Никогда! Я три года (задыхаясь)… стрелял и гнил заживо. Я почти умер. Но я нашел в себе силы для жизни. Тебе это ясно? Я нашел жену. Потерял ее. Один как перст (поднимает палец) воспитал сына. Еще выучил сотни детей. Неужели я поступил плохо? А ты бессовестно хочешь его отнять. За что? Тебе это почти удалось. Еще бы, ты краснобай, я знаю. Это ведь очень просто. Увлек сказками, рассказал басенки из истории, разжег мальчишку подвигами…

К р а е в. Это все плохо?

Л о б о в и к о в. Не знаю. Может быть, хорошо. Для других. Но не для моего сына. Как ты не понимаешь, что я хочу его сохранить?

К р а е в. Сохранить для себя.

Л о б о в и к о в (топнул ногой). Нет, для жизни! Он больше принесет пользы жизни, чем смерти! Я всегда надеялся видеть его ученым… или учителем, как я сам…

К р а е в. Думаешь, я этого не хочу?

Л о б о в и к о в (удивлен). Как так?

К р а е в (горько). Вот так. Ни Антон, ни его друзья не успеют стать ни учеными, ни врачами, ни артистами, ни учителями. Им осталось не больше года, чтобы стать воинами. И лучше, если они научатся ими быть. Понял?

Л о б о в и к о в (смотрит на Краева во все глаза). Ну, ты и демагог! Лучше всех знаешь, что будет война и всех на нее заберут?.. Да за такие слова!.. (Внезапно ему приходит в голову.) А если ты убежден — так что же ты сам не в армии, белобилетник?

Входит  А л е к с а н д р а  Р о м а н о в н а  Б у г р о в а. Лобовиков увидел ее, растерялся, пытается заступить дорогу, что-то сказать.

Б у г р о в а (нетерпеливо). Ну, туда или сюда?

Лобовиков отступает на шаг в коридор и стоит в нерешительности. Дверь закрылась перед его носом.

Забыла халат… (Снимает с гвоздя белый халат.) А ты что такой? Лобовиков что-нибудь?

К р а е в. Ерунда.

Б у г р о в а (секунду колеблется). Сережа…

К р а е в (внимательно смотрит на нее). Нас можно сегодня поздравить, Санушка?

Б у г р о в а (радостно). Не забыл! (Обнялись. Тишина.)

К р а е в (улыбаясь). Сознайся, нарочно халат оставила?

Б у г р о в а (тихо). Пускай! (Нежно вглядывается в его лицо.) А ты похудел…

К р а е в (смеется). Вот что значит два раза пробежаться на лыжах! Ничего, привыкну.

Б у г р о в а (медленно пошла к двери, с порога робко). Агнеша говорила тебе о Волге?

К р а е в (удивлен). О Волге?

Жена ушла. Из коридора слышится взволнованный голос Лобовикова: «Александра Романовна!» Краев подошел к столу, зажигает свет. Сел, задумавшись. Вдруг слышатся быстрые шаги. Вбегает  А л е к с а н д р а  Р о м а н о в н а  Б у г р о в а…

К р а е в (весело). Опять халат забыла?

Б у г р о в а. Ты знаешь, о чем он меня просил? Чтобы я дала заключение, будто Антон непригоден к военной службе!

Дверь распахивается, появляется взъерошенный  Л о б о в и к о в.

Б у г р о в а. Уходите!

К р а е в. Игнат Петрович, ты, наверно, хочешь сказать, что она не так тебя поняла?

Стук в дверь.

Л о б о в и к о в. Александра Романовна! Сергей Сергеевич! Если Антоша… (Умоляюще.) Вы ему ничего…

Г о л о с  А н т о ш и. Сергей Сергеевич, можно?

К р а е в. Можно, Антоша.

А н т о ш а (входит). Александра Романовна, все собрались. И потом, мы не знаем, где рейка для измерения роста… Папа? Ты меня ищешь?

Б у г р о в а (уже спокойнее). Идем, Антоша.

Уходят. Лобовиков и Краев одни.

Л о б о в и к о в. Пока не поздно… Отсоветуй Антоше идти в училище! (Краев молчит.) Мы бы с тобой гордились им… Он такой способный! Для любой мирной профессии!

К р а е в (просто). Верно, верно, Игнат. Если бы не наступала на пятки война… Неужели ты хочешь, чтобы он ничего не умел, когда она начнется?

З а н а в е с.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Большая светлая комната. Это учительская. Одна половина ее напоминает приемную врача: пианино, мягкие кресла, на круглом столе газеты. В другой половине — шкафы с книгами и физическими приборами, в углу гигантский глобус, на подоконниках тоже приборы: электростатическая машина с большими стеклянными дисками и блестящими металлическими шарами, воздушный насос и стеклянный колпак для опытов с разреженным воздухом, ртутный барометр и др.

Морозный солнечный день. В комнате тихо, тепло, топится кафельная, ослепительно белая печь. Дверь в коридор открыта, слышно, как в соседних классах идут уроки. На пороге стоит  О л ь г а  С е м е н о в н а  Б о р и с о в а  и внимательно слушает, как  А н н а  З а х а р о в н а  К о с т и н а, выметая сор и смотря вниз под ноги, говорит сама с собой.

А н н а  З а х а р о в н а. Сколько раз говорила: нравится он тебе, ну и отбивай. Чем ты ее хуже? Ты моложе. Так ей и надо, гордячке. Ух, я бы на твоем месте… Метлой бы ее под хвост, метлой! (Так увлеклась, что, только задев веником по ногам Ольги Семеновны, ахнула и выпрямилась.) Фу-ты, прямо даже испугалась.

Б о р и с о в а (строго). Ничего. Добрый день. Перемены еще не было?

А н н а  З а х а р о в н а. Скоро уж. В двенадцать.

Б о р и с о в а. Разрешите? (Направляется к креслам.)

А н н а  З а х а р о в н а (неодобрительно). А вам кого?

Б о р и с о в а. Учащегося Борисова знаете?

А н н а  З а х а р о в н а (показывая рукой на аршин от пола). Небольшого роста, вежливенький такой? Так вы его мамашенька будете, агрономша?

Б о р и с о в а. Во-первых, он не «такой» (показывает), во-вторых, не агрономша, а агроном.

А н н а  З а х а р о в н а (несколько опешив). Так.

Б о р и с о в а. Школьный врач придет сюда в перемену?

А н н а  З а х а р о в н а (начинает опять мести, сердито). Неизвестно.

Б о р и с о в а. А где врач сейчас?

А н н а  З а х а р о в н а. Неизвестно.

Б о р и с о в а. Как мне найти ее квартиру? (Направляется к двери.)

А н н а  З а х а р о в н а (не вытерпев). А вам для чего?

Борисова ушла не ответив.

Анна Захаровна берет со стола звонок и идет звонить. Она долго и ожесточенно звонит, то удаляясь по коридорам, то опять приближаясь; вдалеке возникает шум голосов и топот ног. Это освобождаются от занятий классы один за другим, и школьники рассыпаются по коридорам и лестницам. Кто-то стремглав бежит по направлению к учительской. Дверь открывается — и неторопливо входит с папкой для нот старуха  Т а н н е н б а у м. Танненбаум усаживается за стол и берет газету. Входит  А н н а  З а х а р о в н а.

А н н а  З а х а р о в н а (увидев Танненбаум). Уже здесь? Скоро отзанимались, Ангелина Францевна.

Т а н н е н б а у м (спокойно). Звонок был.

А н н а  З а х а р о в н а (ставит перед ней на стол звонок). Вы сегодня за председателя.

Т а н н е н б а у м (тревожно). Я? Разве сегодня собрание? (По-русски говорит правильно, звонким молодым голосом.) Тогда я уйду. (Хочет подняться.)

А н н а  З а х а р о в н а (успокаивает). Сидите. Это я так. Эк напугали вас собраниями.

Т а н н е н б а у м. Нет. Но я не умею быть председателем.

А н н а  З а х а р о в н а (мешает кочергой в печке, ворчит про себя). Научишься.

О б р а з ц о в (столкнувшись в дверях с  Ф е р а п о н т ь е в ы м). Позвольте.

Ф е р а п о н т ь е в. Пожалуйста, пожалуйста, Николай Николаевич.

Образцов проходит строгий, прямой, неся две лейденских банки. За ним, отдуваясь, спешит Ферапонтьев, нагруженный географическими картами, навернутыми на палки, длинной указкой и большим атласом.

Ф е р а п о н т ь е в (не успев дойти до окна, где Образцов уже разместил свои приборы). Николай Николаевич, это ведь мое окно.

О б р а з ц о в. Откуда вы взяли?

Ф е р а п о н т ь е в. Ей-богу, мое, вот и глобус стоит.

О б р а з ц о в (презрительно выпятив кадык). Напрасно вы его здесь поставили, я еще вчера вам хотел сказать. Вы же знаете, что у меня нет физического кабинета. Я безрезультатно хлопотал целый год, меня поместили в учительской, а теперь и здесь хотят стеснить. Нет, нет, на это я не пойду. Я попрошу вас, Степан Кондратьевич, ни в коем случае не занимать окно и угол. Ставьте свои карты за шкаф.

Ф е р а п о н т ь е в (жалобно). А глобус?

О б р а з ц о в. На шкаф.

Ф е р а п о н т ь е в (раздражаясь). Как же я на шкаф-то полезу?

О б р а з ц о в. Попросите учащихся (показывает на дверь, в которую в этот момент входит  К р а е в, А н т о ш а  Л о б о в и к о в  и  Б о р и с о в).

Б о р и с о в (солидным тоном). Еще к вопросу о тысяча восемьсот двенадцатом годе. Если мне не изменяет память, военный совет в Филях заседал днем, а не вечером.

А н т о ш а. Но уже во вторую половину дня. Правда, Сергей Сергеевич?

К р а е в. В четвертом часу.

Ф е р а п о н т ь е в. Ну-ка, ребята, помогите-ка мне его туда.

Антоша и Борисов поднимают на шкаф глобус, причем маленький Борисов и в эту минуту полон достоинства.

Легче. Легче.

А н т о ш а (со стула). А сколько времени он заседал, Сергей Сергеевич.

К р а е в. Час с небольшим. И уже в остальные часы Кутузов ни с кем не сказал ни слова.

А н т о ш а. Наверно, не ел, не пил?

К р а е в (улыбаясь). Не знаю. Не спал, это верно. (Понизил голос.) Он плакал ночью. Многие в избе это слышали. Представляете? Хитрый, прожженный старик царедворец спокойно принял историческое решение, распорядился жизнью тысяч людей, а ночью лежит, глядит в темноту и плачет своим единственным глазом. Вот это, если хотите, воля и судьба полководца.

А н т о ш а. Ох, Сергей Сергеевич. Он же еще тогда потерял Багратиона…

О б р а з ц о в (неприятным голосом). Мне кажется, эта комната предназначена для отдыха педагогов.

К р а е в. Извините! Мы заговорились. Марш, марш!..

Ф е р а п о н т ь е в. Ничего, ничего, разговаривайте. (Образцову.) Это вы просто голодны, Николай Николаевич, оттого и злитесь. Пойдемте, позавтракаем. (Уходят).

Антоша и Борисов смеются. Краев укоризненно качает головой. Танненбаум читает газету, закусывая бутербродом.

А н т о ш а (осторожно). Сергей Сергеевич, я вот что хотел вас спросить. Вы замечательно рассказывали о Кутузове, о Суворове. Интересно, что мы с ним (показывает на Борисова) сначала решили стать командирами, а потом уж узнали от вас об исторических полководцах… А вот вы…

К р а е в (удивленно). Не понимаю.

А н т о ш а. Вы же обо всем раньше знали… (Мнется.) Ведь правда, не только это на вас подействовало?

К р а е в (раздраженно). Опять ты говоришь не прямо и ясно, как я тебя просил, а дурацкими намеками… Борисов…

Б о р и с о в (мрачно). Он идиот. Ему кто-то напел, и я знаю кто, что вы якобы захотели быть (взглянув на Танненбаум и шепотом, почти одними губами) полководцем…

А н т о ш а. Что ты врешь! Я же этого не думаю…

Б о р и с о в. Ну, за тебя думают.

Антоша покраснел, заметался, хочет возражать.

К р а е в (посуровел). Подождите. Кто это может думать, когда никто, кроме вас и Шабалина, вообще ничего не знает?

А н т о ш а (умоляюще). Сергей Сергеевич! И не узнает…

Б о р и с о в (уничтожающе смотрит на Антошу). Эх, ты! (Краеву.) Нам с ним вчера не повезло. Я на осмотре оказался недомерком, а он проболтался о вас отцу.

К р а е в. Игнату Петровичу?

А н т о ш а (в отчаянии). Сергей Сергеевич! Это не так. Это не так…

К р а е в. Что — не так? (Борисову.) Ты ошибся? (Антоше.) Ты ничего не сказал?

А н т о ш а (опустив голову). Сказал. (Пауза.) Сергей Сергеевич, можно мне объяснить?

К р а е в. Говори.

А н т о ш а (тихо). Папа меня спровоцировал. Он стал называть вас… трусом, стал говорить, что вы сами небось не пошли в армию… что вы…

К р а е в (насмешливо). Белобилетник?.. Загребаю жар чужими руками?..

А н т о ш а. Да. Ну ясно, что… (с усилием) я не вытерпел и сказал, что это неправда, что вы, наоборот, подали заявление… (Осекся, взглянул на Танненбаум.)

К р а е в. Так. Теперь, значит, я завишу от Игната Петровича. Спасибо. (Не глядя на Антошу.) Ступай.

А н т о ш а. Сергей Сергеевич, он мне обещал никому не говорить… Я ему сказал, что, пока не пришел ответ, вы не хотите…

К р а е в. Ступай… адъютант.

Антоша понуро идет к выходу. Борисов приближается к Краеву.

К р а е в (Борисову). Ты хочешь мне что-то сказать? (Антоша обернулся.) Ступай, ступай.

Антоша идет и встречается в дверях с  Л о б о в и к о в ы м.

Л о б о в и к о в. Ты здесь?

А н т о ш а. Папа, ты помнишь?.. Ты дал мне слово…

Л о б о в и к о в. О чем ты? А-а… (Краеву, насмешливо.) Я, собственно, не понимаю, почему тебе надо скрывать. Чего ты боишься?

К р а е в. Я ничего не боюсь. Боишься ты.

Л о б о в и к о в. Интересно, чего?

К р а е в. Спроси Александру Романовну. (Пауза.)

Л о б о в и к о в (понизив голос). Ты же обещал… (Оглядывается на Антошу.)

К р а е в (Антоше). Ты еще не ушел?

Антоша уходит.

К р а е в (Лобовикову). Можешь быть спокоен. Он не будет больше ходить ко мне.

Б о р и с о в (выступая вперед). Сергей Сергеевич, можно мне сказать?

К р а е в. Учащийся Борисов, эта комната предназначена для отдыха педагогов.

Борисов по-военному поворачивается и идет к двери.

К р а е в (Лобовикову). Что ты хотел мне сказать?

Лобовиков не успевает ответить. Раньше чем Борисов вышел, в учительскую входят  м а т ь  Б о р и с о в а, А л е к с а н д р а  Р о м а н о в н а, О б р а з ц о в  и  Ш а б а л и н, мирно беседуя.

Б о р и с о в (удивленно). Мама?

Б о р и с о в а. Сейчас. (Шабалину и Образцову.) Вы понимаете, какой странный случай. Мой сын хочет поступить осенью в артиллерийское училище, между тем вчера выяснилось, что ему не хватает сколько-то там сантиметров до установленного роста.

Ш а б а л и н. Да, я знаю. Что же вы хотите?

Б о р и с о в а. Я хочу, чтобы это не принимали в расчет при направлении в училище.

Ш а б а л и н. При направлении — хорошо, но как отнесутся там, на приеме?

Б о р и с о в а. Я сорок пять лет прожила на свете, не зная, что маленький рост — такой большой недостаток. Я знаю: отбор, строгие правила и т. д. Но ведь следует принимать во внимание и желание поступающего.

Ш а б а л и н. Да у нас половина всех мальчиков выражает желание. Вот, например, его сын (указывает на Лобовикова).

Б о р и с о в а (к Лобовикову с живостью). Ваш сын тоже поступает в военную школу? А как его фамилия?

Л о б о в и к о в (неохотно). Лобовиков.

Б о р и с о в а. Антоша? Это лучший друг моего сына. Позвольте познакомиться: Ольга Семеновна Борисова. Наверно, слышали от Антоши.

Л о б о в и к о в. Лобовиков.

О б р а з ц о в (Борисовой). Мы хорошо знаем вашего сына и его друга Антона Лобовикова. Это энергичные юноши. Со здравым смыслом и в то же время уже со своей целью в жизни. Я думаю, что они достигнут цели, даже, так сказать, наперекор природе.

Б о р и с о в а. Очень приятно. Я уверена, что за лето он еще подрастет. Папа у него высокий.

Б о р и с о в. Мама!

Оба они стоят рядом, похожие друг на друга. Аккуратные, в пиджачках, небольшого роста.

Б о р и с о в а. А что особенного я сказала? Занимайся больше физической культурой. Тебе помогут (кивает на Шабалина). Смотри, помни, минимум пять сантиметров.

Б о р и с о в (серьезно). Мама, я сделаю все возможное.

Все смеются, кроме Лобовикова.

Б о р и с о в а. Я агроном, почти все время провожу в разъездах, к сожалению, я не бываю в школе и не знакома с вами, но знаю о вас очень много (шепчет что-то сыну).

Б о р и с о в (Краеву). Сергей Сергеевич, мама хотела познакомиться с вами и поблагодарить вас.

К р а е в. За что, помилуйте.

Б о р и с о в а (восхищенно на него смотрит). Так вот вы какой, Сергей Сергеевич! Нет, нет, вы со мной не спорьте. Скажу вам одно: я во всем полагаюсь на вас. До свидания! (Прощается с ним за руку. Остальным.) До свидания, товарищи! (Александре Романовне.) Наверное, вы гордитесь своим мужем?

Б у г р о в а (улыбаясь). Еще бы!

Б о р и с о в а. Пойдем, Борис. (Уходят.)

К этому времени в учительской все в сборе: пришли  К о с т и н а, Ф е р а п о н т ь е в.

О б р а з ц о в. Боевая женщина. Что же вы сплоховали, Сергей Сергеевич? А? (Смеется.) Испугались Александры Романовны? Смотрите, как вас благодарят и хвалят. Но вы заслужили. Вы действительно молодец. Я помню, в седьмом классе это были в сущности шалопаи. (Лобовикову.) Простите, Игнат Петрович, но ведь я помню, каким тогда был Антоша… (Краеву) и каким он стал теперь, благодаря вам. Вы замечательный педагог, не так ли? (Случайно обратился за подтверждением слов к Лобовикову.)

Л о б о в и к о в (иронически). Кто — я замечательный?

О б р а з ц о в (сдержанно). Ежели вы серьезно, то я вам скажу, Игнат Петрович: я вас считаю очень хорошим преподавателем. Но Сергей Сергеевич педагог по призванию, он точно родился для того, чтобы быть педагогом.

Л о б о в и к о в (вызывающе). А я?

О б р а з ц о в. А вы, кажется, сначала пошли в офицеры.

Неловкая пауза.

(Ко всем.) Может быть, я сказал бестактность?

Л о б о в и к о в (мрачно). Почему? Это все знают. Я бывший прапорщик мировой войны, потерявший на ней здоровье, силы, спокойствие, и меня надо за это всю жизнь поносить.

О б р а з ц о в. Простите, я вас не поносил, наоборот…

Л о б о в и к о в. Дайте мне договорить. А его вы, наверное, станете хвалить даже тогда, когда этот прирожденный педагог улизнет из школы. Я уверен, что он удостоится необыкновенных похвал за эту авантюру или за эту глупость.

Все приходят в волнение.

К о с т и н а. Да вы… про кого?

О б р а з ц о в. Я не понимаю. Объяснитесь, Игнат Петрович.

Лобовиков молчит.

К р а е в. Что же ты, договаривай.

Л о б о в и к о в. Не беспокойся. Пока еще не скажу.

К р а е в. Нет? Ну так я сам скажу. Анна Захаровна, сколько еще минут до звонка?

А н н а  З а х а р о в н а. Двадцать минут.

К р а е в. Пожалуй, хватит. (Оглядев всех.) Раз уж дело пошло на откровенность, я скажу о том, о чем еще некоторое время хотел молчать… Спокойно, Игнат Петрович. Речь пойдет только обо мне. (Образцову.) Мне очень грустно, Николай Николаевич, что я должен разочаровать вас. Вы назвали меня сегодня педагогом чуть ли не от рождения. (Пауза.) А я вот — решил переменить профессию.

Тишина.

О б р а з ц о в. Переменить что, Сергей Сергеевич?

К р а е в. Профессию педагога на другую профессию. Вам может показаться (усмехнулся), что она мне подходит, как корове седло, тогда, очевидно, вы надо мной посмеетесь. (Пауза.) Я хочу стать военным.

О б р а з ц о в. Простите, как?

К р а е в. Хочу стать военным.

Б у г р о в а. Военным историком, Сережа?

К р а е в (мягко). Нет, Санушка, просто военным. Ну, командиром, если хочешь. Для этого поступить в военное учебное заведение.

О б р а з ц о в. Вы шутите, Сергей Сергеевич?

К р а е в. Нет.

Ф е р а п о н т ь е в (захохотал). Здорово! Вот отмочил!

К р а е в (с некоторым раздражением). Я не шучу!

О б р а з ц о в (осторожно). Позвольте вас спросить, Сергей Сергеевич, вы что-нибудь уже предприняли?

К р а е в. Да, я подал заявление.

Б у г р о в а. И я ничего не знала! Сережа!

К р а е в (ласково). Это ничего, Санушка. (Помолчав.) Я жду ответа.

Б у г р о в а. Молчал, скрывал от меня!..

А г н и я  С е р г е е в н а. Сережа, я что-то не понимаю. Плохо я понимаю, что ты затеял.

К р а е в. Я после тебе объясню, Агнеша.

А г н и я  С е р г е е в н а. Ты хочешь бросить все, в чем я тебе помогала? Забыл?

К р а е в. Помню, Агнеша. Спасибо тебе.

А г н и я  С е р г е е в н а. Значит, все зря…

К р а е в (несколько нетерпеливо). Почему, Агнеша? (Ко всем.) Неужели все осуждают мой поступок? (Жестко.) Вам что, не нравится Красная Армия? Плохое место? Плохое занятие?

О б р а з ц о в (мягко остановил его). Сергей Сергеевич, вот здесь вами управляет горячность.

К р а е в. Я мог таким образом истолковать ваше неодобрение.

О б р а з ц о в. Сергей Сергеевич… Наше неодобрение — по крайней мере, я говорю за себя — следует как раз из огромного уважения к Красной Армии…

К р а е в. Ну, стало быть, неуважение ко мне… Значит, вы думаете, что я ее опозорю?

О б р а з ц о в. И это не так…

Л о б о в и к о в. Почему же не так. А по-моему близко. Интересно, много ли в Красной Армии найдется поповичей.

К о с т и н а. Кого? Кого?

Л о б о в и к о в. Что, вы не знаете, что Краев из духовного сословия? Недоверие к нему, я считаю, вполне законное.

Общий шум. Все говорят разом. Агния Сергеевна пытается говорить — ее не слышно. Наконец, Танненбаум неожиданно встает и звонит в колокольчик, положенный перед ней Анной Захаровной в начале перемены. Шум утихает.

Т а н н е н б а у м. Друзья мои. Нельзя так шуметь. Вы же не дети… Тише! (Еще раз звонит.) Говорите, Агния Сергеевна. (Садится.)

А г н и я  С е р г е е в н а. Сережа, позволь мне сказать насчет поповского рода.

К р а е в. Подожди, Агнеша. Пожалуйста, продолжай, Игнат Петрович.

Л о б о в и к о в (угрюмо). Я кончил.

К р а е в (Образцову). Вы согласны с ним, Николай Николаевич?

О б р а з ц о в (горячо). Я? Ну, что вы, Сергей Сергеевич!

К р а е в. Спасибо. В таком случае…

А г н и я  С е р г е е в н а. Дадут ли мне, наконец, слово?! Я хочу сказать о себе. Я за себя оскорбилась.

О б р а з ц о в. Мы просим вас, Агния Сергеевна. Поверьте, что мы все глубоко уважаем вас.

А н н а  З а х а р о в н а. Интересно.

К о с т и н а. Что ты, мама?

А н н а  З а х а р о в н а (злорадно показывая на Агнию Сергеевну). Да вот… сестрица-то твоего… (кивает на Краева) на матушку… ведь, на матушку училась!

Легкий смех.

Л о б о в и к о в (ко всем). Она хочет сказать, что в Епархиальном учились поповские дочки, чтобы выйти потом за попов.

А г н и я  С е р г е е в н а (оттеснив его, гневно ко всем). Значит, вы хотите знать, правда ли, что мы из духовных? Еще бы неправда, когда нашего отца вся волость знала. Прямо дыхание у мужиков захватывало, какое имечко младенцу выберет: Философ, Платон, Лукиан, Олимп…

Л о б о в и к о в. Таких и имен-то в святцах нет.

А г н и я  С е р г е е в н а. Нет в святцах? Голубчик, кому лучше знать? Ты или я в Епархиальном училась? (Смех.) Мой отец деревенский дьячок, а выходит — образованней тебя. Вот его он любил (показывает на Краева). Когда отца хоронили, пятеро сидели на печи и ревели, зачем отцовские сапоги Сережка надел. Вот уж действительно, и за гробом любимчик. А я и вовсе была счастливица, жила в городе. Правильно, Игнат Петрович (кланяется в пояс Лобовикову). Верно сказал, на матушку, на попадью обучалась. Только вот почему-то ни один поп замуж не взял. То ли приданым не угодила, то ли красой не вышла — уж и не знаю. Так в учительницы и пошла. Надо вам сказать, теперь не жалею. Бог с ним, с попом! (Смех.) Сорок лет учу, и никто не попрекнул, кроме тебя. Может, вам интересно, как меня в Епархиальное приняли? Отец всех своих куриц продал, да полгода не пил, и привез благочинному подрясник в день ангела… Взял, спасибо ему, определил меня в училище. Нехудо бы тоже спросить, как я шестерых выкормила и выучила, когда отец помер. Этого к себе взяла (кивает на Краева), других рассовала туда-сюда. Двое, правда, не выжили. Мне-то на свою жизнь грех жаловаться. Сережа меня любит. И вы как будто пока уважаете. Не может этого быть, чтобы меня обидели или вот его… Как хотите, а я не верю. Ну, не обессудьте, если что лишнее сказала… (Садится на место.)

Костина молча подходит и целует ее. Ш а б а л и н  подошел и одобрительно крякнул. Образцов поцеловал руку. Ферапонтьев — тоже и галантно шаркнул. Танненбаум обняла.

К р а е в. Спасибо, Агнеша. Хоть и не очень кстати, а хорошо сказала. Я тоже не верю, что кто-то нас может обидеть.

Ш а б а л и н (вопросительно к Танненбаум, сидящей с видом настоящего председателя). Можно мне? (Та кивает.) Действительно, был такой дьячок в нашем уезде… Как же, помню. Меня Сократом назвал. (Все смеются.) А теперь о нем (показывает на Краева). Могу одно сказать. Это человек настоящий. Чего он хочет, того добьется. Я проверил на своем деле. Возьмем турник. Или параллельные брусья. Месяц назад он на них глядел, как баран на новые ворота. Как загремят, так и вздрогнет. А нынче всклепку выполняет. Упражнение, доложу я вам, высокой трудности. Вот вам и учителишка. Нет, будьте спокойны, товарищи. Не знаю, как дальше, а средний командир из него уже получился. Вот все, что я хотел сказать.

К р а е в (улыбаясь). Молодец.

Ф е р а п о н т ь е в (ворчит). Эх, Сократ. Почему тебя еще не сократили? Вот, ей-богу, лишняя должность.

О б р а з ц о в. Помолчите, Степан Кондратьевич. Со своей точки зрения Сократ Ильич прав. Кроме того, я понимаю и верю, что Сергеем Сергеевичем руководят самые лучшие чувства. Мне только кажется, что Сергей Сергеевич делу обороны окажет не меньше пользы, воспитывая наше юношество в таком (подбирает слово), в таком патриотическом духе. Мы сами свидетели того, что почти половина десятого класса, где он классным руководителем, идет в военные школы. Разве это не убеждает вас, Сергей Сергеевич?

К р а е в (отрывисто). Это меня убеждает еще кое в чем. Я живой человек. Когда все эти молодые люди, к которым я привязался, стремятся в Красную Армию, думаете, мне не обидно от них отставать?

Л о б о в и к о в (насмешливо). О чем же ты раньше думал?

К р а е в. Разве уж я такой пожилой человек? Тридцать три года… Пусть это середина жизни. В таком случае, я хочу переломить свою жизнь по самой ее середке. (Лобовикову.) Ты спросил, о чем же я раньше думал. О том же, о чем думали и продолжают думать все люди нашей страны. Они хотят строить мирную жизнь, и, если им помешают, они себя защитят. Так вот, я хочу приложить к обороне и свою руку. Я еще молод, здоров, у меня есть силы, и я слишком активная натура, чтобы быть обороняемым, а не обороняющимся. Война близка, и не скрою от вас: я уже авансом увлекся тем, что может мне скоро пригодиться. Надеюсь, за это вы также меня не осудите? Надеюсь также и на то… (С досадой.) Звонок!

Пронзительно звенит звонок. Перемена кончилась. Анна Захаровна ожесточенно звонит, удаляясь по коридору. Все начинают собираться.

О б р а з ц о в (приветливо Сергею Сергеевичу). Итак, до следующей перемены, Сергей Сергеевич.

К р а е в. Пожалуй, на сегодня хватит.

О б р а з ц о в (пожав плечами). Как хотите. (Уходит.)

Агния Сергеевна собирает книги. На диване сидит безучастно Санушка. Шабалин стоит у двери. Костина в нерешительности.

Ш а б а л и н (Костиной). Пойдем, Вера.

К о с т и н а. Сейчас. (Подходит к Краеву.) У меня странное ощущение. Я не знаю, правы ли вы. Но вы сказали — переломить жизнь на середине. Я все относилась к вам, как к старшему. Много старше меня. Я же у вас училась. А теперь мне вдруг показалось, что вы мой сверстник…

Смущенная, убегает из комнаты. Агния Сергеевна, сердито тряся головой, идет за ней. Александра Романовна Бугрова, при первых же ее словах, встала и медленно приближается к ней и к Краеву. Затем резко повернулась, уходит.

Пауза.

К р а е в (грустно Шабалину, все еще стоящему у двери). Ну вот, выходит, свое первое же сражение я проиграл.

Ш а б а л и н (убежденно). Ты его выиграл, Сергей Сергеевич.

З а н а в е с.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Комната Краева. Вечер. Горит лампа. К р а е в  стоит на коленях перед печкой и с увлечением раздувает огонь. А л е к с а н д р а  Р о м а н о в н а  Б у г р о в а  прислонилась к двери и смотрит на его усердные действия.

Б у г р о в а (безразличным тоном). Березовые?

К р а е в. Были когда-то березовыми… Какой черт с них содрал бересту? Такие голые, такие мокрые, что… (Дует в печку изо всех сил.)

Б у г р о в а. Я давно заметила, что Анна Захаровна сдирает с чужих дров бересту себе на растопку.

К р а е в (не слушая). Санушка, помоги же мне. (Александра Романовна быстро идет, становится рядом с ним на колени. Оба дружно дуют в печку. Наконец Краев выпрямился.) Загорелись!

Б у г р о в а (поднимаясь). А что вдруг тебе загорелось топить сегодня? Всю зиму, наоборот, увиливал.

К р а е в. Догадайся.

Б у г р о в а (быстро). Может быть, ты… (Замолчала.)

К р а е в (улыбаясь). Что?

Б у г р о в а (нерешительно). …Вообще решил иначе что-нибудь?

К р а е в (пристально смотрит на нее). А ты этого хотела? (Пауза.)

Б у г р о в а. Теперь не знаю.

К р а е в. Это что-то новое.

Б у г р о в а (покачав головой). Старое.

К р а е в (пренебрежительно). А, тогда…

Б у г р о в а. Конечно! Ты с особенным удовольствием расплевываешься сейчас со всем старым.

К р а е в. Уж и со всем. Что ты имеешь в виду?

Б у г р о в а. Себя, Агнию, твоих друзей, твою учительскую работу, всю нашу с тобой жизнь. Мало?

К р а е в. Санушка, ответь мне, пожалуйста. Ты против только потому, что обижена на меня, зачем я тебе ничего не сказал, или действительно думаешь, как некоторые, что я это зря затеял?

Б у г р о в а. Как некоторые! Решительно все, в том-то и дело. Одно это могло на меня подействовать.

К р а е в. Это правда. Могло подействовать так, что ты обозлилась бы на всех за меня, а не на меня за всех.

Б у г р о в а. Это могло быть в том случае, если бы ты ничего не скрывал от меня.

К р а е в. Санушка, пойми: вдруг бы ты каждый вечер всю эту зиму пилила меня, убеждала, спорила, приставала!.. Что бы это была за жизнь!

Б у г р о в а. А теперь?

К р а е в (улыбаясь). Сейчас ты растерялась немного от неожиданности, но дело уже сделано, думаю, что скоро привыкнешь к мысли увидеть меня военным.

Б у г р о в а (преувеличенно громко смеется). Ой, не могу…

К р а е в (хмуро). Опять.

Б у г р о в а. Не нравится? А вот так над тобой все смеются.

К р а е в. Позволь тебе не поверить.

Б у г р о в а. Даже войско твое и то начало сдавать. Бойцы выглядят весьма сконфуженными.

К р а е в. Это ты про кого?

Б у г р о в а. Антоша ходит, повесив нос. Борисов и прочие тоже не лучше. Что поделаешь (декламирует): «Другие ему изменили и продали шпагу свою»…

К р а е в. Ну, что ж. Зато у тебя настроение боевое.

Б у г р о в а. Еще бы, начинаем новую жизнь! (Пошла к двери.)

К р а е в. Ты еще зайдешь сегодня?

Б у г р о в а. Не знаю.

К р а е в. Приходи. Сегодня будет тепло. Авось сердце у тебя оттает, Санушка…

Б у г р о в а. Ты так мне и не сказал, почему печку топишь.

К р а е в. Ах да, что́ с печкой? (Нагнулся, открыл дверцу.) Горят вовсю!

Бугрова заинтересовалась, подходит, заглядывает в печку. Краев делает неловкую попытку обнять ее.

Санушка…

Б у г р о в а (делает резкое движение). Оставь! (Уходит.)

Краев остался один. Стоит посередине комнаты. Присел на корточки — около печки, смотрит на огонь. Поднялся, пошел к столу, передвигает его от окна к печке. Перенес лампу. Разложил бумаги, сел за работу. В дверях появилась  А г н и я  С е р г е е в н а. В руках у нее какой-то небольшой сверток. Краев ее не видит.

А г н и я  С е р г е е в н а. Сережа!

К р а е в (обрадовался, вскочил). Агнеша! Ну, замечательно, что ты пришла. Раздевайся. (Помогает ей снять пальто.)

А г н и я  С е р г е е в н а. Я не помешаю? Ты, кажется, собрался работать?

К р а е в. Наоборот, я страшно рад тебе. Ты озябла? Устала? Садись скорей, грейся. (Тащит ее к печке.)

А г н и я  С е р г е е в н а. Не озябла и не устала. Вокруг дома ведь только обошла, из одних сеней да в другие. (Садится.) Посидеть, что ли, на твоем прежнем любимом местечке. (Оглядывается на стол, к которому села спиной.) Значит, ты опять переехал к печке, вспомнил, как раньше любил погреться. И печку сам затопил.

К р а е в (смущенно смеется). Печку я затопил для Игната Петровича. Пусть отойдет соседушка, довольно ему на меня сердиться. Блудный сын к нему вернулся… Да и я (показывает на печку) презрел на сегодня суворовские принципы…

А г н и я  С е р г е е в н а. А я тебе, Суворов, что-то принесла. Как раз по твоей специальности. (Неторопливо развертывает.)

К р а е в. Что же это? Клюшка, что ли? У меня есть кочерга настоящая. Кстати… (Мешает кочергой в печке.)

А г н и я  С е р г е е в н а. Нет, не то. (Улыбается. Развернула, вертит в руках что-то блестящее.)

К р а е в. Что это?

А г н и я  С е р г е е в н а. Не узнал? Твоя детская сабелька. Она у меня сейчас вместо разрезательного ножа для книг.

К р а е в (бледнея от обиды). Ты… нарочно?

А г н и я  С е р г е е в н а. Что, Сережа?

К р а е в. Нарочно мне принесла… Значит, тоже… смеешься…

А г н и я  С е р г е е в н а (испуганно). Что ты, голубчик… Разве я для смеху. Что ты! Я думала тебе приятное сделать. Я вчера перед сном взяла ее в руки и вспомнила, как ты ею размахивал, на Вильгельма хотел войной идти. Помнишь?

К р а е в. Помню.

А г н и я  С е р г е е в н а. Вот надо мной ты и вправду можешь сейчас посмеяться. Только ты не поверишь. Ты знаешь, что я через эту самую саблю вдруг поняла, что ты задумал…

К р а е в (удивленно). Почему?

А г н и я  С е р г е е в н а. А вот так. Вспомнила, какой ты был смелый, проворный мальчик — и вдруг поверила. Ты ведь очень хочешь?

К р а е в. Очень, Агнеша.

А г н и я  С е р г е е в н а. Ну так и я хочу. Я верю, Сережа.

К р а е в (обнимает ее и целует). Спасибо, Агнеша. Спасибо. Не ожидал… Санушка тут меня калила, да еще ты, я думал, начнешь…

А г н и я  С е р г е е в н а. Ну вот, зачем? Я же знаю, если война, ты и без того пошел бы, не утерпел. Разве я тебя не знаю. Словом, голубчик, действуй, как ты находишь лучше.

К р а е в. Спасибо, Агнеша.

А г н и я  С е р г е е в н а (одевается. Перед самым уходом, по секрету). Только с Шурочкой прокатись летом по Волге. Такие отметки в жизни обязательно надо ставить. Помнятся они долго-долго. Слышишь? (И не дождавшись ответа.) Так я пошла, голубчик.

К р а е в. Проводить тебя, Агнеша?

А г н и я  С е р г е е в н а. Не надо, на дворе светло под окнами. (Остановилась.) Что я еще хотела тебе сказать? Да, вьюшки, смотри, голубчик, не закрывай рано. Печка угарная, давно не топил, да еще дрова березовые. (Понизив голос.) Не прислали еще ответ?

К р а е в (смеется). А вдруг не пришлют! Скажут: стар, не подходит… Посмеются еще, как здесь.

А г н и я  С е р г е е в н а (сердито). Да будет тебе глупости! (Уходит.)

Краев ее провожает в коридор. Там происходит какая-то встреча. Чей-то размеренный голос. Голоса Краева и Агнии Сергеевны. Краев пропускает вперед  О б р а з ц о в а. Образцов в очень пышной шапке и в тонюсеньком демисезонном пальто.

К р а е в (оживлен). Раздевайтесь, Николай Николаевич!

О б р а з ц о в. Нет, я на несколько минут. Разрешите, я сниму только шапку.

К р а е в. Даже не сядете?

О б р а з ц о в. Извините, я очень сегодня занят. Сергей Сергеевич, я счел своим долгом зайти, чтобы сказать вам о том, о чем я не успел сказать на большой перемене. Я размышлял над этим вопросом и пришел к твердому заключению. Вы не будете на меня в претензии, если я откровенно и прямо вам его выскажу?

К р а е в (заметно взволнован). Конечно, прошу, я буду очень благодарен.

О б р а з ц о в (серьезно и убежденно). Вы правы в одном, Сергей Сергеевич. Опасность войны так близка, что мы все должны быть готовы. Что это значит? Это значит, что мы должны оставаться там, где мы есть, и исполнять свой долг. А будет нужно, нам скажут, и мы — и я в том числе, я тоже не лыком шит — пойдем на войну, как утром сейчас идем в классы. И если стране понадобятся наши физические силы, как теперь нужны умственные…

К р а е в (перебивая). А я хочу и физические и умственные силы отдать военному делу уже сейчас, чтобы быть как можно полезнее и сильнее в грозный час. По-вашему, я не имею права этого сделать?

О б р а з ц о в. Зачем вы перебиваете меня? Зачем вы вообще забегаете вперед, Сергей Сергеевич? Там лучше вас знают, как распределить народные силы. Почему-то правительство освободило вас, как районного педагога, от воинской службы. Не зря же оно это сделало… Вы народный учитель… Ваше дело воспитывать и учить тех самых юношей, которые будут сражаться. Их победа будет и вашей, независимо от того, будете ли вы в тот момент с ними, или останетесь здесь воспитывать новых героев. В этом и будет состоять ваш гражданский долг. Таково мое твердое мнение, Сергей Сергеевич, и я пришел вас предостеречь от скороспелых решений. То, что вы тогда говорили в учительской, понравилось мне своей искренностью и горячностью, но горячность же и испугала. Она какая-то юношеская… какая-то ухарская. А вы не юноша, Сергей Сергеевич. Вы уже взрослый муж, как говорили в древности. Не поддавайтесь увлечению минуты.

К р а е в. Я вижу, Николай Николаевич, вы принимаете меня совершенно за мальчишку, да еще сбившегося с панталыку…

О б р а з ц о в. Простите, Сергей Сергеевич, может быть, я действительно говорил слишком ме́нторским тоном… Это просто потому, что не часто приходится о таких вещах говорить, да еще со взрослым человеком. Надеюсь, вы понимаете мои побуждения? Вы не обиделись?

К р а е в (помолчал). Нет. В том, что вы говорили, должно быть, много верного и справедливого, но — скажу вам еще раз: не отнимайте у меня молодость, а у молодости не отнимайте ее права — желать и осуществлять желания.

О б р а з ц о в (собирается уходить). Надеюсь, мы расстаемся друзьями, Сергей Сергеевич?

К р а е в. Что за вопрос!

В дверь стучат.

К р а е в. Войдите!

Входят  Б о р и с о в, К и с л и ц ы н а, Н е с м е л о в а.

Б о р и с о в. Добрый вечер, Сергей Сергеевич и (узнал) Николай Николаевич.

О б р а з ц о в. Здравствуйте и (надевает шапку) до свидания, друзья. (Уходит.)

К р а е в. Брысь-брысь и Кис-кис? (Приподнял лампу, чтобы освещала вошедших.)

К и с л и ц ы н а (Борисову, смеясь в сторону ушедшего Образцова). Скажи про него.

Б о р и с о в. Ах, это… (Краеву.) Смешной этот Образцов. Вчера накричал на Ферапонтьева, велел ему географические карты убрать за шкаф, а сегодня сам их достал, повесил на стенку в учительской и вместе с Ферапонтьевым изучают Центральную Европу. Говорят о войне и так далее.

К р а е в. Вот как! (Смеется.) Это интересно! А вы раздевайтесь, я очень рад вас видеть. Располагайтесь на диване, грейтесь, благо сегодня произошло еще одно чудо.

К и с л и ц ы н а. Какое, Сергей Сергеевич?

К р а е в (показывает на печку). Ради примирения с Лобовиковым топлю печку.

Н е с м е л о в а (радостно). Вы помирились с Антошей?

К р а е в (холодно). Ради того и топлю, чтобы помириться, но не с Антоном, а с Игнатом Петровичем. (Ходит по комнате.)

Н е с м е л о в а (разочарованно). А мы думали…

Б о р и с о в (подтолкнул ее тихонько). Говори, говори.

Н е с м е л о в а. Почему я? Ты его товарищ.

Б о р и с о в. А ты не товарищ?

К и с л и ц ы н а. Ты и Несмелова ближе меня.

Б о р и с о в. Ну, хорошо… Сергей Сергеевич!..

К р а е в. Слушаю.

Б о р и с о в. Правда, что вы запретили Антоше ходить к вам?

К р а е в (остановившись перед ним). Правда.

Б о р и с о в. Это из-за того, что он проболтался?

К р а е в. Да. (Пауза.)

Б о р и с о в. Это верно, его следовало проучить. Какой же он будет командир и вообще военнослужащий, если не умеет держать язык за зубами.

К р а е в. Я тоже так думаю. (Ходит взад и вперед по комнате.)

Б о р и с о в (после паузы). Только, может быть, уж довольно с него. Он ведь понял, да еще как мучается-то, я знаю.

К р а е в. Он что, просил вас похлопотать за себя?

К и с л и ц ы н а. Ничего подобного. Мы вот из-за чего. (Борисову.) Говорить?

Б о р и с о в. Говори.

К и с л и ц ы н а. Понимаете, вдруг Лобовиков воспользуется, что вы сейчас с Антошей не видитесь, и уговорит его… не поступать в училище.

К р а е в (свирепо). И хорошо сделает. Грош цена вашему Антоше, если его можно уговорить.

Б о р и с о в. Понятно. (После паузы.) Только непонятно, чего он боится, этот Лобовиков? Это же глупо. Война есть война. Как будто в мирной обстановке несчастных случаев не бывает. Вот как с ее братом.

К р а е в. А что с ним, Кис-кис, я не знаю?

К и с л и ц ы н а. Мы в другом городе жили, когда он умер. (Тихо.) Из-за него мы и переехали. Мама не могла больше там оставаться.

Б о р и с о в. Расскажи Сергею Сергеевичу. (Заботливо.) Или, может быть, не стоит?

К и с л и ц ы н а (вздохнула). Нет, что уж, теперь ничего.

К р а е в. Давно это было?

К и с л и ц ы н а. Прошлой зимой. Мой брат был командир, воевал год назад на финской… А после войны приехал в отпуск. Все наши девушки бегали за ним. Он очень хороший был, а не то что какой-нибудь донжуан. Просто они сами. Ему неудобно же их прогнать. Они даже меня полюбили, хотя я нисколько на него не похожа. Он блондин, такой большой, румяный, кровь с молоком. Идет — и кожа на нем скрипит. То есть не его кожа, а ремни военные, ну, вы понимаете…

Б о р и с о в. Понятно.

К и с л и ц ы н а (рассердилась). Пожалуйста, без замечаний. Ты таким не будешь. Ростом не вышел! (Борисов кряхтит от обиды.) Между прочим, они все перессорились. С ним разговаривают, хохочут, а друг на друга не смотрят. В общем, уже ноябрь, заморозки начались, а им хоть бы что — пикники устраивают за городом. В то утро был иней сильный. Красивые такие деревья. Одна дура, капризная — ух, как я потом ее ненавидела! — она захотела показать всем, что он ее предпочитает. А на самом деле ничего подобного. Но мой брат страшно добрый. Он на все согласен. Не на все, но в общем… Она его попросила на дерево залезть, на самую-самую верхушку. Достать ветку с инеем, которая ей будто бы с земли понравилась. Просто мерзавка!.. Он лезет, а она его понукает: «Выше, выше…» В этот день ветки совершенно мерзлые были. Там уж совсем тоненькие на верхушке. А брат у меня был большой, крупный. Все другие кричат: ну ее к черту, слезайте! А он смеется, тоже дурака валял. Ну и оборвался… Пока падал, за все сучья хватался, и все обламывались. А девицы внизу визжат, разбежались в стороны. Снега еще не было. Прямо на мерзлую землю шмякнулся.

К р а е в. Эк, бедняга!

К и с л и ц ы н а. Целый час на земле лежал, пока отвезли в больницу. Умер через два дня.

Долгая пауза.

К р а е в (тихо). Очень бессмысленная смерть.

Б о р и с о в (горячо). Ужасно бессмысленная! На войне подвергался стольким опасностям — и остался жив, а тут… Уж лучше бы… (Не договорил, Кислицыной.) Расскажи, как ты тогда…

К и с л и ц ы н а. Ну, это неинтересно.

Б о р и с о в. Расскажи, расскажи.

К и с л и ц ы н а. Забилась куда-то. Так противно было идти в больницу. Все равно уже нельзя поправить. И жалко его и досадно. Так стыдно, что лучше бы я сама с перебитым позвоночником…

Б о р и с о в (Краеву, тихонько). Слышите? Вот это то самое, о чем я говорю. Она не до конца еще тогда понимала, но это то самое.

К и с л и ц ы н а. Что я не понимала? Я лучше тебя понимала. Я готова была поехать в его военную часть и просить прощения, что он так глупо… (Заплакала.)

К р а е в (подошел, гладит по голове). Молодец, Кис-кис.

Б о р и с о в (горячо). Конечно, она молодец. (Пауза.) Ну, а капризная девчонка как это перенесла?

К и с л и ц ы н а. А ну ее к черту. Выла, конечно. Пойдем, до свидания. (Уходит.)

Б о р и с о в (обернувшись к Краеву). Расстроилась.

Дверь едва успела закрыться за ними, входит  К о с т и н а.

К о с т и н а. Можно, Сергей Сергеевич? Я на одну минуту. (Краев идет навстречу. Костина смотрит по направлению ширмы.) Вы один?

К р а е в (улыбнулся). Боитесь Александры Романовны?

К о с т и н а. Не то что боюсь… Вернее, я ее чересчур уважаю.

К р а е в. То есть как это чересчур?

К о с т и н а (пугается). Я не то хотела сказать. Сейчас скажу, дайте собраться с духом…

В дверь стучат.

(Костина с досадой.) Ну, вот.

К р а е в. Войдите.

Опять появились  Б о р и с о в  и  К и с л и ц ы н а.

К и с л и ц ы н а (взволнованно). Вы нас извините, Сергей Сергеевич. Мы главного не сказали, зачем приходили. Вашего урока сегодня не было, не могли вас всем классом поздравить. Поручили нам.

К р а е в (сухо). С чем поздравить?

К и с л и ц ы н а. Ну, не поздравить, я не знаю, как это… Говори ты…

Б о р и с о в (солидно). Сергей Сергеевич! От имени всего десятого класса разрешите вас заверить о том…

К о с т и н а. Неправильный оборот… Нельзя сказать — «заверить о том». (Краеву.) Извините, не могла удержаться.

Краев улыбается, Кислицына сердито щиплет Борисова.

Б о р и с о в. Заверить вас в том, что мы все глубоко уважаем вас и желаем вам всяческого успеха.

К р а е в. Рано еще об этом, дружок.

К и с л и ц ы н а. Почему. Вы же сказали вчера учительскому совету. И все ученики узнали.

Краев морщится.

К о с т и н а (Борисову и Кислицыной горячо). А если бы вы учились сейчас не в десятом классе, а в девятом или восьмом, вы бы так же приветствовали решение Сергея Сергеевича покинуть школу? Это вам теперь все равно, потому что скоро кончаете школу, а тогда? (Пауза.)

Б о р и с о в (твердо). Нам очень жалко было бы расставаться с Сергеем Сергеевичем, но я уверен…

К и с л и ц ы н а. Чего там «уверен». Ревели бы всем классом, как белуги.

Б о р и с о в (твердо). Правильно, как белуги. Но и тогда бы мы считали, что он вправе решить именно так, как он решил, и гордились бы им. Да.

К р а е в (Костиной). Удовлетворены ответом?

Кислицына и Борисов незаметно уходят.

К о с т и н а. Сергей Сергеевич, неужели вы думаете, я в вас не верю? Я? Когда я сейчас со всеми буквально дерусь.

К р а е в. Вы же начали сейчас убеждать Борисова в том, что я не должен ехать.

К о с т и н а. Не должны ехать?! Когда я сама подгоняю свой отъезд к вашему! (Робко.) Это можно?

К р а е в (улыбнулся). Но я сам еще ничего не знаю. Мне оттуда пока ничего не ответили. Зачем вам в Москву?

К о с т и н а. На зачетную сессию в моем заочном вузе. Дело в том, что их несколько, этих сессий. Я могу приноровиться к вашей поездке. Вы один поедете?

К р а е в (отрывисто). Пока один.

В дверях появляется  А л е к с а н д р а  Р о м а н о в н а  Б у г р о в а, которую они не видят.

К о с т и н а (тихо). Значит, можно мне с вами ехать?

К р а е в. Что за вопрос. Я буду очень рад.

Александра Романовна выступает вперед и молча указывает Костиной на дверь.

К о с т и н а (оробев). Да? Вы мне?

Александра Романовна наступает, Костина пятится.

К р а е в. Санушка, что с тобой?

Александра Романовна Бугрова оттеснила Костину к самой двери.

К р а е в. Санушка, ты немедленно извинишься.

Б у г р о в а (послушно обернулась к нему). Извини, пожалуйста.

К р а е в. Ты извинишься перед Верой Ивановной.

Б у г р о в а. Никогда.

Костина, пожав плечами, уходит. Александра Романовна Бугрова становится на ее место к двери и выжидательно глядит на Краева.

К р а е в (отчеканивая каждое слово). Это безобразная выходка.

Б у г р о в а. Ты хочешь, чтобы я тоже ушла?

К р а е в. Мне очень стыдно за тебя, Санушка.

Б у г р о в а. Считаю до трех. Если ты не пойдешь ко мне, я уйду. Раз. (Пауза. Краев стоит неподвижно.) Два. (Пауза.) Ты понимаешь, что я уйду… совсем? (Пауза.) Или ты не понимаешь? (Пауза.) Два.

К р а е в. Ты уже считала два.

Б у г р о в а (кричит). Не смей шутить! (Пауза.) Три.

Оба стоят неподвижно. Затем Александра Романовна осторожно подходит к дивану, в уголок, и начинает тихонько плакать. Краев, сев рядом с ней, гладит ее по спине.

К р а е в. Странно, на этом же самом месте сегодня уже, знаешь, плакали.

Б у г р о в а. И ты ее так же утешал.

К р а е в (сухо). Успокойся. Плакала ученица Кислицына. (Пауза.)

Б у г р о в а. О чем она плакала?

К р а е в. О погибшем брате.

Б у г р о в а (равнодушно). Он погиб на войне?

К р а е в. Нет. Об этом она и плакала. (Пауза.) Но тебе же это неинтересно, правда?

Б у г р о в а (равнодушно). Почему? Мне все интересно, что интересно тебе.

К р а е в (радостно). Это верно, Санушка?

Б у г р о в а (порывисто прижалась к нему). Не уезжай!

Молчание. Краев молча гладит ее по спине.

Б у г р о в а (отстранилась). Утешаешь. Значит, решил ехать.

К р а е в (твердо). Я все равно поеду. Я добьюсь, что мне не откажут.

Б у г р о в а. То есть назло мне, лишь бы уехать с ней…

К р а е в (с досадой). Санушка. Надеюсь, ты не серьезно?

Б у г р о в а (кричит). Что я, не вижу? Как не стыдно тебе притворяться? Новую жизнь хочешь начать с девчонкой. Хочешь, чтобы она твои командирские сапоги чистила.

К р а е в (встает). Ну, знаешь!.. (Пауза.)

Б у г р о в а (тоже встала. Вызывающе). Что?

К р а е в (сдерживая себя). Советую тебе пойти к Агнеше и успокоиться.

Б у г р о в а. А к тебе послать Костину? Да? Мне сбегать за ней? Топ-топ, побежала Александра Романовна… Куда? За кем? Муж послал… Что же ты молчишь?

К р а е в (спокойно берет ее за плечи и осторожно выталкивает из комнаты). Ступай к Агнеше, ступай.

В дверях  А н н а  З а х а р о в н а. Александра Романовна убегает.

К р а е в (сердито). Вы ко мне?

А н н а  З а х а р о в н а. К вам, Сергей Сергеевич, к вам.

К р а е в (просительно). Нельзя ли потом. Мне сейчас, право, недосуг.

А н н а  З а х а р о в н а (качая головой, значительно). Вижу прекрасно. Вот и я, как бы сказать, по семейному делу. Верка моя тут была?

К р а е в. Была. Что вы хотите, Анна Захаровна?

А н н а  З а х а р о в н а (конфиденциально). Нижайшая к вам моя просьба, Сергей Сергеевич.

К р а е в. Только скорее.

А н н а  З а х а р о в н а. Уж я вам, знаете, повинюсь. Это ведь я ее все подзуживала. Сама-то она несмелая какая-то, не в меня. А теперь я обратно пришла просить. (Слезливо.) Не увози ты ее!

К р а е в. Что такое?

А н н а  З а х а р о в н а. Оставь ты Верку мою. Запрети ей с тобой уезжать. Я ведь что думала. Я думала, ты всегда будешь здесь жить, а ты смотри что… Ну где же ей за тобой скакать. Да она-то готова, а мне без нее каково… (Заплакала.)

К р а е в (отрывисто). Черт знает что! Успокойтесь, Анна Захаровна. Ваша дочь при вас и останется. Вы говорите такой вздор… Извините, мне надо уйти по делу. (Схватил шапку, убежал.)

А н н а  З а х а р о в н а (насмешливо). «По делу». Санушку свою убежал успокаивать. Ну, если бы ты не уезжал, я бы тебе показала, я выдала бы за тебя Верку. Ну, а теперь — шалишь. (Осматривается, перед тем как уйти.) А бедненько живет. Одни книги. Все жалованье, видать, в трубу выпускает. (Взгляд ее машинально останавливается на печке. Подходит, открывает дверцу, заглядывает.) Верно, что в трубу. Уж закрывать пора. Так и быть, поухаживаю за «зятюшкой».

Лезет на стул и закрывает вьюшки, уходит.

Стук в дверь. Заглядывает  А н т о ш а, за ним  Н е с м е л о в а.

А н т о ш а (негромко). Можно, Сергей Сергеевич? Я на одну минуту, я сейчас уйду.

Н е с м е л о в а (говорит быстро, почти скороговоркой). Кому ты говоришь? Никого нет.

А н т о ш а. Ш-ш… (Оглядывается.) В самом деле. (Идет на середину комнаты.) Придется подождать, как ты думаешь? Или неудобно?

Н е с м е л о в а. Конечно, подождем. Вот его пальто висит.

А н т о ш а. Видишь ли… (Замялся.)

Н е с м е л о в а. Ты же по делу. Кстати, я не знаю, что ты ему принес. Покажи.

Садятся.

А н т о ш а (таинственным голосом). А я, думаешь, знаю? (Ощупывает в кармане пакет.) Положим, я-то знаю. Мне это передали в военкомате для Краева.

Н е с м е л о в а. Почему у тебя такое важное лицо?

А н т о ш а (еще более таинственным голосом, хотя они говорят и без того негромко). В том-то и дело. Из Наркомата обороны прислано.

Н е с м е л о в а. Как интересно!

А н т о ш а. Каркаешь во все горло. (Показывает на стенку, за которой живут Лобовиковы.) Знал, так не брал бы тебя с собой.

Н е с м е л о в а. Подумаешь. Это ты не имеешь права сюда входить, а я свободная женщина.

А н т о ш а (мечтательно). Значит, покатим скоро с Сергеем Сергеевичем.

Несмелова тихонько смеется.

Только, пожалуйста, потихоньку.

Н е с м е л о в а. Покажи письмо.

А н т о ш а. Зачем?

Н е с м е л о в а. Ну, покажи. (Лезет к нему в карман.)

А н т о ш а. Оставь! (Борются.)

Н е с м е л о в а. Ой! (Тихонько вскрикивает.)

А н т о ш а (озабоченно). Больно?

В этот момент Несмелова ловко выдернула у него из кармана письмо.

А н т о ш а (жалобно). Ну, это уж совсем свинство. Отдай. Ну, отдай сейчас же!

Н е с м е л о в а. На, на, нюня. (Сует ему письмо.) Почему нельзя? Только взглянуть…

А н т о ш а. Что за шутки с чужим письмом. (Прячет его в карман.) Мне уж влетело один раз, хватит.

Н е с м е л о в а. Не бойся, не трону, раз ты такой жадина. Знаешь что? Я отвернусь, а ты его спрячь где хочешь.

А н т о ш а (радостно). Вот это правильно.

Несмелова усаживается на диване спиной ко всей комнате. Антоша идет к столу, подозрительно оглядываясь, достает письмо.

А н т о ш а. Не смотришь?

Н е с м е л о в а. Неужели ты мне никогда не будешь верить?

Антоша прячет письмо в ящик стола, в самый низ, под бумаги.

А н т о ш а (отскочив от стола). Готово.

Н е с м е л о в а (вскакивает с дивана и приближаясь к Антоше). Ну, теперь берегись, стану искать… Холодно? Горячо?..

А н т о ш а. Холодно, холодно. Теплее, теплее. (Несмелова идет по комнате, а он, наблюдая за ее поисками, насмешливо говорит.) Еще теплее, горячо, горячо. (Когда она почти уткнулась в печку.) Жарко, страшно жарко!

Н е с м е л о в а. Негодяй! Так это от печки жарко?

А н т о ш а. А ты думала!..

Она бежит за ним, он от нее увертывается. Вывернулся, схватил за плечо и прижал к печке.

Н е с м е л о в а (сначала смеется). Холодно, холодно. Тепло, горячо, ой, горячо. Пусти!

А н т о ш а. А, терпи!

Н е с м е л о в а. Ты мне спину сожжешь! Миленький, ну пусти!

А н т о ш а (отпускает ее). До миленького дело дошло!

Н е с м е л о в а (отскочила от печки). Дурак!

Оба садятся на диван, с разных концов его. Пауза.

Н е с м е л о в а (медленно начинает придвигаться). Ты что, рассердился? За дурака? (Звонко целует его в щеку.)

А н т о ш а. Зина! (Хочет в свою очередь поцеловать ее, но она уже на другом конце дивана, показывает ему язык, а рукой на стул около печки. Он не понимает и все еще рвется к ней.)

Н е с м е л о в а. Сядь, сядь туда.

А н т о ш а (он послушно вскакивает и садится на стул). Зина!..

Н е с м е л о в а. Больше до самого до твоего отъезда не поцелую. Слышишь?

А н т о ш а (уныло). Слышу.

Н е с м е л о в а (поднялась с дивана). Ну, я пошла.

А н т о ш а (жалобно). Я же должен дождаться Сергея Сергеевича.

Н е с м е л о в а (садится опять. Пауза). Ты математику к завтрему приготовил?

А н т о ш а. Приготовил.

Н е с м е л о в а. Помоги мне потом. А то я твоего папы боюсь, спросит.

А н т о ш а. Хорошо. (Пауза.)

Н е с м е л о в а. Хочешь, я тебя танцевать выучу?

А н т о ш а. Нет. (Подумав немного.) Хочу. (Пауза.)

Н е с м е л о в а. К отъезду как раз научишься.

А н т о ш а (уныло). Почему только к отъезду?

Н е с м е л о в а. По крайней мере меня вспоминать будешь. Скажешь спасибо Несмеловой?

А н т о ш а. Скажу.

Н е с м е л о в а (заинтересованно). Ты что, заранее по мне уже соскучился? (Приглядывается к нему.) Ты что такой? Тебе нехорошо?

А н т о ш а (уныло). Что хорошего. Вчера с Сергеем Сергеевичем, а сегодня с папой поссорился.

Н е с м е л о в а. Из-за чего с папой? Все из-за того же?

А н т о ш а. Да. Я сказал окончательно, что поеду и что с Сергеем Сергеевичем постараюсь помириться как можно скорее.

Н е с м е л о в а. А он?

А н т о ш а. Затопал ногами и почти выгнал. В общем, поругались.

Н е с м е л о в а. Подумаешь! Неужели из-за этого скис?

А н т о ш а (неохотно). И голова еще немного болит.

Н е с м е л о в а (беспокойно). Давно заболела?

А н т о ш а. Недавно.

Н е с м е л о в а (беспокойно). Это от печки. Там жарко. Иди сюда.

А н т о ш а (стараясь повеселеть). Нет, ничего. Мне даже наоборот, холодно. (Улыбнулся.) Замечаешь, что я сижу на Сергей Сергеевича месте? (Закрыл глаза.)

Н е с м е л о в а (подбегает к нему и прикладывает ладонь к его лбу). Очень болит? Пойдем на воздух. Здесь душно. Пойдем. У меня тоже начинает голова болеть. (Хочет поднять его.)

А н т о ш а (упрямо). Я должен дождаться Сергея Сергеевича.

Н е с м е л о в а. Тогда надо открыть форточку. (Подбегает к окну, дергает форточку.) Примерзла. Сейчас я принесу тебе пирамидон. (Убежала.)

А н т о ш а (вслед). Надень пальто.

Антоша один. Тишина. Он встал, прислонился к печке, потом нагнулся, с усилием открыл дверцу и заглянул в печку. Помешал кочергой в ней, посидел на корточках. Совсем ослабев, упал на электрический шнур, выдернул его из штепселя. Погас свет. В темноте слышно, как Антоша стукнул в пол коленками и локтями. Скатилась со стола и упала лампа. Все стихло. Напряженная пауза. Наконец в коридоре слышны быстрые каблучки Зины Несмеловой.

Н е с м е л о в а (вбегает в комнату). Ты что свет погасил? Антоша, ты ушел? (Запнулась в темноте за лампу и за Антошу.) Антоша!

Кинулась к двери, распахнула ее. Свет из коридора осветил лежащего ничком на полу Антошу. Несмелова тащит его за плечи к двери. Оставила его, выскочила в коридор, кричит.

Н е с м е л о в а. Он умер! Умер!..

Хлопнула где-то дверь, бегут по коридору. Вбегает  А л е к с а н д р а  Р о м а н о в н а  Б у г р о в а  и еще  м н о г о  н а р о д у.

В о з г л а с ы:

— Что с ним?

— Зажгите свет!

— Лампу! Лампу!

— Лампа разбилась!..

— Шурочка, что с ним?!

Б у г р о в а (склонившись к нему). Скорее на свежий воздух. Здесь угар! (Пауза.)

В о з г л а с ы:

— Где нашатырный спирт?

— Пальто!

— Берите за ноги!

— Осторожно!

Антошу уже выносят из комнаты, когда в дверях появляются  Л о б о в и к о в  и  К р а е в. Напряженная пауза. Лобовиков вскрикнул. Оба бросаются к Антоше. Дверь захлопывается.

З а н а в е с.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Стародевичья комната, тесно заставленная вещами. Стулья, диван, пианино — все в белых чехлах. Окна закрыты полотняными шторами. Между окнами ломберный стол. Над столом часы. В углу небольшой комод, на комоде зеркало и различные безделушки. Кровать задернута белым пологом. Подле кровати маленький столик, уставленный лекарствами. На столике горит свеча.

А г н и я  С е р г е е в н а  хлопочет около столика, переставляя посуду, размешивая и растирая что-то в большой чашке. Перед комодом кто-то стоит на коленях и роется в выдвинутом нижнем ящике.

А г н и я  С е р г е е в н а (вполголоса). Да будет тебе шуршать бумагами. Ты не тот ящик выдвинул. Тут выкройки лежат. Тряпки у меня выше. Давай, я сама найду.

В это время искавший уже нашел что нужно и приносит ей. Мы узнаем  Л о б о в и к о в а. Он исхудал, пожелтел и при свете свечи выглядит особенно плохо.

А г н и я  С е р г е е в н а. Это не та кисейка. Ну ладно, держи стакан. (Процеживает клюквенный морс.) Кажется, цвет не особенно получился. Клюква старая. Если еще пить попросит, стакан вот тут с краю будет стоять.

Л о б о в и к о в (шепотом). Вы хотите уйти?

А г н и я  С е р г е е в н а. Схожу на рынок. К семи часам колхозники приезжают.

Л о б о в и к о в (беспокойно). Не уходите. Я очень вас прошу.

А г н и я  С е р г е е в н а (удивленно). А ты разве тоже куда хотел пойти?

Л о б о в и к о в. Нет. Но я не хочу оставаться один. Вдруг он проснется.

А г н и я  С е р г е е в н а. Ну и что? (Встает.) Компресс намочен, если понадобится. Рубашка для перемены на спинке кровати висит.

Л о б о в и к о в. Я убедительно вас прошу — не уходите.

А г н и я  С е р г е е в н а. Чудак! Ну, хорошо. (Опять садится.)

Л о б о в и к о в (едва слышно). Спасибо.

А г н и я  С е р г е е в н а (качает головой). Тебе самому полечиться надо. Заведи-ка часы, что-то слабо тикают.

Вставая, Лобовиков нечаянно двинул стулом и замер.

А г н и я  С е р г е е в н а. Ничего, утренний сон крепкий. Ну, на всякий случай, взгляни.

Л о б о в и к о в (подошел к кровати, отогнул полог. С облегчением). Спит. (Сел у стола.) Вы не знаете, как я волнуюсь… По-вашему, он проснется здоровым?

А г н и я  С е р г е е в н а. Очень возможно. Шурочка мне вчера знаешь что говорила?..

Л о б о в и к о в (перебивая). Вы не знаете, с каким страхом я этого жду…

А г н и я  С е р г е е в н а. Еще что выдумаешь. Со страхом… Небось от радости сердце выскочит, когда услышишь: «Папа…»

Л о б о в и к о в (просиял). Это будет… такое! (Задохнулся от счастья.) Такое!..

Услышав стон, Агния Сергеевна тревожно оглядывается на кровать: но там все спокойно; смотрит на Лобовикова: он сотрясается от рыданий.

А г н и я  С е р г е е в н а (скинула вязанье с колен, вскакивает, обнимает Лобовикова за плечи). Успокойся, голубчик. Успокойся. Все прошло. Выздоровел. Все хорошо. Успокойся. Выпей водички. Выпей.

Л о б о в и к о в (отталкивает стакан). Это… морс… для Антоши…

А г н и я  С е р г е е в н а. Ничего, ничего, пей, я еще разведу.

Он жадно пьет.

(Садится на место. Пауза.) Какой ты стал!..

Л о б о в и к о в. Еще бы! После того, что с ним было… Вы меня понимаете? Вдруг не так с ним заговорю, когда проснется… Мы же расстались в ссоре… Не могу я в первую же минуту начать объяснять, что пережил за эти ночи…

А г н и я  С е р г е е в н а. И не надо. Ты не думай об этом. Обнимитесь — и все.

Лобовиков молчит.

А г н и я  С е р г е е в н а. Ну, если хочешь, я ему расскажу, как ты мучился.

Л о б о в и к о в (испуганно). Нет. Да и вы не все знаете…

А г н и я  С е р г е е в н а. А что я не знаю? Про ссору с Сережей? Знаю.

Л о б о в и к о в. Не все. Ведь как она началась. Когда я увидел, что Антона у меня отнял Сергей Сергеевич (Агния Сергеевна негодующе заворочалась на стуле), то я еще долго надеялся побороть его влияние.

А г н и я  С е р г е е в н а. А для чего это тебе понадобилось?

Л о б о в и к о в. Во-первых, была обида, а главное — я не хотел отпускать от себя Антошу…

А г н и я  С е р г е е в н а. Вот-вот-вот! Что он у тебя, младенчик? Ты его ложкой кормишь?

Л о б о в и к о в. Я об этом скажу. Но когда неожиданно Сергей Сергеевич объявил о своем решении стать военным, я понял, что для меня все кончилось. Это был пример для Антоши, и уже на всю жизнь. До этого я еще мог как-нибудь уронить Краева в глазах Антоши, а тут я понял, что бороться с ним невозможно. Правда, многие ему не поверили, многие над ним смеялись, и я в том числе, но я знал его лучше, чем другие. Я великолепно знал. Рассказывать дальше?

А г н и я  С е р г е е в н а. Погоди. А ты видел, что твоему сыну десять человек жизнь спасали и энергичнее всех — кто? Краев! И это ты называешь «отнять» у тебя сына?

Л о б о в и к о в. Если бы я этого не видел, разве бы я сейчас…

А г н и я  С е р г е е в н а. Ты мне вот что скажи: дальше ты как думаешь жить? Или еще не думал?

Л о б о в и к о в (страстно). Неужели я за это время не думал! Ведь я отчего его не пускал в военную школу? Не хотел, чтобы он имел дело с профессиональной смертью. Выучиться тому, чтобы идти и вести других под пули, стрелять самому!..

А г н и я  С е р г е е в н а. А что, это всегда плохо?

Л о б о в и к о в. Вы это спросили совершенно так, как брат.

А г н и я  С е р г е е в н а. Это тоже плохо?

Л о б о в и к о в (твердо). Нет. Вы напрасно думаете, что я этого не понимаю или не согласен в чем-то. Я только хотел уберечь своего сына от смерти.

А г н и я  С е р г е е в н а. Ловко! Пока ты его оберегал, он чуть не помер!

Л о б о в и к о в (тоскливо). Это была бы такая тупая смерть! Да еще чуть ли не я сам виноват. Заставлял Сергея Сергеевича топить эту проклятую печку. Но я никого и даже себя не виню. Произошла бессмыслица, и в результате я (поправился) мы… чуть не лишились Антоши.

А г н и я  С е р г е е в н а. Еще что скажешь?

Л о б о в и к о в (с усилием, под испытующим взглядом Агнии Сергеевны). Что? Мне кажется… после того, что произошло… я потерял право распоряжаться его жизнью.

А г н и я  С е р г е е в н а. Да ты никогда такого права и не имел. Кто тебе его давал, скажи на милость? (Заметно повеселев.) Ты вообще паникер. На войне твой сын будет здоров и благополучен и еще героем вернется. А вот если бы ты продолжал свое, ты бы его потерял. Он молодой, он бы в тонкости не стал входить. Помнишь, я говорила, что от тебя отказываться не надо? А вот отказался бы, и дело с концом.

Л о б о в и к о в. Вы нарочно меня?..

А г н и я  С е р г е е в н а. А хоть бы и нарочно! Ну да ладно, хватит с тебя. Пойди вздремни, а я посижу. Скоро утро. Смотри, шторы-то побелели. Заодно и проснется без тебя… Что ты мнешься? Боишься — наговорю что-нибудь на тебя?

Л о б о в и к о в. Нет. Я во всем на вас полагаюсь.

А г н и я  С е р г е е в н а. Полагаешь, все грехи тебе отпущу? Я же не поп, я всего только дьячкова дочка.

Л о б о в и к о в (сконфуженно). Извините, что я тогда…

А г н и я  С е р г е е в н а. Ну этот грех я как раз могу тебе отпустить. Пойдешь спать?

Л о б о в и к о в. Ни за что!

Агния Сергеевна встает и подходит к постели больного, долго на него смотрит, приоткрыв полог. Лобовиков становится рядом с Агнией Сергеевной. Долгая пауза.

Л о б о в и к о в. Спит.

А г н и я  С е р г е е в н а. Ну и пусть. Проснется зато человеком. Смотри, у него и цвет лица уже лучше. Был ведь совсем свинцовый.

Л о б о в и к о в. Да.

Опять стоят молча. Дверь в комнату тихо открылась, появляются  К р а е в  и  Б у г р о в а.

Б у г р о в а (подходит к постели). Ну, как? (Потрогала его лоб, руки.)

А г н и я  С е р г е е в н а. Не разбуди, Шурочка.

Б у г р о в а. А ночью был жар?

Все четверо стоят у постели.

А г н и я  С е р г е е в н а. Как будто нет.

Б у г р о в а. Да, компресс не высох. (Прислушивается к дыханию.) Дышит легко.

А г н и я  С е р г е е в н а. Верно, дело на поправку пошло.

Б у г р о в а. Давно пора.

Л о б о в и к о в. Трое суток почти без сознания.

А г н и я  С е р г е е в н а. И как это он успел так сильно надышаться этим угаром. Зина вместе с ним была, а у нее ничего.

Б у г р о в а. Когда мы прибежали, Антоша лежал рядом с печкой. Открыл-то он ее уже без Зины. Кочерга в печке осталась, значит, мешал угли, не зная, что вьюшка уже закрыта. Вот он тогда и дышал чистым угаром. А у Несмеловой все прошло, когда она выскочила на улицу. В той стадии угара все лечение в свежем воздухе.

Агния Сергеевна и Лобовиков удалились к окну и там тихо продолжают беседу. Краев и Александра Романовна остаются подле постели.

К р а е в. Ты знаешь, я сам не ожидал, что так к нему привязался. Этот несчастный случай ударил по мне бесконечно сильнее, чем все дурацкие недоразумения. Ты меня понимаешь?

Б у г р о в а. Конечно.

К р а е в. Но если бы я не убежал тогда за тобой, ничего бы не случилось.

Б у г р о в а. Сережа, не будем больше об этом. Я со всем примирилась за эти дни. Не надо.

К р а е в (мягко). Ну, хорошо. А что значит — со всем примирилась? Мне казалось, за это время произошло большее. Разве не так?

Б у г р о в а. Пожалуй, я неверно выразилась. Нельзя сказать, что я так-таки уже со  в с е м  примирилась. Напротив, только недавно я начала кое с чем враждовать. Ты знаешь это отлично.

К р а е в (весело). Знаю. И, грешный человек, рад.

Б у г р о в а (тоже улыбаясь). Я думаю! Раз я устраиваю сражения в твою пользу… А что бы ты запел, если бы было наоборот?

К р а е в. Было и наоборот.

Б у г р о в а (помолчав). Значит, все к лучшему (показывая на Антошу).

К р а е в. Нет. Вот этого могло и не быть! Тебя бы я и без того победил, Санушка. Признайся сама, из-за чего ты вдруг повернула?

Б у г р о в а (горячо). Ты думаешь, не скажу? Какое она имеет право драться за тебя со всеми и еще перед тобой этим хвастать. Кто она тебе и кто я?! Я десять лет в тебя верю, а она сколько?

К р а е в (сначала улыбался, потом стал морщиться, не рад, что вызвал этот разговор). Тише, Антошу разбудишь.

Пауза.

Б у г р о в а (немножко успокоилась). А какое они имели право смеяться над тобой! Посмели бы теперь…

К р а е в (осторожно). Ответа же нет.

Б у г р о в а. А ты не заходил в военкомат?

К р а е в. Известили бы. Нет, теперь я уже решил действовать иначе, Санушка.

Б у г р о в а. Как?

К р а е в. Очень просто. Призовусь нынче в армию. Оттуда меня через год примут куда я хочу.

Б у г р о в а (смотрит на него с изумлением). Ты необыкновенный человек, Сережа.

К р а е в. Что здесь необыкновенного? Миллионы советских юношей делают то же самое.

Б у г р о в а. Но ты же не юноша.

К р а е в (улыбнулся). Это верно, придется помолодеть… или похлопотать!

Б у г р о в а (поскучнев). Значит, так или иначе, нам суждено нынче расстаться.

К р а е в. Не навсегда же. Ну, Санушка, это уж совсем пустяки. (Горячо.) Разве тебя не увлекает мысль через год начать жизнь сначала?

Б у г р о в а. По правде сказать, не очень увлекает.

К р а е в (обиженно). Можно и не начинать, если не хочешь.

Б у г р о в а (смеется). Ты неисправим. Всегда так вывернешься, что ты же и в обиде остался.

К р а е в. Ну и ты тоже хороша.

Б у г р о в а. У тебя научилась! (Серьезно). Что-то мы разрезвились. (Показывает на Антошу.)

К р а е в (беспокойно). Скажи, а могут у него быть какие-нибудь последствия или осложнения?

Б у г р о в а. Некоторое время может быть расстройство речи, потеря памяти. Но это необязательно. Во-первых, молод, здоров, во-вторых, отравление не слишком сильное. (Показывает на Лобовикова и еще понизив голос.) Ему ничего не говори. Знаешь, мне кажется, он очень хотел бы с тобой помириться.

К р а е в. А мы, в сущности, помирились за время болезни. Не надо опять раздувать. Мне ужасно надоели все эти сложности. В день угара у меня было такое чувство, что к каждой ноге привязано по две огромных гири. Между тем мне сейчас нужно быть совсем легким. Ты понимаешь? Только не обижайся.

Б у г р о в а. Хорошо, не буду.

Пауза.

А г н и я  С е р г е е в н а (подошла к ним сзади). Наговорились? (Приоткрыла полог, молча глядит на спящего, шепотом Лобовикову.) Открой-ка шторы.

Лобовиков на цыпочках спешит исполнить. Утренний свет наполняет комнату. Все вокруг — чехлы, накидка, потолок и стены — становится белоснежным, лица светлеют, и только желтый огонек свечи напоминает о ночи.

А г н и я  С е р г е е в н а. Сережа, потуши свечку.

Краев осторожно гасит свечку и тоже становится рядом с Агнией Сергеевной. Подходит Лобовиков.

А г н и я  С е р г е е в н а. Спит наш Антоша. А то уж я думала — разбудили разговорами.

Легкий стук в дверь.

Кто это в такую рань? Молоко принесли? (Спешит к двери.) Вот это кто. Николай Николаевич.

Едва слышен шепот  О б р а з ц о в а. Она отвечает ему.

Ничего, лучше. Спал хорошо. А вы можете зайти. Он спит крепко.

О б р а з ц о в (входя в комнату). Я сегодня пораньше встал и решил перед началом занятий навестить нашего больного. Вот напугал он всех. Подумать только. Нелепый случай мог вырвать у нас такого молодого, полного сил, стремлений. Ужасно. (Помолчав.) Но как всегда в жизни бывает, смешное идет по пути страшного. Один из наших педагогов так испугался, что решил никогда больше не топить печку! Кстати, Сергей Сергеевич, у меня к вам просьба.

К р а е в. К вашим услугам.

О б р а з ц о в. Я думаю, вас не затруднит писать нам иногда о своей жизни, обо всем новом, что вас там встретит.

К р а е в. Вы шутите, Николай Николаевич?

О б р а з ц о в. Нет, нет. Я искренне вам желаю удачи на вашем новом пути… (Взволнован.) Надеюсь, вы мне верите?

К р а е в. Охотно верю, Николай Николаевич. А как же мои ошибки? Прощаете?

О б р а з ц о в. М-м… Это не то слово. Со мной недавно произошла странная вещь. Я, как вы знаете, живу одиноко и замкнуто. Позавчера я пригласил к себе молодежь, несколько наших десятиклассников, тех самых, с которыми дружили вы. И вы знаете, Сергей Сергеевич…

К р а е в. Угадываю. Они сагитировали вас вместе с ними, со мной, подать заявление в военную школу!

О б р а з ц о в (смеется). Не совсем так. Но во всяком случае, я понял вас… (Сам изумляясь.) Да, понял. Вы тогда мне сказали: не отнимайте у меня права на молодость. Я понял, что это значит. Это очень широкое право. Оно позволяет делать даже ошибки, но так, что другим становится завидно.

К р а е в. В чем же дело, Николай Николаевич. Давайте совершать ошибки вместе.

О б р а з ц о в. Нет. Но вам желаю успеха.

Б у г р о в а (слушая их беседу). Вы знаете, что он решил? Если его не возьмут в училище, он просто осенью призовется в армию!

О б р а з ц о в. Ах, так! Разве вы получили отказ?

К р а е в. Я до сих пор ничего не получил.

О б р а з ц о в. Позвольте, позвольте. А мне говорила Вера Ивановна Костина, которую я вчера встретил поздно вечером, что будто бы вы получили письмо из военных инстанций.

Б у г р о в а. Опять Костина!

К р а е в. Нет, Вера Ивановна ошиблась. Письма я не получал.

О б р а з ц о в. Странно, странно…

Стук в дверь, просовывается голова  Ф е р а п о н т ь е в а.

Ф е р а п о н т ь е в (довольно зычно). Сергей Сергеевич здесь?

А г н и я  С е р г е е в н а. Тише!

Лобовиков бежит взглянуть, не проснулся ли Антоша.

К р а е в. Войдите, пожалуйста, только тише.

Ф е р а п о н т ь е в. А-а… (Крадется на середину комнаты к Краеву. Срывающимся в бас шепотом.) Сергей Сергеевич, Шабалин сказал, что пришло письмо, которого вы ждали, и теперь все в порядке.

К р а е в (почти кричит). Нет письма, нет, нет!

А г н и я  С е р г е е в н а. Сережа! (Испуганно показывает на спящего.)

О б р а з ц о в. Действительно странно с этим письмом.

Б у г р о в а. Неужели вы допускаете, что Сергей Сергеевич получил письмо и по каким-то причинам это скрывает?! Сережа, ты слышишь?

К р а е в. Что, Санушка? Я не думаю, что они считают меня способным так глупо лгать.

О б р а з ц о в. Успокойтесь, Сергей Сергеевич. Конечно, нет.

Ф е р а п о н т ь е в. Сергей Сергеевич! Значит, я вас расстроил. Плюньте вы на меня.

К р а е в (угрюмо). Письма нет.

Л о б о в и к о в. Уж не думаете ли вы, что я взял письмо?

Ф е р а п о н т ь е в. Новое дело! Это почему?

Л о б о в и к о в. Мало ли что. Раньше, например, у меня могли быть причины скрыть это письмо.

К р а е в. Но сейчас ты за себя отвечаешь. Не брал?

Л о б о в и к о в. Не брал.

К р а е в. Подожди. Откуда ты вообще мог его взять? (Осененный догадкой.) Ты что, видел его у Антоши?

Л о б о в и к о в. Нет. Собственно, почему ты спрашиваешь?

К р а е в. Антоша в тот день мог получить его в военкомате.

Л о б о в и к о в. Я ничего не знаю.

К р а е в (к Агнии Сергеевне, быстро). Антошина куртка здесь?

А г н и я  С е р г е е в н а. Вот она висит.

К р а е в. Посмотри, пожалуйста… Или нет, лучше ты. (Лобовикову.) Посмотри в карманах.

Л о б о в и к о в (ищет в карманах Антошиной куртки). Там ничего нет.

К р а е в. Санушка, сходи, пожалуйста, за Шабалиным. Ах да, он живет не в школе… Ну что ж, подождем. Может быть, скоро проснется Антоша.

В ответ слышится слабый голос.

А н т о ш а (жалобно). Я проснулся, но я не могу вспомнить.

Все приходят в волнение. Одни бросаются к постели, другие замерли на месте.

Я никак не могу вспомнить. Папа!

Лобовиков от волнения не может открыть полог.

А н т о ш а. Что же ты, папа?

Л о б о в и к о в (прерывающимся голосом). Тебе попить? (Хватается за пустой стакан.) А я твой морс выпил…

Беспомощно оглядывается на Агнию Сергеевну, которая уже начала хлопотать, раздвигает занавески.

А н т о ш а. Я не хочу пить. Откуда ты взял? (Оглядывает комнату.) Ты что, папа, женился? (Лобовиков сконфужен.) Нет? А откуда вся эта мебель? (Увидев Агнию Сергеевну.) А, понимаю. Здравствуйте, Агния Сергеевна.

А г н и я  С е р г е е в н а. Как ты себя чувствуешь?

А н т о ш а. Очень хорошо. Кстати, я знаю, что угорел. Да, а что я не знаю? Что я забыл? (Вспоминает.) Что я забыл? (Пауза.)

К р а е в (мягко). Не надо, дружок, не утомляй себя. Это неважно.

А н т о ш а. Это вы, Сергей Сергеевич? Вот хорошо. А я помню вас во время болезни. Вы с папой все ночи около меня сидели. Правда, папа?

Л о б о в и к о в (растроганно). Правда, милый.

К р а е в. А все-таки я советую тебе поменьше говорить.

А н т о ш а. Ну, я очень рад, что вы здесь вместе. И Александра Романовна здесь?

Б у г р о в а (подойдя ближе). Да, дружок.

Ф е р а п о н т ь е в (тихо Образцову). Давайте выйдем, а то нас уж слишком много.

А н т о ш а. А это кто? (Заглядывает за край полога.) Степан Кондратьевич… Николай Николаевич… Видите, как я всех помню… А что я забыл?.. (Краеву тихо.) Письмо? Где письмо?

К р а е в (ласково). А оно было, Антоша?

А н т о ш а. Я получил его в военкомате по вашей доверенности.

К р а е в. Получил, значит, найдется. Потом. Сейчас не думай.

А н т о ш а. А в куртке нет? Хотя вы искали… Какая я скотина… Вы так его ждали!

К р а е в. Антоша, прошу тебя, успокойся. Я запрошу дубликат, копию, все что угодно. (Агнии, весело.) Агнеша, давай же нам завтракать!

В дверь стучат.

А г н и я  С е р г е е в н а. Войдите.

Показывается  Ш а б а л и н. Краев подскакивает к нему, выталкивает обратно в коридор и сам вместе с ним выходит.

А н т о ш а (мрачно). Чтобы при мне не говорили о письме.

Показывается  Т а н н е н б а у м, немного позже  Ш а б а л и н, К р а е в.

Т а н н е н б а у м (подходит к постели). Как вы себя чувствуете, мой друг?

А н т о ш а. Хорошо. А вы?

Т а н н е н б а у м. Я тоже чувствую себя довольно хорошо. Не надо хворать, мой друг.

Стучат. Агния Сергеевна впускает  Б о р и с о в а.

Б о р и с о в. Здравствуйте. О, да ты… (Подходит к Антоше, здоровается с ним за руку.)

А н т о ш а (смеется). Какая честь! Он всю жизнь здоровался за руку со всеми, кроме меня!

В дверь заглядывают  Н е с м е л о в а  и  К и с л и ц ы н а.

Н е с м е л о в а. Можно, Агния Сергеевна? Батюшки, сколько народу! (Входит.)

А н т о ш а (радостно). Зина! Ты же со мной была! Где письмо, которое я тебе показывал? У тебя?

Н е с м е л о в а. Письмо? Ты же мне его не давал в руки. Ты его спрятал.

А н т о ш а. Куда спрятал? Говори скорее. Ты не знаешь, как это важно!

Н е с м е л о в а. Я вообще ничего не знаю. Я искала тогда и не нашла, разве не помнишь?

А н т о ш а. Не помню, не помню…

К р а е в. Ну вот что, граждане, хватит. Иначе я буду серьезно сердиться.

А г н и я  С е р г е е в н а (тащит большую кастрюлю молока, стаканы, кружки). Кто хочет молока? (Наливает всем молока.) Не чваньтесь, пейте, Николай Николаевич.

Краев хочет незаметно уйти.

Б у г р о в а. Ты куда? От молока бежишь? Как всегда, боишься пенок?

К р а е в (опасливо глядит на постель Антоши. Тихо). Нет.

Б у г р о в а. Понимаю. Останься, пойду я.

Уходит.

Н е с м е л о в а (Антоше). Как я рада, что ты поправился.

А н т о ш а. А ты не угорела?

Н е с м е л о в а. Очень немного. Голова поболела и все.

А н т о ш а. Что в школе?

Н е с м е л о в а. Скука без тебя. Вот видишь (тихонько), хоть ты и папенькин баловень, а все-таки тебя все любят.

А н т о ш а. На лыжах ходите?

Н е с м е л о в а. Без тебя — ни разу. А сейчас замечательно бы! По утрам еще холодно, а днем на солнышке даже жарко. Идешь по улице, как будто зима, воздух холодный, а пальто потрогаешь — горячо-горячо под рукой, нагрело солнце. (Удивленно.) Что ты?

Антоша машет ей, чтобы замолчала.

Не понимаю…

А н т о ш а (в волнении). Молчи! По утрам холодно, а днем жарко… Да. Холодно, холодно, теплее, теплее, горячо, горячо, жарко! Помнишь?

Н е с м е л о в а (смущенно). Помню. Почему ты об этом?

А н т о ш а. Зина! Сергей Сергеевич!

А г н и я  С е р г е е в н а (прибежала с кастрюлькой). Что случилось?

К р а е в. В чем дело, Антоша?

Н е с м е л о в а. А, я поняла!..

А н т о ш а. Чего ж ты стоишь, беги скорее!

Н е с м е л о в а. Чудак, я же не знаю, куда ты от меня спрятал.

А н т о ш а. Около печки, в столе, под бумагами. Ох, черт, я сам… (Хочет одеваться, спустил ноги.)

А г н и я  С е р г е е в н а. С ума сошел! Лежи ты спокойно!

К р а е в. Успокойся, Антоша. Спасибо. (Направляется к двери, подавляя волнение.)

Н е с м е л о в а. Можно мне с вами?

А н т о ш а. Да, да, иди.

Дверь распахивается.

Б у г р о в а. Я нашла письмо. (Отдает Краеву.)

К р а е в (вертит в руках). Почему надорвано?

Б у г р о в а (смущенно). Извини, не могла удержаться. Читай.

К р а е в (читает про себя. Прочитал. Делает вид, что спокоен). Ну что ж, я так и думал. Не примут, не тот возраст.

Долгая пауза. Все точно замерли, не знают, что́ говорить — утешать Краева? Радоваться за его жену и сестру?

А н т о ш а (в волнении). Как же теперь?

О б р а з ц о в (неожиданно). Сергей Сергеевич, а что, если вам обратиться к самому Клименту Ефремовичу Ворошилову? Он несомненно вникнет в ваши горячие устремления…

К р а е в. Нет. Просить и ходатайствовать больше не стану. Сделаю так, как решил… в случае отказа.

Б у г р о в а. Вместе с восемнадцатилетними пойдешь осенью призываться?

К р а е в (ласково). Да, Санушка. А летом… если ничего не случится… мы с тобой и Агнешей поедем по Волге.

А г н и я  С е р г е е в н а (радостно). Вот, вот!

Б у г р о в а (недоверчиво). Ничего еще неизвестно. Десять раз передумаешь!

Т а н н е н б а у м (неожиданно). Можно мне сказать? На Волге живет мой сын Карл Танненбаум. В четырнадцатом году он отказался воевать против немцев. Сейчас он работает на заводе, и недавно его наградили орденом. Он часто мне пишет и очень доволен, что работает против фашистов, хотя они и немцы. Если вы с ним познакомитесь, вы увидите, какой интересный человек мой сын. Он вас встретит на пристани, я ему напишу.

К р а е в. С удовольствием познакомимся, Ангелина Францевна. Очень хорошо, что вы рассказали о сыне. Правда, Николай Николаевич?

О б р а з ц о в. У вас превосходный сын, Ангелина Францевна. А в каком городе этот завод?

Т а н н е н б а у м. В Сталинграде. Раньше этот город назывался Царицын. Очень красивый город.

К р а е в. Двадцать два года назад наши войска одержали там историческую победу.

Л о б о в и к о в (не удержался). Все победы для тебя исторические!

К р а е в (не хочет ссориться). Недаром же я историк, Игнат Петрович!

Л о б о в и к о в. Что же будет, когда ты в них сам начнешь участвовать?

К р а е в (продолжает улыбаться). Вот в этом ты прав: солдат я буду или командир, но так или иначе участник. (Серьезно.) Не прав ты в другом. Ты старался уберечь Антошу от войны, а смерть подстерегала его здесь, рядом, от дурацкой случайности… Война для нас не роковая игра в жизнь и смерть, как думают некоторые западные фаталисты, а борьба за жизнь и во имя жизни… (прислушивается к звонку, возвещающему о начале занятий), которая и сейчас, как вы слышите, требует своего… Пора на урок, товарищи!

Все собираются уходить. Краев и Лобовиков подходят к Антоше.

К р а е в. Скорей поправляйся, Антоша. Тебе сейчас, как сказал Наполеон, не хватает лишь трех вещей, необходимых для полководца: здоровья, здоровья и здоровья!

А н т о ш а. Они у меня уже есть, Сергеи Сергеевич! (Порывается встать.)

Краев ласково, но твердо укладывает его опять в постель и уходит вместе со всеми.

З а н а в е с.

ЧЁТ-НЕЧЕТ