Я крайне нуждаюсь в людях, которые будут поддерживать мой авторитет на время моего долгого отсутствия, и всё это время спокойно и компетентно выполнять мои решения. Это не так просто! Ввиду отсутствия медицины срок жизни этих людей очень невелик, многие увидят меня всего один раз, а большинство — не более двух раз в течении жизни. Трудно заставить людей исполнять свою волю, если сам не стоишь над ними постоянно с угрожающе занесенной палкой! Нет никаких гарантий, что завтра не найдется амбициозный вождь, который решит все взять в свои руки, а мой цилиндр притопить в тихом затоне Станубиса. И вот чтобы этого не случилось, надо сделать структуру, что будет поддерживать мой авторитет и влияние все долгие 20 лет моего отсутствия. Нужен храм со жрецами и пропагандой, системой поклонения и восхваления, и, разумеется, материальным поощрением моих адептов. Никто не станет служить мне бесплатно!
Ну вот, я готов к выходу в свет. Чувства обострены, ощутимый прилив сил — никогда я не чувствую себя так хорошо, как сразу после выхода их стасиса. Следующие 20 дней я могу крутиться как заведенный, не ощущая усталости, и не нуждаясь во сне.
Теперь у меня не просто навес из войлока, а полноценный храм. Здание примерно 10×10 метров построено над цилиндром. Стены из бамбукового каркаса, обложенного глиняными кирпичами, крыша покрыта своеобразной «дранкой» из половинок стволов бамбука.
Меня ждут в смежной комнате, и не просто ждут — они воскуряют какие-то ароматные травы, и при этомпоют монотонные мантры. Сделав шагиз цилиндра, осматриваю встречающих. Много новых лиц, много и постаревших знакомых.
Жрецы бросаются ниц, некоторые целуют мне ноги. Хм. Не то, что мне это нравится, но это хороший знак. Всё идет как надо! Эти люди пользуются властью и уважением в своем обществе благодаря мне, и они понимают это. Но, всё же, такое раболепие надо им запретить. А то, пожалуй, привыкну.
Быстро выяснилось, что среди них не осталось никого, кто был мне знаком попрежней жизни. Даже прямые потомки русскоязычных жрецов почти не знают русского языка, и мы общаемся на ломаном эсперанто. Время неумолимо.
Из старых знакомых вижу Сашу — теперь его, на местный манер, называют Аш. Узнаю сына Алая — Эгора, того самого, что в прошлый раз бегал за едой для меня.
Оказалось, они прекрасно научились высчитывать время моего выхода! В этот раз меня ждет еще не остывшая пища, намного более обильная, чем кусок вонючего козлиного мяса, которым встретили меня двадцать лет назад.
За трапезой, пробую местные деликатесы — фазана с медом и травами, дикий инжир и шелковицу, и получаю последние новости за последние 20 лет.
Разговор естественным образом зашел о продовольствии. Жизнь на Станубисе оказалась благополучной — поля давали неплохой урожай. Большинство все еще ели перебродившее зерно, но возобновилась и выпечка ячменных лепешек. Зерна толкли в ступе, получая грубую муку, из которой можно было замесить серое тесто и испечь тонкие лепешки. Увы, но привычный мне по прошлой жизни хлеб таким образом получить невозможно — ячменная мука не поднимается от дрожжей.
Меня угостили этими тонкими ячменными лепешками с медом. Здесь это считается лакомством, хотя из-за обилия отрубей все это, на мой взгляд, лишь ограниченно пригодно в пищу. Попробовал я и кашу и из местного злакового растения, называемого «сого». Неплохо!
– Вы научились выращивать это сого?
— Да, Великий! Оно дает бо́льший урожай, чем ячмень, но только собирать его много сложнее.
— И чем же?
— Сого не сохраняется в колосьях. Как только оно вызревает, начинает опадать на землю, так что приходится собирать его в пыли. Очень неудобно!
— Понятно. Я подумаю… я вопрошу Небесных богов, что с этим сделать. В достатке ли у вас продукты? Не бывает ли голода?
— Хвала Небесным богам! — отозвался Эгор. — Здесь еды намного больше, чем на прежнем месте! Благодаря упряжи и плугу мы распахали много земли вдоль реки, так что зерном люди вполне обеспечены! Дичи и пастбищ тут тоже вдоволь!
— Хорошо. А рыбу вы ловите?
Эгор смутился.
— Наш народ не умеет этого!
— Похоже, пора научиться. Глупо жить на реке и не пользоваться её богатствами. А как складываются отношения с местными, как их там…исаварами?
— С большинством деревень исаваров мы не воюем. Но, бывает, случаются и стычки!
— В чем причина?
— Как и прежде, из-за зарослей сого.
Потянувшись за кувшином с водой, я вдруг услышал звук рвущейся материи. Моя одежда, сильно потрепанная еще во время работы на хуторе, теперь пришла в полную негодность. От времени нитки и ткань просто истлели, и с каждым моим движением она все больше приходила в негодность.
— Аш, мне нужна одежда! Вы тут умеете плести ткани?
— Нет, адаже не знают что это такое. Все носят кожи.
— Ладно, принесите хотя бы кожаную!
Утром мне принесли тяжелый, пахнущий юфью плащ с украшениями из медной проволоки. Довольно неудобная вещь на такой жаре, скажу я вам, но ночами он выручал. Подумалось, как туго придется, когда будет утрачено последнее белье. Носить кожу на голое тело на 40-градусной жаре — форменный мазохизм… А ходить неукрытым тоже не вариант — солнце печет немилосердно.
Закончив с завтраком, я вышел из шатра наружу. Солнце клонилось к закату, но и сейчас чувствовалась его сила. Мой храм-шатер окружало множество хижин из бамбука, соломы и войлока, хаотично разбросанных тут и там. Рядом с моим шатром горел городской очаг, несколько полуголых мальчишек — сыновья атуров и их друзья — сидели возле него и подкидывали дрова. Тут же было несколько женщин разных возрастов — жены и дочери атуров. Именно они отвечают за огонь, не давая ему погаснуть.
У адаже огонь в очаге поддерживает женщина — жена хозяина, главы рода. Поддержание огня в городском очаге тоже возложено на женщин, самых знатных и высокопоставленных в городе.
Жрицы были одеты в кожаные рубашки, украшенные по подолу разными медными и костяными бляшками, заколками и завитками. Похоже, делать ткани тут не умеют. Чтобы в кожаной одежде не было очень уж жарко, они проделывали в ней множество прорезей, пропускавших воздух, ну и, конечно же, их одежды украшает множество бусин, медных проволочек, каких-то костяных пластинок, перьев.
— А как называется город, — спросил я у Эгора. Тот лишь пожал плечами.
— Город. Просто «Город»!
— Надо его как-то назвать. Давайте это будет, эээ… Адажион!
Разумеется, жрецы не возражали против такого названия, хотя, судя по всему, так и не поняли, зачем Городу еще и как-то называться. То, что это поселение будет не единственным, в их головах пока не умещалось….
Конечно, мне захотелось осмотреть все вокруг. Хижины жителей оказались разбросаны по городку безо всякого плана, что здорово мешало проходу. Улиц в городе не было — были тропинки, вьющиеся вокруг хижин. Если в степи адаже всегда строили круглые жилища из овечьих шкур, то в городе они стали строить соломенные жилища прямоугольной формы с деревянным каркасом, как у местных.
К счастью, им хватило ума не держать свой многочисленный скот в городе. Сараи и овины размещались в некоем подобии «предместья», пристроенном к городу со стороны реки. Отсюда скотину проще водить на водопой.
Жителей в городе было мало — взрослые работали в поле, дома оставались только дети и старики. Они подходили к жрецам, и, поглядывая с любопытством на меня, о чем-то их спрашивали.
— Что они хотят? — спросил я у Аша.
— Просто интересуются, вы ли тот посланник небес, о котором мы им рассказывали.
Узнав о том, кто я, многие горожане пытались коснуться меня, видимо надеясь таким образом получить божественное благословение. Боже — ты, который настоящий — надеюсь, ты простишь меня за этот перформанс!
Я прошелся по городку,осмотрев его стены, ворота и городские общественные постройки. Бамбуковый частокол в три человеческих роста, за ним простые деревянные смотровые башни. Ворот в городе было 6, как мы и запланировали 20 лет назад. Эти, довольно легкие, бамбуковые конструкции вряд ли бы выдержали удары тарана.
В целом оборонительные сооружения у города, можно сказать, никакие. Они могут защищать жителей от ночных воров и от гиен, но не более того. Отряд воинов с единственным железным топором вполне мог срубить несколько стволов бамбоо и войти за ограду. А нападающие без железного топора могли бы просто сжечь эти стены, привалив к ним несколько охапок горящих прутьев.
Сооружения внутри города тоже не впечатляли. Возле общественного очага была хижина, где хранилось топливо для него, и коротала время «дежурная» жрица.На площадке перед очагом воины адаже собирались на народные собрания.
Никакого общественного амбара, увы, за 20 лет построено не было.
Мы вышли за ворота. За городской стеной, на некотором отдалении от нее, тоже стояли хижины, но другого вида, не такие как у адаже. В городе хижины были круглые, с крышей как стог сена; за городом дома были вытянутой формы, с большой двускатной крышей. Ближе к реке дома стояли на сваях.
Дальше начинались поля, на которых работали люди. Я понял, что жители предместья не были адаже — в большинстве это были более низкорослые и темнокожие исавары. Знакомство с адаже, умевшими пахать землю и засевать ее зерном и овощами, уже оказывало влияние на местных. В своих деревнях они не пытались пахать и сеять, но те, кто переселился к Адажиону, уже начали перенимать новые для себя агроприемы и сажали ячмень, чеснок, редьку и листовую капусту. Но основой рациона оставался привычный им дикорастущий сого.
Подойдя ближе, я понаблюдал, как они это самое сого собирают. Это широколистое, довольно высокое растение, у которого листья растут прямо от корня, и оттуда же торчал увенчанный метелкой семян стебель. Росло оно в диком виде, размножаясь, как сорняк, самосевом. Быстро вымахав весной из мокрой после паводка почвы, в начале лета сого колосилось и начинало засыхать. При этом семена его