– Подойди, Цю, – в великом гневе ответил Разбойник Чжи. – Все, кого можно прельстить и соблазнить выгодой, глупы и невежественны. Если ныне я вырос высоким и красивым и люди, любуясь на меня, радуются, так это достоинство, переданное мне отцом и матерью. Разве я о нем не знал бы, если бы ты, Цю, меня не прославил? Да притом я слышал, что любитель превозносить человека в лицо не прочь поносить его за спиной. Ныне ты, Цю, посулил мне собрать народ за большой стеной. Соблазняя меня выгодой, разложил приманку, как невежде. Но разве царства долговечны? Нет царства большего, чем Поднебесная. Высочайший и Ограждающий владели Поднебесной, но у их сынов и внуков не стало земли – даже чтобы воткнуть шило. Испытующий и Воинственный воцарились в Поднебесной, но род их был прерван и истреблен. Не был ли тому причиной соблазн большой выгоды Поднебесной?
А еще я слышал, что в старину людей было мало, птиц же и зверей – множество. Чтобы спастись от них, люди селились тогда в гнездах. Днем собирали желуди и каштаны, а по ночам ютились на деревьях. Поэтому их и называли «род Владеющих Гнездами». В древности люди не знали одежды. Летом запасали побольше хвороста, а зимой грелись у костра. Поэтому их и назвали «Народ, Умеющий жить». Во времена Священного Земледельца процветали высшие свойства: человек спал спокойно, пробуждался довольный, знал свою мать, но не знал своего отца, бродил вместе с оленями и лосями, пахал и кормился, ткал и одевался. Никто не хотел вредить другому. Однако Желтый Предок не сумел сохранить этих свойств – сражался с Красным Злодеем[235] на равнине Чжолу, и кровь залила сотни ли. Высочайший и Ограждающий стали вершить дела и поставили много начальников. Испытующий изгнал своего государя, Воинственный убил Бесчеловечного. И с тех пор сильные помыкают слабыми, многочисленные угнетают малочисленных. Со времен Испытующего и Воинственного все стали приспешниками смутьянов.
А ныне ты насаждаешь путь Прекрасного и Воинственного, насаждаешь красноречие в Поднебесной, чтобы поучать потомков. В широком халате с узким поясом ты лицемерными речами и фальшивыми поступками вводишь в заблуждение владык Поднебесной, домогаясь богатства и знатности. Нет большего разбойника, чем ты! Почему же в Поднебесной зовут разбойником меня, Чжи, а не тебя, Конфуций?
Своими сладкими речами ты уговорил Цзылу и заставил следовать за собой. Цзылу снял высокую шапку храбреца, отвязал свой длинный меч и стал слушать твои поучения. Все в Поднебесной заговорили о том, что Конфуций-де способен остановить насилие и запретить злодеяние. А в конце концов, когда Цзылу захотел убить вэйского царя, да не сумел, тело его засолили и выставили на восточных воротах Вэй. Это ты виновен в его неудаче!
Не зовешь ли ты сам себя талантливым мужем, мудрецом? А ведь тебя дважды изгоняли из Лу, ты заметал следы при бегстве из Вэй, терпел бедствие в Ци, был осажден между Чэнь и Цай. Во всей Поднебесной тебе на нашлось места. Твое учение довело Цзылу до такой беды – его засолили! Разве стоит ценить твое учение? Оно ничего не дает ни тебе самому, ни людям!
Никого в мире не возвышали так, как Желтого Предка. А он не сумел обрести целостных свойств: сражался на равнине Чжолу, и кровь залила сотни ли. Высочайший не был милостив к сыну. Ограждающий не был почтителен с отцом. Молодой Дракон наполовину иссох телом. Испытующий изгнал своего государя. Царь Воинственный пошел походом против Бесчеловечного. Царь Прекрасный был заключен в Юли. Этих шестерых мужей в мире возвышали. Если же судить здраво, все они во имя выгоды вводили в заблуждение свою истинную природу, насиловали собственные чувства и характер. Их поведение было весьма постыдным.
Среди добродетельных мужей в мире называли Старшего Ровного и Младшего Равного. А оба они отказались стать государями в царстве Одинокий бамбук, умерли от голода на горе Первого Солнца, и тела их остались без погребения. Бао Цзяо[236] приукрашивал собственное поведение и порицал современников, а умер, обхватив дерево. Наставник Олень, подав совет государю, не был выслушан и, взяв камень, бросился в Реку, был съеден рыбами и черепахами. Цзе Цзытуй был самым преданным. Он отрезал кусок мяса от своего бедра, чтобы накормить царя Прекрасного. Когда же Прекрасный от него отвернулся, Цзытуй в гневе ушел и, обхватив дерево, сгорел. Вэй Шэн назначил встречу с девушкой под мостом, она не пришла. Вода все прибывала, а Вэй Шэн не уходил и утонул, обхватив опору моста. Эти шестеро мужей, попав в сети славы, легкомысленно расстались с жизнью. Смертью они не отличались от пса, разорванного на куски, свиньи, унесенной течением, или нищего с его чашей для подаяний. Они забыли об основном – о долголетии.
Самыми верными слугами в мире называли царевича Щита и У Цзысюя. Тело Цзысюя утонуло в реке, у Щита вырезали сердце. Этих двух мужей в мире называли верными слугами, а в конце концов над ними смеялись все в Поднебесной. Ни один из тех, о ком говорилось ранее, включая Щита и У Цзысюя, не достоин уважения.
Чем же ты, Цю, меня убедишь? Если делами загробными, то их я не могу знать; если делами людскими, то только теми, о которых я уже слышал. Теперь же я тебя наставлю с помощью человеческих чувств. Зрение человека влечет к красоте, слух – к музыке, уста – ко вкусному, воля – к полноте. Высший предел жизни сто лет[237], средний предел – восемьдесят лет, низший предел – шестьдесят лет. А если исключить время болезней и страданий, смертей и утрат, горя и беды, так всего лишь четыре-пять дней за одну луну человек смеется, широко раскрыв рот. Ограниченное же во времени при сравнении с неограниченным подобно мгновенью, в которое скакун промелькнет мимо щели. Все те, кто не способен наслаждаться своими мыслями и желаниями, поддерживать жизнь многие годы, не понимают Пути. Все, что ты, Цю, говоришь, я отбрасываю. Побыстрей уходи, возвращайся к себе и больше об этом не заговаривай! Ты обманываешь и хитришь, фальшивишь и лицемеришь. Твое учение лживо. Разве его стоит обсуждать? Оно не может дать полноты истины.
Конфуций двукратно поклонился и поспешил удалиться. Вышел за ворота, поднялся на повозку, но трижды ронял вожжи. Глаза ему застлал туман, он ничего не видел, побледнел, словно угасший пепел. Стоял, опершись о перекладину, повесив голову, и еле дышал.
На обратном пути, у восточных ворот Лу, они встретили Цзи под Ивой, и тот сказал:
– Сейчас вы в воротах, а несколько дней вас не было видно. Судя по повозке и коням, вы были в пути. Быть может, ездили повидаться с Чжи?
Конфуций возвел очи к небу и, вздохнув, ответил:
– Да.
– Не пошел ли Чжи против вашей воли, как я предупреждал? – спросил Цзи под Ивой.
– Да, – ответил Конфуций. – Можно сказать, что я, Цю, сделал себе прижигание, не будучи больным. Поспешил погладить тигра по голове, заплести ему усы и чуть было не попал к нему в пасть.
Цзычжан спросил человека по прозвищу Выгода Любой Ценой:
– Почему вы не стремитесь к справедливости? Без справедливости вам не будут доверять, без доверия не получите службы, без службы не будет и выгоды. Справедливость – верное средство добиться славы и выгоды. А те мужи, что пренебрегают славой и выгодой, отвращаются от них в своем сердце, разве могут хоть один день обойтись в своих поступках без справедливости?
Выгода Любой Ценой ответил:
– Бесстыжий богатеет, болтливого прославляют. Доверие – верное средство добиться славы и выгоды. А те мужи, что пренебрегают славой и выгодой, отвращаются от них в своем сердце, не сохраняют ли в поступках свою природу?
– В старину Разрывающего на Части и Бесчеловечного чествовали как Сынов Неба, богатство их составляла вся Поднебесная, – сказал Цзычжан. – А ныне скажите стяжателю: «Ты действуешь подобно Разрывающему на Части и Бесчеловечному», – и он устыдится, станет негодовать, – таких презирает даже мелкий люд. Конфуций и Мо Ди были бедны, как простолюдины. А ныне скажите жрецу, ведающему закланием жертвенных животных: «Вы действуете подобно Конфуцию и Мо Ди», – и он побледнеет, смутится и скажет, что недостоин такой похвалы. Мужи их действительно чествуют. Так что облеченный властью Сына Неба необязательно благороден, а бедняк, простолюдин не обязательно презренен.
– Мелких воров – в темницы, крупных – в цари. У ворот царей и обретаются мужи, ратующие за справедливость. В старину Сяобо, царь Хуань, убил своего старшего брата и вошел к его жене, а Гуань Чжун стал его советником. Тяньчэн Цзычан убил своего государя и украл его царство, а Конфуций принял от него в подарок шелк. В своих речах Гуань Чжун и Конфуций их осуждали, а в своих делах падали еще ниже, чем они. Разве это не противоречие? В их груди слова воевали с делами! Поэтому в преданиях и говорится: «Кто добрый? Кто недобрый? Победил – стал во главе, неудачник – остался в хвосте».
– Если вы не станете поступать по обычаю, – сказал Цзычжан, – то не будет различия между родичами и чужими, не будет сознания долга у благородных и презренных, не будет порядка в отношениях между старшими и младшими. Как же тогда разбираться в пяти устоях и шести основах?[238]
Выгода Любой Ценой ответил:
– Соблюдалось ли различие между родичами и чужими, когда Высочайший убил своего старшего сына, а Ограждающий изгнал своего единоутробного младшего брата? Было ли сознание долга у благородных и презренных, когда Испытующий изгнал Разрывающего на Части, а Воинственный пошел походом на Бесчеловечного? Соблюдался ли порядок в отношениях между старшими и младшими, когда Ван Цзи[239] взял власть, а Чжоугун убил своего старшего брата? Можно ли разобраться в пяти устоях и шести основах после конфуцианцев с их лицемерными речами и моистов с их всеобщей любовью? И притом ведь вы действуете воистину ради славы, а я действую воистину ради выгоды, а сущность славы и выгоды не согласуется с естественными законами, ее не найти в Пути. Попросим же на днях рассудить нас с вами Свободного от Условностей