Тихо щелкнуло, и стало совершенно темно. Во мраке тихо зашелестело. Фуоко лежала на спине. Она не чувствовала абсолютно ничего необычного, если не считать волн теплого воздуха, прокатывающихся по телу. Потом сквозь опущенное правое веко ударила вспышка света, еще и еще. Через некоторое время вспышки прекратились, потом начались снова. Девушка чувствовала, что тело мало-помалу начинает бить мелкая нервная дрожь. Да успокойся же ты! — властно сказала она себе. Ничего не происходит. Просто расслабься. Расслабься, я кому сказала!?
Время шло. Изредка во тьме раздавались писки, и Фуоко послушно повторяла их количество. Она быстро заскучала, но развлечь себя казалось нечем.
— Основная процедура завершена, — наконец произнес в темноте голос Дзии. — Дэйя Винтаре, приготовьтесь, снимаю швы с левого века. Возможны слабые неприятные ощущения.
Голову, за исключением рта и носа, снова окутало мягкое и упругое. То место, где смыкались сшитые левые веки, слегка защипало, глаз сдавило, и перед Фуоко поплыли разноцветные круги. Хотя она и знала, что бесполезно, но все же попыталась сконцентрировать на них взгляд — и тут же мир бешено закружился в геометрическом вальсе ночного мира. Усилием воли девушка отогнала его, и снова сгустилась тьма.
— Дэйя Винтаре, — осведомился Дзии, — сейчас вы воспользовались вторым зрением?
— Да, случайно. А как вы догадались?
— Сканер показал возбуждение левого зрительного нерва. Прошу потерпеть еще чуть-чуть, я промою глаз.
Веки опять защекотало. Потом какое-то время ничего не происходило, и вдруг в комнате медленно, очень медленно начал разгораться свет. Фуоко бездумно смотрела на светящуюся точку лампы, потом, вдруг сообразив, зажмурила правый глаз, для надежности прикрыла его ладошкой и максимально широко распахнула левый (ах, это чувство, настолько привычное и настолько забытое, что кажется чужим!)
И ее горло сжало спазмом внезапного страха.
— Дзии, я не вижу левым глазом! — сипло сказала она. Давний, еще из больницы в Барне, ужас, возродившись, нахлынул на нее удушающей волной. — Дзии!
— Мы так и предполагали, — раздался рядом тихий девчоночий голосок, и Фуоко, резко сев, уставилась на сидящую на краю кушетки Рису — пигалицу в легких спортивных трусах и маечке, выглядящую на одиннадцать или двенадцать лет. — Прости, Фучи, что не говорили раньше, не хотели тебя тревожить. Глазной нерв уцелел, но в результате контузии осколком произошло отслоение сетчатки. Дзии обнаружил проблему еще в Барне с помощью ультразвука, а сегодня подтвердил окончательно. В нынешних условиях ее невозможно ликвидировать. Прости. Однако в будущем, когда мы научимся лучше управляться с энергоплазмой в человеческих телах, нам удастся все исправить.
И ужас ушел, оставив после себя лишь гулкую звенящую пустоту. Значит, она все-таки ослепла на один глаз. В глубине души она знала, что так и случится. Знала по недомолвкам барнских врачей, отводящих взгляд при слишком настойчивых расспросах. Знала по вежливым и скользким фразам Дзии. Знала внутренним безошибочным чутьем, что прорывается даже сквозь самую успокаивающую ложь и неумирающую надежду.
Она калека. Вот и все. Фуоко медленно опустилась на спину и уставилась на потолок и застывшие причудливо переплетенные стержни. Риса дотянулась до ее головы и ласково погладила лоб кончиками пальцев.
— По крайней мере, глаз полностью сохранил подвижность, — успокаивающе сказала ректор. — Твоя внешность не пострадала. Когда отрастут волосы, станешь такой же ослепительной красоткой, как и раньше. Смотри.
Сбоку медицинской кушетки поднялся большой экран на тонкой ножке и склонился над Фуоко. Его поверхность стала зеркальной. Девушка безразлично взглянула на него. Сквозь ежик коротких серовато-белых волос (как странно она выглядит с такой стрижкой и цветом!) отчетливо просвечивали тонкие темно-красные шрамы. Некоторые из них спускались с темени на левый висок и скулу под глазом. Серебристые точки контактных площадок поблескивали, словно у робота.
Седая уродина с мордой в шрамах. Вот что она теперь такое.
— Следы от ран со временем побледнеют и станут незаметными. Думаю, уже через полгода их станет не различить, если не вглядываться специально. Ну, а до тех пор тональный крем и прическа их скроют. Фучи, — ректор снова провела пальцами по лбу Фуоко, — все хорошо. Ты выжила, когда у тебя перед самым лицом взорвалась граната. С осколком в голове — ты вытянула один шанс на миллион даже с учетом кинетической защиты, которой тебя почти успел прикрыть Кир. Ты даже ухо не потеряла, и барабанные перепонки целы остались. Ну, а взамен ты приобрела двойное зрение — никто на планете им похвастаться не может. Мне очень жаль, что так случилось, но жизнь продолжается.
— Я дура, — прошептала Фуоко. — Сама виновата. Сама поехала на экскурсию, а потом с Мэем. Риса, я только сейчас поняла, какой была дурой. И в Шансиме, и еще раньше, давно, в Барне, когда от Джиона сбегала и одна по городу ходила. Я как-то не верила, что со мной может что-то случиться. Я дура…
— Вовсе нет, — возразила Риса. — Ты унаследовала отцовский характер, да и мама у тебя мягкостью не отличается. Ты такая, какая есть. Просто тебе не повезло. Но жизнь все равно продолжается. Ты стала мудрее и сильнее, а что глаз видит по-иному, так я знаю массу людей, и не только людей, что угодно отдавших бы за такую способность. Ты — уникум, Фучи. Ты нужна Палле. Ты нужна Университету. Шок пройдет со временем, у тебя сильная упругая психика. Кому-то другому я бы предложила транквилизаторы, но на тебя они не действуют. Значит, просто нужно перетерпеть — день, два. Потом свыкнешься.
— Уникум… — прошептала Фуоко. — Не хочу. Из-за меня одни неприятности. Я людей сжигаю, кольчонов, вон, вызывать начала. Что дальше случится? Планету взорву к гхашам? Риса, вы новый сканер сделали — может, вы еще и научились энергоплазму вычищать? Убрали бы вы ее из меня, а? Я что угодно сделаю, только уберите… Я же из семьи Деллавита — хочешь, потом все наследство паладарам отдам?
Риса промолчала, но ее теплые пальцы на лбу Фуоко заметно дрогнули.
— Карина, — прозвучал под потолком голос Дзии, и девушка лишь сейчас заметила, что его дрона нет в зале. — Напоминаю про наш уговор.
— Я помню, — тихо сказала Риса. — Фучи… Есть еще одно, что ты должна знать. По крайней мере, так считает Дзии.
От ее тона девушку словно ударило током. Сердце сжалось и пропустило удар. Еле слышный треск донесся от сетки молний, окутавших тело, в воздухе пахнуло грозой. Ночной мир вдруг властно прорвался сквозь реальность, и прежде чем она успела взять себя в руки, на внешний вид Рисы наложилась маска уродливого кривляющегося клоуна — с круглым красным носом, высунутым раздвоенным языком и большими острыми клыками.
— Понимаешь, Фучи, я врач, хирург. Всю жизнь я лечила больных, считавшихся безнадежными, и ни разу не потеряла пациента, доставленного еще живым на операционный стол. Я не привыкла говорить людям вещи, заставляющие их нервничать, с которыми все равно ничего нельзя поделать. Но есть и другое мнение — что каждый должен точно знать свое состояние. Дзии… заявляет, что проинформирует тебя в любом случае, и я не могу ему запретить. Тогда уж лучше я. Яни считает, что я и без того приношу слишком много плохих новостей, что ты можешь начать меня подсознательно ненавидеть как горевестника… Даже если так, пусть. Фучи…
Девочка наклонилась над лежащей Фуоко и заглянула ей в глаза.
— Ты уже снова встретилась и заново познакомилась с Риконой. Ты помнишь, что она погибла в родном мире?
Фуоко кивнула. При чем здесь Рика?
— Она погибла — и, тем не менее, жива до сих пор. Она думает, чувствует, вспоминает, горюет и радуется — она жива, жива по-настоящему. Биологическое тело — всего лишь носитель разума, один из многих возможных. На вашей планете других носителей нет, но их появление — лишь вопрос времени. Рано или поздно вы восстановите свою технологию и продолжите ее развивать — а значит, продолжите пытаться перенести сознание в искусственное тело. Все известные нам цивилизации идут по такому пути, просто потому, что биологическое тело не обеспечивает бессмертие, а инстинкт самосохранения — фундаментальный компонент любого разума.
— А при чем здесь мой глаз? — глухо спросила Фуоко.
— Глаз ни при чем. Однако, Фучи, как бы тебе сказать поаккуратнее… В общем, у нас есть веские основания полагать, что в данный момент носителем твоего сознания является вовсе не твое тело.
Несколько секунд девушка осмысливала сказанное. Потом, сообразив, резко села, едва не столкнувшись лбами с вовремя увернувшейся Рисой.
— То есть как — не мое тело? — изумленно переспросила она. — А что тогда?
— Мы не знаем. Вчера на острове, когда ты потеряла сознание, активность и количество энергоплазмы в твоей голове внезапно сократились до очень низкого уровня. Дзии сумел просканировать твой мозг — и сегодняшняя проверка на новом сканере данные подтвердила. Фучи, мы можем с уверенностью сказать, что кора твоего головного мозга мертва. Ее электромагнитная активность, характерная для живого человека, полностью отсутствует. В целом энцефалограмма, зарегистрированная Дзии, соответствует наблюдаемой у человека в стадии глубокой комы.
Фуоко машинально дотронулась до короткого ежика волос. Скажи ей кто другой, и она решила бы, что над ней пытаются подшутить. Но Риса…
— Не понимаю, — наконец сказала она. — Я же… я же в сознании. Я все понимаю, говорю… дышу… Как — кома?
— О том и речь, — Риса пожала тощими плечиками. — Фучи, твой мозг не работает. Совсем. Но ты полностью сохраняешь сознание. Еще в Барне, когда Дзии узнал по отчетам, что после взрыва гранаты ты не дышала, по разным оценками, от двенадцати до пятнадцати минут, он подверг тщательному скрытому тестированию твои когнитивные функции и память. С ними все в полном порядке. Мы можем лишь предположить, что кора мозга погибла из-за долгого кислородного голодания. Однако ты осталась живой, более того, едва не довела до инфаркта пару хирургов и столько же медсестер, когда, без сердцебиения и дыхания, с дырой в черепе, пришла в себя на операционном столе и начала разговаривать.