тупит против своего желания. Обретая то, о чем говорит, гордый, он даже не оглянется, хотя бы все в Поднебесной его прославляли. Утратив то, о чем говорит, он даже не обратит внимания, хотя бы все в Поднебесной его порицали. Хвала или хула всех в Поднебесной ничего ему не прибавит, ничего у него не отнимет. Вот кто называется человеком с целостными свойствами. Я же причислю себя к тем, которых несет ветром по волнам.
Вернувшись в Лу, Цзыгун поведал обо всем Конфуцию, который сказал:
– Тот прикидывается, будто совершенствуется в учении рода Хаоса. Постигает из него лишь одно, но не понимает другого; управляет внутренним, но не управляет внешним. Ты, конечно, удивился тому, что он познал, как уйти в чистоту, в недеяние, вернуться к простоте, как хранить разум в телесной природе, странствуя среди мирского, обычного. Но разве достойно учение рода Хаоса[100], чтобы я и ты его познавали!
Изначальный Туман[101] отправился на восток, к Великой пучине, и на берегу Восточного моря повстречался с Легким Ветерком. Легкий Ветерок спросил:
– Куда вы направляетесь?
– К великому океану.
– Зачем же?
– Хочу там побродить. Ведь великий океан – это то, что не наполняется, сколько бы в него ни вливалось, и не иссякает, сколько бы из него ни выливалось.
– Нет ли у вас, учитель, мыслей о народе с глазами впереди?[102] Хотелось бы услышать о мудром правлении.
– При мудром правлении, – ответил Изначальный Туман, – начальники в раздачах не упускают необходимого каждому, выдвигают людей, не упуская способностей каждого; видят все дела в целом и творят должное. Дела сами собой совершаются, слова сами собой произносятся, и Поднебесная развивается. Один взгляд, взмах руки – и со всех четырех сторон народ прибывает. Вот это и называется мудрым правлением.
– Хотелось бы услышать о добродетельном человеке.
– Человек, обладающий изначальными свойствами, в покое не знает тоски, в действиях не знает опасений. Он не следует учению об истине и лжи, о красоте и безобразии. Когда все среди четырех морей наслаждаются общими благами – считает это своей радостью; получают общие дары – считает это своим покоем. Без него народ огорчается, как младенец, потерявший мать; отчаивается, как пешеход, сбившийся с дороги. Вещей у всех в изобилии, а откуда, неведомо; еды и питья вдоволь, а от кого, неизвестно. Таков облик человека, которого называют обладающим изначальными свойствами.
– Хотелось бы услышать о человеке, обладающем разумом.
– Человек, обладающий высшим разумом, – ответил Изначальный Туман, – седлает луч и исчезает вместе со своим телом. Это называется – осветить Безбрежное. Достигает предела жизни, исчерпывая до конца природу. Утратив тяготы всей тьмы дел, наслаждается радостью неба и земли, и вся тьма вещей возвращается к сущности. Это и называется слиться с изначальным эфиром.
Мын Отрицающий Душу и Чичжан Полный Размышлений наблюдали за войском царя Воинственного[103], и Чичжан Полный Размышлений сказал:
– Воинственному далеко до Ограждающего из рода Владеющих Тигром, который избежал подобной беды.
– Разве Ограждающий наводил порядок после смуты? Ведь он стал править, когда в Поднебесной царил порядок, – заметил Мын Отрицающий Душу.
– Все хотят, чтобы в Поднебесной царил порядок, – сказал Чичжан Полный Размышлений и спросил: – Но по какой причине это доверили Ограждающему из рода Владеющих Тигром?
– Ограждающий из рода Владеющих Тигром врачевал болячки на голове, – ответил Мын Отрицающий Душу. – Почтительный сын пользовался снадобьями, чтобы укрепить здоровье милостивого отца, и тот совершенно исхудал. Мудрый человек этого бы постыдился. Во времена настоящего порядка добродетельных не превозносили, способными не распоряжались. Высшие походили на верхушку дерева, а народ – на вольного оленя. Люди были прямыми и честными и не ведали, что это справедливость; любили друг друга и не ведали, что это милосердие; были искренними и не знали, что это верность; делали то, что следует, и не ведали, что это доверие; работали и помогали друг другу и не ведали, что это благодеяние. Поэтому-то они ходили, не оставляя следов, вершили дела, но не рассказывали о них преданий[104].
Почтительный сын, который не льстит своим родителям, верный слуга, который не льстит своему государю, – таковы совершенные слуга и сын. Того, кто поддакивает каждому слову родителей, одобряет каждый их поступок, в народе зовут негодным сыном. Того, кто поддакивает каждому слову государя, одобряет каждый его поступок, в народе зовут негодным слугой. И все же не знают, что такова необходимость. Ведь не зовут льстецом того, кто одобряет как истину все, сказанное в народе, считает хорошим все, названное в народе! Значит ли это, что к народу относятся с бо́льшим почтением, чем к родителям, с бо́льшим уважением, чем к государю? Стоит назвать кого-либо угодником, и сразу же бросят гневный взгляд; стоит назвать кого-либо льстецом, и сразу же бросят недовольный взгляд, а между тем на всю жизнь остаются угодниками, на всю жизнь остаются льстецами. Нанизывая сравнения, разукрашивая речи, собираются толпы слушателей, и никто их ни в начале, ни в конце, ни главных, ни второстепенных не предает всех вместе суду. В длинных разноцветных халатах принимают различные позы, чтобы пленить своих современников, но не называют себя угодниками и льстецами. Становясь учениками, вслед за наставником твердят об истинном и ложном, но не считают себя людьми дюжинными. Таково круглое невежество. Тот, кто понимает свое невежество, уже не совсем невежда; тот, кто понимает свое заблуждение, уже не заблуждается столь глубоко. От глубокого заблуждения не освободиться всю жизнь; круглому невежде не измениться до смерти. Когда один из троих потерял дорогу, они еще могут прийти к цели, ибо заблудившихся меньшинство. Когда же двое из них потеряли дорогу, путь их не приведет к цели, ибо победят заблудившиеся. Ныне же заблудились все в Поднебесной. Я и взываю, но не могу обрести отклика. Как это печально! Возвышенный голос не трогает слуха односельчан. Заслыша «Ломаем тополь», «Яркие цветы»[105], они хохочут. По этой-то причине высокие речи не задерживаются в сердцах дюжинных людей. Когда же не звучат слова истины, верх берут пошлые речи. Удары по паре глиняных горшков заглушат колокол, и не достигнешь цели. Ныне же оглушены все в Поднебесной. Я взываю, но не могу обрести отклика. Настаивать, зная, что не обретешь отклика, еще одно заблуждение. Поэтому лучше их оставить и не продолжать поисков. Перестану искать, – кто же разделит со мной печаль?
У Прокаженного в полночь родился сын. Он поспешил взять огня и стал пристально всматриваться, боясь лишь, чтобы сын не оказался на него похожим.
От столетнего дерева отрубили часть ствола, сделали жертвенный сосуд и украсили его черным и желтым орнаментом. Обрубок же бросили в канаву. Сравним жертвенный сосуд с обрубком в канаве и увидим, сколь различны красота и уродство. Но и сосуд и обрубок равно утратили свою природу. По-разному осуществляют справедливость разбойник Чжи и Цзэнцзы с Хронистом Ю, однако все трое в равной мере утратили свою природу. Ведь для утраты своей природы существует пять возможностей. Первая – пять красок, которые расстраивают зрение, лишают глаза зоркости; вторая – пять тонов, которые расстраивают слух, его притупляют; третья – пять запахов, от которых ослабляется обоняние и закладывает нос; четвертая – пять пряностей, от которых теряются и извращаются вкусовые ощущения; пятая – смущающие сердца пристрастие и неприязнь, от которых изначальная природа разлетается, словно пыль. Все эти пять возможностей – враги жизни. А тут еще начали отделяться Ян Чжу и Мо Ди, считая, что именно они обрели истину. Я же не называю это обретением истины. Разве можно назвать обретшим истину того, кто бедствует? Ведь тогда Сова или Голубка, очутившись в клетке, также могут считать это обретением? Тем более что пристрастие и неприязнь, звуки и краски служат им, чтобы отгородиться от внутреннего; а кожаная шапка с перьями зимородка, памятная дощица и широкий пояс ограничивают их во внешнем. Внутреннее отгорожено клеткой, а внешнее – рядами шнуров[106]. Для тех, кто красуется в шнурах, да еще считает это обретением истины, это такое же обретение, как для преступника – веревки на руках и тиски, сжимающие пальцы; а для тигров и барсов – мешки и загоны.
Глава 13Путь природы
В пути природы все движется, ничто не застаивается, поэтому и возникает вся тьма вещей. В пути предков все движется, ничто не застаивается, поэтому к ним и обращаются все в Поднебесной. В пути мудрых все движется, ничто не застаивается, поэтому все среди морей им покоряются. Кто познал природу, постиг мудрость, все шесть явлений и четыре времени года, свойства предков и древних царей, тот предоставляет все самодвижению и, не проявляясь, всегда сохраняет покой.
Покой мудрого не означает, что покой – это добро, и оттого он покоен. Вся тьма вещей не заслуживает того, чтобы из-за нее тревожить сердце, поэтому он и покоен. Когда вода в покое, в ней виден ясно каждый волосок бороды, бровей. Ее уровень точен, и большой мастер берет его за образец. Если в покое вода чистая, то тем более чист разум. Сердце мудрого в покое – это зеркало неба и земли, зеркало всей тьмы вещей. Ведь пустота, покой, безмятежность, безразличие, уединение, тишина, недеяние – это уровень неба и земли, высшее в природных свойствах. Поэтому предки, древние цари и мудрые мужи оставляли деятельность. Оставив деятельность, очистившись до Пустоты, наполнялись сущностью, а сущностью и определяли людские порядки. Пустота влечет за собой покой, покой – движение, движение – восприятие. Покой влечет за собой недеяние, недеяние – ответственность за свое дело. Недеяние влечет за собой удовлетворение, удовлетворение не оставляет места ни горю, ни печали, а дает долголетие. Ведь Пустота, покой, безмятежность, безразличие, уединение, тишина, недеяние – основа всей тьмы вещей. Те, кто понял это, становились лицом к югу – и государем стал Высочайший; те, кто понял это, становились лицом к северу – и советником стал Ограждающий. Встать с помощью Основы над всеми – таково достоинство предка, древнего царя, Сына Неба. Остаться с ее помощью внизу – таков путь скрывающегося мудрого, не коронованного царя. Уединиться с ее помощью и уйти странствовать – таков путь мужей на реках и морях, в горах и лесах