Четыре реферата, да она сошла с ума, думала я, сидя на лавке под солнцем недалеко от входа в корпус. Плюс еще одна жирная проблема под названием Корнеева на складе трудностей. Похоже, в моей жизни началась черная, как, мать ее, негритянская жопа, полоса. И меня бросало в дрожь не оттого, во что это выльется в конце семестра, а оттого, как на это отреагирует Вера Алексеевна и мой новый научный руководитель… Что-то мне подсказывает, пиздюлин я отхвачу в скором времени просто нещадно много.
Под солнышком меня быстро разморило, и тело, о котором я забыла, заныло с новой силой: шея, плечи, спина. Башка раскалывалась, а в грудь как будто засадили шершавую спицу – было неудобно сидеть, хоть прямо, хоть сутулясь. Дико хотелось прилечь, прикрыть глаза, хоть ненадолго. А впереди еще четвертая пара, и я должна на ней присутствовать кровь из носу.
Наверное, в плане физического состояния сегодня самый худший день в моей жизни. Кроме всего перечисленного букета болей я ощущала, что ослабленный организм сдает свои позиции перед подступающим гриппом – к коже было уже немного больно прикасаться, начинало выламывать кости и суставы.
По окончании пары одногруппники вывалили ко мне на улицу и стали восхищенно жать мне руку. Валера даже обнял, я покряхтела, делая вид, что недовольна всем этим ажиотажем. А кому не понравится внимание? Я имею в виду, люди должны ценить честность и смелость, которыми я отличилась, пусть и не в свою пользу. А когда этими качествами, собственно, отличаются в свою пользу? Хочешь выгоды – ври и подставляй других. Это у нас теперь – благородство. Только Ольга была печальна, она поведала мне, что Корнеева пообещала закончить мое обучение в вузе и для начала написать докладную на меня лично.
– Ну и что? – спросила я. – Все равно она сейчас в невыгодном положении, ее слово уже мало что значит. На нее саму заява висит. И, между прочим, от нескольких групп сразу. Ее скоро отстранят.
– Все равно. Зря ты так, – вяло ответила она на мои самоуверенные выводы. – Хоть бы отстранили и поставили нам вместе нее Дов…
– Молчи, – попросила я, скривившись. – Не могу сейчас слышать о нем. Так и представляю его лицо, когда он узнает обо всем. Мне аж плохо становится. Вот, чего я действительно боюсь.
– Против лома нет приема, если нет другого лома, – съязвила Ольга.
– В каком это смысле?
– В таком: ты его боишься, значит, уважаешь.
– Чиво? Ну нет. Людей, которых я боюсь, не так много. И даст бог, ты никогда не узнаешь, кто они. Надеюсь, что они досидят пожизненный.
– Боишься-боишься, не спорь.
– Ладно, ты меня раскусила, я вся дрожу, сейчас коленки отпадут. Черт, голова сейчас расколется на две части. Кстати, пока вы там прохлаждались, я купила себе симку в переходе. Номер будет только у тебя и у Валеры. Ни одной живой душе его не давай.
– Поняла, – серьезно сказала подруга, записывая цифры в телефон.
Мы пошли к Валере, который курил в специально отведенном месте, я дала ему свой номер, как и приказ держать его в строгом секрете, и мы вместе пошли на последнюю пару, ловя восхищенные взгляды. Оказалось, новость уже обошла почти весь универ, и вроде бы даже в глазах старшекурсников я замечала ту искру осведомленности о произошедшем, направленную на меня. Быстро же расходится информация. Значит, и до Довлатова ей ползти осталось совсем недолго. Только это и портило мне настроение.
15. Поглощение звука
Поглощение звука – явление необратимого перехода энергии звуковой волны в другие виды энергии, в основном в теплоту.
В субботу я отоспалась от души за всю неделю.
Голова теперь болела немного меньше, но в целом легче мне не стало. Какой-нибудь там ОРВИ уже основательно подбивали ко мне клинья: едва проснувшись, я поняла, что глотать больно, а в ванной уже начала чихать, замечая назревающий зуд в носу. И когда ко мне успела прицепиться эта зараза? А не в тот ли вечер, когда я, убегая из дома, валялась на земле, а потом мокрая от бега ходила с курткой нараспашку?
Главное – ни о чем не говорить Ольге, а то заставит покупать лекарства и лечиться. А чтобы купить их, нужны деньги, то есть мне придется снова у нее занимать, чего делать совсем не хочется. Она мне и так уже слишком многое дала: крышу над головой, еду, заботу, понимание. Так что надо успеть заработать до того, как болезнь разовьется в полную мощь.
С таким намерением я и села за Олин ноутбук – залезть в инет, просмотреть объявления. Подруга лежала на кровати и читала книгу, раз в минуту внимательно поглядывая на меня.
– Есть не хочешь? – спросила она вдруг. – Пока ты отсыпалась, я сходила в магазин и кашу сварила.
– Не, – вяло отмахнулась я, щелкая мышкой. – От еды еще воротит. А вот пива я бы сейчас выпила.
Ольга с загадочной улыбкой поднялась и прошла к холодильнику.
– А вот я прямо как знала! – из-за дверцы показалась синяя баночка с золотой буквой «Т».
– Была бы мужиком – женилась бы! – восхищенно призналась я, вызывая смущенный смех подруги. – О, боже, холодненькое пиво с утреца для поднятия… Давай сюда скорее!
Я прислонила баночку к щеке. Кайф. Покатала по лбу, вискам, шее. Прохладная синяя поверхность покрылась капельками воды – похоже, у меня температура. Ключик зашипел под пальцем, вверх взвилась белая струйка пара. Я залпом сделала освежающий глоток, и горло будто заморозило.
– Смотри не заболей – холодное!
– Не боись. Зараза к заразе не липнет, – покряхтела я, прочистив онемевшую гортань. – О, слушай. Требуется вышибала в ночной клуб. Оплата пятнадцать тысяч в месяц. Без испытательного срока.
– Да-а уж, ты рождена для этого, – закатила глаза Ольга.
– Ну а что, зато работа в ночь – универ пропускать не буду, – криво улыбалась я.
– Нет уж, смотри что-нибудь другое.
Я листала страницу вниз, пробегая глазами объявления и сразу отбрасывая те, где встречались слова: стаж, опыт работы, высшее образование, испытательный срок. И где простому человеку заработать стаж, если он везде только требуется, а не дается? В носу чесалось, при глотании в горле прокатывался наждак, но я глушила эти неприятные ощущения разрастающейся по организму болезни теплеющим в руках пивом.
Спустя минут двадцать подобной идиллии нам в уши ударила громкая музыка – от неожиданности я повернула офигевшее лицо к Ольге.
– Это еще что за херня?
– Соседи! – крикнула Ольга с кровати, виновато разводя руками. Я еле слышала ее голос.
Такое ощущение, что стен здесь нет, либо толщина их не больше волоса.
– Ну, пиздец, утречко, – мрачно проговорила я, повернулась назад и три раза бахнула по стенке: результата это не дало.
– И часто так?
Подруга грустно покивала.
– Разобраться не пробовала?
– Пыталась поговорить – без толку.
– А кто там живет?
– А по музыке не слышно?
Да уж, парень вряд ли станет слушать Натали. Хотя всякое бывает.
– Понятно, – кивнула я себе, поднимаясь.
– Эй, ты куда?
– Угадай с одного раза.
– Только не бей никого! Я сейчас переоденусь и тоже…
Но я уже колошматила в соседскую дверь ногой, так было громче. Где-то после десяти яростных ударов мне открыли – на пороге появилась девушка, ухоженная блондинка с яркими длинными ногтями, из разряда «богиня дискотеки». Лицо у нее было такое, будто ей дали понюхать компост. Если вы не в курсе, то он нормально так воняет.
Я сложила руки на груди, заглядывая ей за спину: в глубине орущей комнаты виднелись розовые обои, мягкие медведи и еще одна почти такая же внешне девица, красящая ногти с напряженностью политика на переговорах.
– Че-то нужно?
Музыка продолжала орать, и ладно бы это было что-то нормальное, я бы и поговорила нормально, но «О боже, какой мужчина» я терпеть не собираюсь.
– А ну-ка шарманку свою обесточили, бременские музыканты!
– Че?
– Я сказала: выруби свою хрень! Вам-то без разницы, а у меня мозги из ушей текут.
Блондинка сарказма не уловила.
– С какой это стати? Мы имеем полное право слушать музыку на любой громкости до одиннадцати вечера. А сейчас день. Так что до свидания, – нагло ответила она, собираясь захлопнуть дверь перед моим носом; но я не позволила ей этого сделать, вовремя сунув ногу в щель и дернув за ручку на себя – проход распахнулся. Надо было видеть их лица – такого беспредела эти фифы явно не ожидали. Я без приглашения шагнула внутрь.
– Просила по-хорошему, – едва ли жалея, вздохнула я. – Придется выключить самой.
– Выйди из нашей комнаты, – отвратительно-мерзким голосом приказала мне та, что дула на покрашенные ногти, не осознавая всей опасности ситуации, в которую попала на пару с подругой по уму. – Давай, живо, я жду, – брезгливо взмахнула она рукой, бряцая колечками на тоненьких сигаретных пальчиках.
Я без особых усилий отодвинула первую от входа и прошла вглубь комнаты, к играющему ноутбуку. Девушка с накрашенными ногтями гордо и возмущенно вскинула голову, ожидая, что этим действием остановит или испугает меня. Вырвав из ноутбука провода колонок, я захлопнула крышку – звук оборвался на каком-то дебильном слове вроде «люблю».
– Эй, ты че!
Блондинка у двери решила броситься на меня, но я показала ей внушительный кулак, и она замерла посреди комнаты, нерешительно поглядывая на подругу. Зря надеялась на помощь: та, кажется, совсем не собиралась портить еще не высохшие ногти.
– Можешь не пытаться. Вам даже вдвоем меня не утянуть, – с жалостью проговорила я, сматывая провода колонок.
– Эй! Да ты совсем охренела? – пропищала она и все-таки кинулась на меня, выставив вперед тонкие ручонки.
Сделать на ней болевой захват оказалось проще, чем на Довлатове, и в этот момент на пороге возникла Ольга. Не прошло и двух минут, как я ворвалась сюда, словно разъяренная бестия. Блондинка вскрикнула и чуть не осела на колени, широко распахнув глаза.
– Ты что делаешь?! – участливо, но бездейственно кудахтала та, с противным голосом. – Помогите, кто-нибудь! Эй!