— [Вы], учитель, [пока] отдохните! Ожидайте приказа в [своих] покоях. [Я] же велю устроить забаву и приглашу [Вас], учитель, — сказал царь.
Тут государь устроил состязание меченосцев, и за семь дней убитых и раненых оказалось более шестидесяти человек. Отобрав пять-шесть [победителей, царь] велел вручить [им] мечи возле дворца, а [сам] призвал Чжуанцзы и объявил:
— Сегодня испытаем, кто из мужей искуснее всех в фехтовании!
— Давно жду этого [дня], — ответил Чжуанцзы.
— Какова длина оружия, которым [Вы], учитель, будете сражаться? — спросил царь.
— Могу сражаться любым, который вручат [мне, Вашему] слуге, — ответил Чжуанцзы. — Но у [меня, Вашего] слуги, есть три меча. Буду драться [любым], только [по выбору] государя. Прежде чем испробовать, дозвольте [о них] рассказать.
— Готов выслушать [речь] о трёх мечах, — согласился царь. И Чжуанцзы [повёл свой] рассказ:
— Первый меч — меч Сына Неба, второй — меч царский, третий — меч Удальца.
— Каков же меч Сына Неба? — спросил [его] царь.
— У меча Сына Неба лезвие от Ласточкиного Потока {2} до Каменной стены, остриё — пик горы Преемства {3} в [царстве] Ци, тупая сторона — от Цзинь до Вэй, чашка [эфеса] — Чжоу и Сун, рукоять — Хань и Вэй, в ножны вмещаются все варвары, все времена года; в перевязи — море Бохай, в портупее — гора Вечности. [С его помощью] обуздывают пять первоэлементов, определяют преступления и достоинства {4}, отделяют жар от холода, удерживают весну и лето {5}, вершат дела осенью и зимой {6}. Рубанёшь этим мечем прямо — никто перед [тобой] не устоит, взмахнёшь вверх — никто вверху не удержится, вниз — никого внизу не останется, поведёшь кругом — никого по сторонам не окажется. Вверху — рассечёт плывущие облака, внизу перережет земные веси. Только пустишь меч в ход — наведёшь порядок среди царей, и вся Поднебесная покорится. Таков меч Сына Неба!
— Каков же царский меч? — как в тумане, растерянно спросил — царь Прекрасный.
— Лезвием царского меча служат мужи знающие и отважные; остриём — мужи бескорыстные и честные; тупой стороной — мужи достойные и добрые, чашкой [эфеса] — мужи преданные и мудрые; рукоятью — мужи отваги и доблести. Рубанёшь этим мечем прямо — никто перед [тобой] не устоит, взмахнёшь вверх — никто вверху не удержится, вниз — никого внизу не останется, поведёшь кругом — никого по сторонам не окажется. Наверху [он] уподобляется круглому Небу, чтобы послушны были [все] три [рода] светил {7}, внизу уподобляется квадратной земле, чтобы послушны были времена года; в центре согласуется с желаниями народа, чтобы был покой во всех четырёх сторонах. Только пустишь меч в ход — поразит словно удар грома, и каждый во [всех] четырёх границах явится в одежде гостя {8}, чтобы повиноваться указам государя. Таков царский меч!
— Каков же меч удальца? — спросил царь.
— Меч удальца [для всех, у кого] волосы всклокочены, борода торчит вперёд, шлемы с грубыми кистями надвинуты на глаза, платье сзади короче, [чем спереди; у кого] сердитый вид, а речь косноязычна; [кто] вступает перед [Вами] в поединки, сверху — перерезает горло, перерубает шею, снизу рассекает печень и лёгкие. Таков меч удальца, что не отличается от драчливого петуха. Жизнь его может прерваться в любое утро. Для государственных дел [он] не годится. Ныне у [Вас], великий государь, пост Сына Неба, а пристрастились [Вы] к мечу удальца. [Мне, Вашему] ничтожному слуге, стыдно за [Вас], великий государь!
Царь повёл [Чжуанцзы] за собой в зал, стольничий подавал кушанья, [но] все перемены царь трижды отсылал по кругу.
— Доклад о мечах закончен, — заметил Чжуанцзы. — Посидите в тишине, великий государь, успокойте [своё] дыхание.
После этого царь Прекрасный три месяца не покидал дворца, и все фехтовальщики, облачившись в траур, покончили с собой на своих местах.
Глава 31Рыболов {1}
Прогуливаясь по роще Чёрный полог {2}, Конфуций сел отдохнуть на возвышение [среди] абрикосов. Ученики заучивали предания, Конфуций пел, играя на цине. Не допел [песню] ещё и до половины, как [некий] Рыболов, выйдя из лодки, [к ним] приблизился. Брови и борода — седые, волосы — распущенные, рукава свисали вниз. Поднявшись с берега на ровное место, [он] остановился, левой рукой опёрся о колено, правой подпёр щёку и стал слушать. [Когда же] песня закончилась, [он] подозвал Цзыгуна и Цзылу. Оба они подошли.
Указав на Конфуция, гость спросил:
— [Вот] тот, что за человек?
— Благородный муж из царства Лу, — ответил Цзылу.
— Из какого рода?
— Из рода Кунов.
— Чем занимается [человек] из рода Кунов? Цзылу промолчал, а Цзыгун ответил:
— [Человек] из рода Кунов подчиняет свой характер преданности и доверию, вершит милосердие и справедливость, украшает обряды и музыку, отбирает правила отношений человека к человеку, чтобы были преданы властителю, высшему, чтобы улучшались отношения во всём народе, у низших. Всё это принесёт пользу Поднебесной. Вот чем занимается [человек] из рода Кунов.
— Владеет ли благородный муж землёй? — спросил снова [гость].
— Нет, — ответил Цзыгун.
— Помогает правителю или царю?
— Нет.
Гость рассмеялся, повернулся и пошёл, говоря:
— Милосерден-то милосерден, но, пожалуй, самого себя не освободит. Утруждает сердце, изнуряет тело, подвергает опасности истинное в самом себе. Увы! Как далеко отошёл он от учения!
Цзыгун вернулся и доложил [обо всём] Конфуцию. Тот оттолкнул цинь, поднялся и сказал:
— Не мудрец ли то был? — пошёл вниз его искать и догнал на берегу озера. [Рыболов] как раз взялся за шест и выводил лодку, [когда], обернувшись, заметил Конфуция, возвратился к селению и остановился.
Конфуций с благоговением отступил, двукратно поклонился и подошёл [поближе].
— Чего ты ищешь? — спросил Рыболов.
— Только что [Вы], Преждерождённый, не договорили и ушли, — сказал Конфуций. — [Я], Цю, [человек] негодный, ещё не узнал, что [Вы] хотели сказать. [Я], ничтожный, ожидал [возможности Вам] покориться. К счастью, услышал, как [Вы] кашляли. Помогите [мне], Цю, поскорее!
— Ах! — воскликнул Рыболов. — Как сильна у тебя любовь к учению!
Конфуций двукратно поклонился и, поднимаясь, сказал:
— [Я], Цю, учусь с детства и поныне, до шестидесяти девяти лет. Но слышать об истинном учении [мне] не доводилось. Разве осмелюсь не очистить [для этого] сердца?
— Подобные по роду следуют друг за другом, подобные по голосу откликаются друг другу, — сказал Рыболов. — Таков естественный закон. Разреши мне объяснить, чем обладаю я, и чем занимаешься ты. То, чем ты занимаешься, дела людские: Сына Неба, царей, великих мужей, простолюдинов. Если каждый, [принадлежащий к] этим четырём [званиям], на своём месте, то правление прекрасное; но нет смуты больше той, [когда] они не отвечают [своим] постам. [Если] должностные лица исполняют свои обязанности, а люди заботятся о своих делах, то нет никаких беспорядков. Поэтому заросшие травой поля, дом без кровли, недостаток пищи и одежды, не внесённые в срок налоги, раздоры между женой и наложницей, несогласие между старыми и малыми, — таковы заботы простолюдина; небрежность и лень народа и подчинённых, опасение не справиться с обязанностями, не выполнить порученных дел, оказаться небезупречным в поступках, утратить заслуги и доброе имя, потерять ранг и жалованье, — таковы заботы великого мужа; мятежи влиятельных родов, отсутствие при дворе верных слуг, искусных ремесленников, недостаток красоты в дарах [Сыну Неба, боязнь оказаться] ниже других весной и осенью, непокорным Сыну Неба, — таковы заботы царя; отсутствие гармонии между [силами] жара и холода, несвоевременное [наступление] тепла и мороза, вред, причиняемый ими всем вещам; смуты царей, споры из-за заслуг в походах, самоуправные захваты друг у друга, [когда] калечат людей, истощение богатств, непорядок в обрядах и музыке, ухудшение отношений между людьми, распутство и беспорядки в народе, — таковы заботы Сына Неба и [его] советников. Ныне же ты, не облечённый властью ни царя, ни сановника, не обладающий рангом великого слуги или его должностного лица, по собственному произволу украшаешь обряды и музыку, отбираешь правила отношений между людьми, чтобы улучшить [отношения] во всём народе. Не слишком ли много на себя берёшь? Да притом людям присущи восемь пороков, а [тем, кто] служит, — четыре зла, которые нельзя не изучить. Делать то, что не поручено, называется превышением власти; выдвигать то, что не удостаивают вниманием — болтливостью; говорить, [лишь] с оглядкой на [чужое] мнение — угодливостью; хвалить, не разбирая где правда, где ложь — лестью; со страстью судить о чужих недостатках — поношением; отделиться от родных, отколоться от друзей — бунтом, восхвалять лживого, чтобы нанести удар по ненавистному, — злонамеренностью; хладнокровно допускать и доброе и злое без разбора, чтобы воровски овладеть желаемым, — коварством. Из-за этих восьми пороков поднимают смуту вовне, среди других, губят самого себя внутри, благородные мужи лишаются друзей, мудрые цари — слуг. Четыре зла [следующие]: питать пристрастие к важным делам, к переменам и изменениям обычного, долговременного, чтобы присвоить себе заслуги и славу, называется злоупотреблением; вершить дела лишь по собственному произволу, захватывать людей для собственных нужд — алчностью; не исправлять замеченных ошибок, усугублять их вопреки советам — высокомерием; не разбирая кто хорош, а кто плох, одобрять с тобой согласных, [не одобрять] с тобой несогласных, — самодурством. Таковы четыре зла. Сумел бы [ты] уничтожить эти восемь пороков, искоренить эти четыре зла, тогда и мог бы начать [своё] воспитание.