Чжуанцзы — страница 46 из 48

Вернувшись в Сун, Торгаш встретился с Чжуанцзы и стал над ним смеяться:

– Вы живете в самом закоулке нищей деревеньки, от нужды плетете сандалии. У меня, Торгаша, конечно, нет ни такой длинной иссохшей шеи, ни такого желтого лица. Зато стоило мне вразумить властителя тьмы колесниц, и за мной последовала их сотня.

– Уходи прочь! – ответил Чжуанцзы. – Когда циньский царь хворал, он звал лекарей. Тот лекарь, что вскрыл чирей и удалил легкую опухоль, получил одну повозку; тот, что вылизал геморрой – пять повозок. Чем ниже способ лечения, тем выше награда. Как же ты лечил его геморрой, что заслужил столько колесниц?


Луский царь Айгун спросил у Яня Врата Бытия:

– Будет ли лучше в царстве при Конфуции? Я считаю его даровитым деятелем.

– Он опасен! Быть беде! – ответил Янь Врата Бытия. – Конфуций разрисовывает даже фазаньи перья. Занимаясь лишь цветистыми речами, выдает побочное за главное. Терпеливо поучает народ, не зная его и ему не доверяя. Воспринимая лишь свои мысли, управляя лишь своим умом, разве достоин он стоять над народом? Считать его пригодным, кормить его можно лишь по ошибке. Он ныне велит народу уйти от сущности, учиться лицемерию – это не то, чему следует поучать народ. Лучше от этого отказаться, а не то трудно будет управлять, достанется забот и последующим поколениям.


Раздавать так, чтобы о даяниях не забывали, это не похоже на даяния природы. Купцов оседлых и странствующих не разделяют по рангам. Хотя дела их различны, но мудрые отнюдь не разделяют их по рангам.


Орудия внешних пыток – металл и дерево[259]. Орудия внутренних пыток – действия и ошибки. Малый люд, подвергшийся внешней пытке, допрашивают металл и дерево; подвергшихся внутренней пытке грызут силы жара и холода. Ведь избежать пытки и внешней, и внутренней способен лишь настоящий человек.

Конфуций сказал:

– Познать каждое человеческое сердце труднее, чем природу, оно опаснее, чем горы и реки. У природы есть сроки весны и осени, зимы и лета, утра и вечера. У человека же лицо непроницаемо, чувства таятся глубоко. Бывает с виду добрый, но алчный; бывает одаренный, похожий на никчемного; бывает нетерпеливый, но проницательный; бывает внешне решительный, а внутренне медлительный; бывает внешне нерешительный, а внутренне вспыльчивый; поэтому-то и случается, что стремятся во имя долга пожертвовать собой, будто охваченные жаждой, но и отступают от долга, будто опаленные жаром. Поэтому-то государь посылает человека далеко, чтобы проверить его преданность; посылает близко, чтобы проверить его почтительность; дает сложные поручения, чтобы проверить его способности; задает вопросы внезапно, чтобы проверить его сообразительность; назначает кратчайший срок исполнения, чтобы проверить, насколько можно ему доверять; вверяет ему богатство, чтобы посмотреть, насколько он милосерден; сообщает ему об опасности, чтобы посмотреть, насколько он верен долгу; поит допьяна, чтобы посмотреть, куда он склонится; сажает его в смешанные, вместе с женщинами, ряды, чтобы посмотреть, насколько он целомудрен. В этих девяти испытаниях и обнаруживают человека негодного.


Покойный Отец Правильный[260] при первом указе о возведении в ранг пригибался, при втором указе горбился, при третьем указе клонился до земли и уползал вдоль стены. Кто посмел бы не счесть его за образец! А есть и такие мужи: при первом указе становятся надменными, при втором – красуются на колеснице, при третьем – начинают звать всех старших по имени. Кого же из них уподобишь Высочайшему и Никого не Стесняющему?


Нет разбойника хуже того человека, чьи достоинства искусственные, чье сердце обладает выражением, как ресницы. Если выраженное его ресницами сопоставить с его внутренним, то рассмотрение его внутреннего нанесет ему поражение.


Злых свойств – пять. Основное – считать главными собственные достоинства. Что это означает? Это означает – превозносить собственные достоинства и порицать тех, кто поступает по-иному.


Бедствия вызывают восемь крайностей, успех приносят три необходимости, тело вмещает шесть внутренних органов. Красота, длинная борода, высокий рост, крепкое телосложение, цветущий вид, величие, смелость и решительность – это восемь крайностей. При превосходстве над другими они служат причиной бедствий. Покорность, уступчивость, опасение оказаться хуже других – эти три необходимости приносят успех. Сообразительность проникает во внешнее, смелые поступки вызывают большие обиды; милосердие и справедливость вызывают многие укоры. Кто проник в сущность жизни – велик; кто проник в знания – незначителен; постигший большую жизнь (природу) следует за главным; постигший малую жизнь (отдельного человека, свою собственную) следует за случайным.


Некто удостоился приема у сунского царя, был пожалован десятью колесницами и стал хвастаться своими десятью колесницами перед Чжуанцзы. Чжуанцзы же сказал:

– У Реки жила бедная семья, которая кормилась тем, что плела вещи из полыни. И вот юноша из этой семьи нырнул в пучину и достал жемчужину ценой в тысячу золотом.

– Разбей ее камнем! – велел ему отец. – Ведь жемчужина в тысячу золотом хранится под челюстью у Черного Дракона в Девятой Пучине. Ты достал ее лишь потому, что он спал. А проснется Черный Дракон и сожрет тебя без остатка!

Ныне омут в царстве Сун поглубже Девятой Пучины, а сунский царь пострашнее Черного Дракона. Ты раздобыл колесницы лишь потому, что он спал. А проснется сунский царь и сотрет тебя в порошок!


Некто звал Чжуанцзы к себе на службу. Чжуанцзы так ответил его посланцу:

– Видели вы жертвенного быка? Как наряжают его в узорчатые ткани, как кормят травой и бобами! Но вот его поведут, и он вступит в храм предков. Сможет ли он снова стать вольным теленком, как бы ему этого ни хотелось?!


Чжуанцзы лежал при смерти, и ученики собирались устроить ему пышные похороны. Но Чжуанцзы воспротивился:

– К чему все это? Я считаю землю своим гробом, небо – саркофагом, солнце и луну – нефритовыми кружками, планеты и звезды – мелким жемчугом, а всю тьму существ – своими провожатыми. Разве мои похороны не будут совершенными?

– Мы боимся, – ответили ученики, – что вас, учитель, склюют вороны и коршуны.

– На земле, – сказал Чжуанцзы, – я пойду на пищу воронам и коршунам, под землей – муравьям. Отнимете у одних, отдадите другим. За что же муравьям такое предпочтение?!


Если выравнивать с помощью неровного, то и ровное станет неровным. Если доказывать с помощью недоказанного, то и доказанное станет недоказанным.

Знающий действует на других только своими знаниями. Прозорливость подтверждается естественными законами. Ведь давно уже известно что знающему далеко до прозорливого. Но разве не печально, что глупцы, опираясь лишь на виденное ими самими, несут это людям? Их успехи только во внешнем.

Глава 33Как управлять Поднебесной

Учений, как управлять Поднебесной, много, но ни одно из них нельзя применить, оттого что они деятельны. Где же в действительности так называемое Учение Древних? Отвечу – «повсюду». На вопросы – «Откуда появляется прозорливый? Откуда появляется умный?» – отвечу: «Источник рождения мудрого, формирования государя – один».

Не отделяющегося от рода называют естественным человеком, не отделяющегося от тончайшего семени называют прозорливым человеком. Того, кто своим родом считает природу, корнем – основные свойства, воротами – Путь, началом же – развитие, называют мудрым человеком. А тот, кто считает милосердие наградой, справедливость – правилом, обряды – поведением, музыку – гармонией, от кого пахнет благими делами и милосердием, называется благородным мужем.

Те, кто разделяет с помощью устоев, берут за образец славные имена, считают обучение свидетельством, а сопоставление – решением, они считают всего лишь до четырех. Так вот все сто должностных лиц общаются друг с другом по старшинству. Обычным они считают дела, главным – пищу и одежду; естественным законом народа – размножение, собирание и накопление для прокормления всех – старых и малых, сирых и вдовых. Разве этого не было в изобилии у людей древности? Равные прозорливому по разуму, будучи безыскусственными, как природа, взращивали тьму существ, гармонировали со всей Поднебесной, и ее даяния распространялись на все сто семейств. Понимая исходные числа, соединяли их и с конечным мерилом. Шесть стран света, четыре времени года, малое и великое, грубое и тонкое – движение, которое существует повсюду. Все это они понимали и неоднократно повторяли. Есть еще много хронистов, передающих старые устои от поколения к поколению. Те устои, что содержатся в песнях и преданиях, обрядах и музыке, способны понимать многие из мужей в Цзоу и Лу[261] – Преждерожденных в широких поясах с табличками. Они используют песни, предания, обряды, чтобы говорить о стремлениях, о событиях, о поведении; они используют музыку, гадательные знаки, хронику «Весна и осень», чтобы говорить о гармонии, о жаре и холоде, о разделении по степени знатности. Сколько-то их рассеялось по всей Поднебесной, они утвердились в Срединных царствах. В учениях ста школ их иногда хвалят и о них говорят.

С тех пор как в Поднебесной началась великая смута, утратилась ясность достойных и мудрых, не стало единства в понимании Пути и основных свойств, многие пришли к пристрастности во имя самовосхваления. Так, уши, глаза, нос, рот – каждый из этих органов что-то воспринимает, но они не способны общаться друг с другом. То же и во всех искусствах, в ста школах, – у каждой есть какие-то достоинства, которые иногда следует использовать. Но крайне пристрастные мужи, не обладающие ни проницательностью, ни кругозором, берутся судить о красоте природы, объяснять законы тьмы вещей, целостность древних людей. У них не хватает способностей для того, чтобы охватить красоту природы, оценить проницательных и умных. По этой-то причине путь внутренний – мудрых и внешний – царей становился скрытым и неясным, приходил в застой и не проявлялся. Каждый в Поднебесной принимал то, что ему нравилось, за собственное учение. Как печально! Ведь все сто школ уходили, но не возвращались и, конечно, не объединялись. Учащиеся же последующих поколений, к несчастью, не увидели безыскусственности природы, высшей сущности древних, и тогда в учении Поднебесной произошел раскол.