В конце зимы Юньфэн заболел. Он быстро угасал, и это даже радовало его. Чжайдао приходил и молча садился рядом.
— Ты мог бы сказать, что предупреждал меня, — сказал ему как-то Юньфэн.
— Юньфэн-сюн… — Нежата сжал его пальцы. — Прости меня.
— За что?
— Что не удержал тебя от этого безумства. Может быть, если бы ты не решился отправиться со мной, все было бы иначе?
— Какая теперь разница…
— Прости меня.
— Я ни в чем тебя не виню. Ты меня прости.
— Юньфэн-сюн… ах, Юньфэн-сюн…
Юньфэн опустил веки и провалился в темноту.
Когда он открыл глаза, было светло, пахло травой, щебетали птицы. Нежата сидел рядом и смотрел с беспокойством.
— Ты проспал полдня. Хотя господин Цуйчжу и велел не волноваться — ты ведь так мало спал в последние дни. Но мне все равно было тревожно. Ты плакал во сне. Что тебе снилось?
— Чжай-эр, где мы сейчас?
— Мы у господина Цуйчжу.
— Как мы здесь оказались?
— Вчера пришли, Юньфэн-сюн. Ты еще не очнулся ото сна?
— Неужели мне все приснилось? Что за зелье мне вчера дал господин Цуйчжу?
Юньфэн рассказал Нежате сон…
— Я понял, что мне не нужно никуда уезжать. Мое место здесь, а твое — там.
И они вернулись в столицу, где все было по-прежнему хорошо.
На прощанье Юньфэн подарил Нежате две картины. На одной была изображена река в горах Линьинь, в том самом месте, где они так любили отдыхать и пить чай. Еще Юньфэн написал там стихи, сочиненные ими в последний раз. На втором свитке Юньфэн нарисовал реку Сян, ту, на которой они когда-то встретились. Там он написал стихи Синь Цицзы:
Вот и отчалила лодка,
С тем, кого провожаю.
На гору поднимаюсь,
Обозреваю реку.
Нет ничего печальней
В этой жизни, пожалуй,
Чем провожать в дорогу
Близкого человека.
Лучше б не подниматься
И не смотреть, страдая,
Туда, где на горизонте
Солнце погаснет скоро.
Скрылся путник из виду,
Диких гусей лишь стая
К югу летит, как и прежде,
В эту осеннюю пору.
А Нежата достал пачку своих писем и, немного смущаясь, протянул Юньфэну:
— Когда я вспоминал, что мы расстанемся, я писал тебе письма. Может быть, ты прочтешь их… может, это тебя порадует.
— Чжай-эр! Это же сокровище, — Юньфэн прижал к груди кипу бумаг.
Вдруг в кабинет проскользнула Шаньхуа. Она обняла Нежату и тихо спросила:
— Шушу, ты больше никогда не вернешься? Ты ведь уезжаешь очень далеко?
— Да, Шань-эр, я уезжаю очень-очень далеко и никогда больше не вернусь. Но с тобой всегда остается Йесу Цзиду и Его Пречистая Мать. Не забывай, что у твоего отца есть книга про Них.
Потом заглянула Сюэлянь:
— Чжай-эр, так жаль с тобой расставаться! — сказала она. — Мне кажется, ты очень нам с Юньфэном помог, и я даже не знаю, как тебя отблагодарить.
— Не стоит благодарности, госпожа Сяхоу. Я ничего не сделал.
— Я бы хотела назвать нашего малыша в твою честь. Помнится, когда-то ты говорил, что твое имя значит «нежный»?
Нежата кивнул.
— Юньфэн-лан, давай назовем ребенка Вэньцунь.
Юньфэн приобнял жену за плечи:
— Чудесное имя для девочки. А если родится мальчик?
— Но ведь Чжайдао так назвали его родители?
…Нежата простился со всеми обитателями усадьбы господина чжунчэна. Саньюэ обнял его, не церемонясь, Пинъэр плакала навзрыд. Проводить его на берег реки Цяньтан собрались, кажется, все домочадцы господина Ао. Нежата почтительно попрощался со всеми, наклонился к Шаньхуа и тихо сказал ей:
— Помни, о чем я тебя просил.
Юньфэн стоял в стороне в смятении и тревоге. Нежата подошел к нему, и они долго молча смотрели друг на друга молча. Наконец, Нежата проговорил:
— Пусть будет Божье благословение на тебе и твоей семье.
Юньфэн кивнул и решился: вынул из рукава красный шелковый шнурок, заплетенный узлом.
— Это узел цзю-и — «все в согласии с желаниями твоего сердца»…
— Он похож на крест, — проговорил Нежата, разглядывая подарок.
— Потому его и выбрал, — отозвался Юньфэн, не отрывая взора от друга. Нежата посмотрел на него: в глазах стояли слезы. Юньфэн и сам почувствовал, как в носу нестерпимо колет. Они одновременно отвернулись. «Как глупо, — подумал Юньфэн. — Последние мгновения, когда я могу его видеть…» — он коснулся рукавом лица и повернул голову. Нежата смотрел на него и улыбался. Юньфэн улыбнулся в ответ. Так они постояли еще немного. Нежата сжимал в руке подаренный узелок и свободный конец шнура с кисточкой шевелил ветер.
Потом Нежата вдруг вздохнул и обнял Юньфэна. И поспешно взошел на корабль.
…И кораблик поплыл к морю, растворяясь в небесном сиянии.
Нежата вернулся в Спасо-Преображенский Мирожский монастырь. Келья отца Авраамия была кем-то занята, и Нежату приютил старенький отец Михей. Он действительно почти не мылся, и пахло в его келье отвратительно, несмотря на все старания Нежаты. В начале следующей весны из затвора вышел отец Прокопий, старый друг отца Аваамия, и взял Нежату в келейники. Вскоре Нежату постригли в мантию с именем Терентий.
[1] Иоанн Златоуст, «Письма Олимпиаде», 1 письмо.
[2] Там же.
[3] Там же.
[4] 2Кор, 3:18
[5] Ис, 40:6
[6] Чжоу Дуньи, Ода к лотосу, перевод мойJ
Дополнительные главы. Глава 13. Разные слова
Это коротенькие зарисовки на заданные слова, написанные для какого-то челленджа. Всегда интересно посмотреть на своих персонажей с непривычной стороны.
Фиолетовый
Цвет сон-травы, хохлатки, колокольчиков, мышиного горошка… Цвет аметистов в окладе напрестольного Евангелия в Мирожском монастыре… Нежата назвал бы его «багряный», уходящий в синеву, подсвеченную солнцем. Юньфэн зовет его «цзы». Но в фиолетовые сумерки одиннадцатого месяца они молча сидят рядом, протянув ладони к жаровне, и слушают сюнь зимнего ветра.
До луны
Лунные ночи спокойны и прозрачны. Разве может кому-то не быть дела до луны, до ее ледяной красоты? И как не подумать о величии Бога, сотворившего этот небесный светильник, столь ясный, столь великолепный? Нежату радует чуткость народа Поднебесной, ведь у них есть день, посвященный любованию луной. Жаль только, что они лишь восхищаются небесным телом, но не умеют восхвалять его Творца…
Музыка
Музыка хороша как универсальный язык чувств. Пока Нежата не научился понимать речь Юньфэна, он слушал мелодию его голоса и угадывал его мысли. Пение циня рассказывало Нежате о том же: о поиске, сомнениях, одиночестве каждого человека.
Годы
Нежата оказался в Сун странным, чудесным образом, миновав в один миг тысячи ли, версты долгих и опасных путей по мановению чьей-то невидимой руки. Наверное, он скучает по родному городу, по своему монастырю, по обедне, по Святым Тайнам… Может быть, пройдут годы, прежде чем он сможет вернуться. Может быть, он не вернется назад никогда…
Морковь
Морковь Нежата впервые увидел, попав в Сун. Темно-красная, она добавляет цвета постным блюдам, которые готовит Юньфэн. И вкус у нее яркий, сладкий. Может, Нежата возьмет с собой семена, когда отправится домой, посадит где-нибудь… Правда, он тот еще огородник.
Вслед за
— Ты как будто повторяешь вслед за Кун-цзы, — говорит Юньфэн. — «Благородный думает о должном»! Но я не умею так.
— Я сам так не умею. Надо стараться. Кун-цзы говорит еще: «Можно всю жизнь проклинать темноту, а можно зажечь маленькую свечку». Всего-то маленькую свечку.
— Зачем мне ее зажигать? У меня уже есть.
Качели
В детстве Нежата никогда не качался на качелях: он не любил шумные праздничные забавы, а в монастыре качелей не было. Вот у Юньфэна в крошечном садике качели висят: Сюэлянь любит на них качаться.
«Ты можешь тоже», — улыбнулась она, заметив, как он наблюдает за ней. — «Иди, попробуй». Тогда он впервые взлетел над землей. Удивительно.
Флаг
Флаг? Знамя… Хоругвь. Никогда на крестных ходах Нежате не давали нести вышитое на бархате золотыми и серебряными нитками, расшитое жемчугом изображение Спаса Нерукотворного. Такое тяжелое, что Нежата вряд ли удержал бы его в руках. Он только иногда подавал кадило…
Герой
Любимым святым Нежаты в детстве был Евстафий Плакида — язычник, устремившийся за Божественным оленем и потрясенный чудом. Его любовь к Богу была так велика, что он с радостью и смирением принял все испытания, выпавшие ему на долю. Нежата хотел бы быть похожим на него, но он совсем не воин и не герой. Иногда он ропщет, душа его двоится и, наверное, «он не тверд во всех путях своих»[1].
Каштаны
Каштаны, как и многое другое, Нежата впервые попробовал в Сун. Юньфэн готовит из них нежные сладкие пирожные. Но все равно Нежата никогда не ел ничего вкуснее похлебки из крапивы и сныти, которую варил старец Феодул. Будто эти травы были принесены из райских садов.
Хвост
Когда Нежата жил в Мирожском монастыре, отец Авраамий просто стриг его под горшок. Потом он жил в другом монастыре, и отросшие волосы завязывал в хвост или заплетал в косицу. Здесь… все очень странно. Его причесывает Юньфэн, закалывая волосы заколкой из дорогого дерева алоэ. Иногда Нежате это кажется неправильным. Он не знает, как быть.
Вслух
Нежата довольно долго живет рядом с Юньфэном, но не всегда его понимает. Дело даже не в чужом языке. Кажется, тот не произносит вслух что-то важное, что его беспокоит. Нежата спрашивает: «Что с тобой? Я чем-то тебя огорчил?» А Юньфэн молчит или отшучивается.
Для тебя
Как-то раз Сюэлянь пришла к Юньфэну и раскрыла перед ним шелковый лоскуток, в который были завернуты подвески на пояс.
— Эта для тебя, — она подала ему гладко отшлифованный зеленоватый нефрит. — А эта — для братца Чжайдао, — указала она на маленькую подвеску из белой яшмы.
«Теперь, когда ты будешь смотреть на него, ты непременно вспомнишь и обо мне. Я надеюсь».