После Валера рассказал мне о свободной вакансии, которая была у него на примете – должность администратора в каком-то маленьком косметическом салоне. Работа непыльная, «писульки в журнале малевать», как выразился он. Зато заработок стабильный – двадцатка в месяц. Это меня устраивало, и я решила завтра же пойти на собеседование, пока такое солнечное местечко у меня не вырвали из зубов.
Рядом с другом я немного отвлекалась от переживаний – Валера скрашивал своим присутствием мое духовное увядание. Он мне по-настоящему дорог, я люблю его как брата.
Мы бесились и не спали до двух ночи, но каждую минуту, каждую улыбку щемящее сердце напоминало мне о боли. Сложно прятать в себе такое, но рыдать при Валере я точно не стала бы. Глядя на его ужимки, слушая его речь, чувствуя его дружелюбную ауру, невольно начинаешь растягивать губы от уха до уха, хотя мысли в голове в этот момент все равно не радужные.
***
Утром был сушняк, хотя мы не пили.
Ночью горло пересохло, и, едва открыв глаза, я поняла, что сейчас умру, если не промочу горло. У Валеры было то же самое. Наперегонки мы побежала в ванную и поливали друг друга из душевого крана. Я приготовила завтрак, пока он мылся, мы поели и разошлись каждый по своим делам: он в универ, я – на собеседование.
Второй этаж симпатичной лилово-лимонной многоэтажки в пастельных тонах, в соседнем районе. Вверх по левой лестнице, поворот налево, кабинет 207. Я постучалась без колебаний.
– Войдите, – приветливо позвали изнутри, достаточно громко, чтобы я услышала сквозь лаковую дверь из красивого дерева, которую толкнула от себя, настраивая лицо на наиболее дружелюбный лад.
– Доброе утро, я на собе…
Я остолбенела и замолчала. Женщина поднялась с кресла, прижимая дрожащий подбородок к шее. Сзади на стене висели грамоты и похвальные листы в аккуратных рамочках, кабинет был чист и ухожен. Не то, что Валерина квартира.
– Ты еще и на работу ко мне пришла, сука?
– Я же, я…
– Издеваться вздумала, – утвердительно кивнула она. – Можешь не стараться. Он ко мне возвращается. Тобой попользовался и убежал. Не так ли?
– Да ты хоть знаешь, что я – всего лишь одна из многих? Ты даже не догадываешься, со сколькими он тебе рога наставлял!
– Пусть! – крикнула она. – Мужчинам это необходимо! Он погуляет и вернется в семью, навешав таким дурам, как ты, лапши, что подаст на развод, оставит детей и так далее! – она в голос засмеялась, эта русая женщина с незапоминающейся внешностью, в темно-сером официальном костюме. – А ты и поверила, да? Поверила в сказки. Ребенок. А уже такая шлюха… Куда же вы все, малолетки, лезете?
– Закрой. Рот.
Я не ощущала такой злобы со времен недопуска к экзамену.
Остатки здравого смысла кричали мне, чтобы я ничего не сломала в этом помещении, в особенности кости смеющейся женщины. Сжав кулаки до побеления, а зубы – до стирания эмали, я развернулась я вышла из кабинета, приложив все усилия, чтобы не вынести дверь с петель. Закрыть ее аккуратно оказалось трудно, я так и ждала последнего, контрольного выстрела в спину. Но его не последовало.
Победителю необязательно лишний раз убеждаться в победе, а побежденному не нужно много времени, чтобы это понять. Но я не могу проиграть, я не верила в это! Мы еще повоюем, – обещала я сама себе, вылетая из здания и почти мчась к ближайшей остановке, от которой как раз отъезжал мой автобус.
– Яна! – услышала я в последний момент перед тем, как двери за моей спиной сомкнулись.
Обернувшись и уставившись в плывущее мутное окошко, я увидела машину Довлатова, а потом и его самого, бегущего к остановке. Но водитель уже вжал педаль газа в пол, за что я была ему безмерно благодарна. Фигура остановилась, глядя вслед улетающему автобусу, а затем, насколько я успела рассмотреть, обрушила кулаки на рекламный стенд остановки.
В крови играл азарт – две такие неожиданные и нежелательные встречи, кровь бурлит, мозги плавятся! Но, черт возьми, как это было здорово – в первый раз за всю историю действительно сбежать от него! Оставить с носом. Точнее, с его женой. Интересно, что он делал здесь? Приехал к ней работу, проведать? И почему тогда погнался за мной? По идее, если все так, как я думаю, он должен был, наоборот, поблагодарить судьбу, что я промчалась мимо и не заметила его. Нет, что-то явно начинает не сходиться.
Сердце заныло с прежней силой. Любая правда лучше неопределенности. И никто, кроме самого Кости, мне этой правды не скажет. Зря я думала, что если села в отъезжающий автобус, то отвяжусь от него. О, нет, этот человек не так уж предсказуем, как может показаться.
Только через десять минут, стоя в самом хвосте автобуса и глядя в заднее панорамное окно на едущие за нами автомобили, я вдруг заметила его «форд». Иномарка стремительно обгоняла машины, которые отделяли ее от автобуса, опасно высовываясь на встречку. Водителю сигналили и кричали.
С замиранием сердца я наблюдала, как «форд» догнал автобус и перегнал его. Подрезая нас, он вырвался вперед и наискось перегородил дорожную полосу. Чтобы не врезаться, водителю пришлось резко дать по тормозам и грязно выругаться – автобус основательно тряхнуло, как при столкновении с чем-то массивным, и многие пассажиры потеряли равновесие. Но я крепко держалась за поручень, предугадав ход событий.
– Что за хрен на «форде», мать его растуды! – крикнул шофер, очухавшись.
Я через весь салон побежала к переднему входу, продираясь сквозь возмущенную толпу. Бежала, чтобы успеть попросить его ни в коем случае не открывать двери. Но Довлатов меня опередил. Когда я оказалась в голове автобуса, он уже стоял снаружи у водительского окна, и оба разговаривали на чистом мате. Непривычно слышать, как разъяренный преподаватель литературы, доктор наук, кроет матом водителя автобуса, приказывая ему открыть двери. От его крика мне стало страшно, как тогда, на конференции, когда он схватил мой подбородок и чуть не раздробил его пальцами.
– Не открывайте! – прерывая их перебранку, обратилась я к водителю умоляющим тоном. Мужчины обратили внимание на меня, и от взгляда Довлатова по мне побежали мурашки.
– Сейчас же выходи, иначе будет хуже, – показывая мне кулак, сквозь зубы процедил он и пошел в обход автобуса к гармошке передней двери.
– А, так это из-за тебя всё? – усмехнулся водила и потянулся к рычагу. Я посмотрела за стекло и ужаснулась – высоченная фигура стояла за дверью и напряженно выжидала, пока появится возможность схватить меня. Я было собралась снова убегать в хвост, но люди перегородили мне дорогу, встав вплотную друг к другу.
– Девушка, да выйдите уже, не задерживайте нас! – прикрикнула на меня женщина, обмахиваясь веером. – Тут люди опаздывают, между прочим.
Толпа загудела одобрительно.
Многие уже осматривали Довлатова, стоящего снаружи. Меня зажали в капкане – не выбраться, не сбежать. Засада. Дверь с шипением отъехала, и Косте хватило шага, чтобы оказаться внутри и схватить меня одной рукой, полностью подняв над полом. Лица женского пола ахнули – и непонятно, чего в их возгласе было больше: удивления или зависти.
Какой-то мужик вполголоса сказал, что так с нами, бабами, и надо. Это вызвало нервные смешки. Ощущая себя подушкой, прижатой одной рукой к телу, я отталкивалась от его груди и живота, требуя, чтобы он отпустил меня, но эти попытки выглядели смешно.
– Вот это мужчина… – оценивающе глядя на то, как я безуспешно пытаюсь высвободиться, шепнула одна женщина другой, и автобус затих, внимательно наблюдая.
Наверное, нечасто в их серых буднях мелькает что-то столь же яркое, как мои ссоры с Костей, который (каков наглец!) свободной рукой еще и руку пожал водителю, поблагодарив за помощь и извинившись за предоставленные неудобства. Водитель махнул рукой, типа, да ладно, фигня, обращайся. Когда Довлатов с добычей в виде меня вышел из автобуса, и дверь за ним закрылась, пассажиры прильнули к окнам.
– Хоть на землю меня поставь, не веди себя как питекантроп.
Костя ослабил руку, и я коснулась носками твердой поверхности. Сию же секунду он сжал мое запястье с невероятной жестокостью и потащил в сторону машины, как упирающегося бычка. Останутся синяки, отметила я.
Вокруг всего этого безобразия образовалась пробка – из-за созданного затора двигаться не могла не только наша полоса, но и соседняя. Водители сигналили нам, кричали, высовывались в окна. Довлатова это ничуть не заботило. Я дернула рукой, заставляя его остановиться и посмотреть на меня.
– Мне больно, отпусти.
– Прости, – опомнился он и разжал тиски – на запястье остался багровый след.
– Вы, может, в другом месте разберетесь? – крикнул нам водитель «Ауди», опустив стекло.
– Да заткнись ты, дай людям поговорить! – возмущенно возразила ему женщина из соседнего «Лэнд Ровера», затем водрузила локоть на окно, подбородок – на ладонь, и вздохнула, явно призывая нас с Костей продолжить. Мы переглянулись и едва сдержали улыбки; ближние автомобили перестали сигналить.
– Я не собираюсь выяснять отношения при всех, – заявила я, складывая руки на груди.
– Значит, садись в машину, там все обсудим, – он так странно начал говорить некоторые слова в своей раздраженной речи, что я поняла – это у него заскок такой, от гнева: интонацией выделять самое значимое во фразе слово.
– Не сяду. Потому что тут и обсуждать нечего.
– Тебе, может, и нечего, а я хочу задать пару-тройку вопросов. Так что села быстро – мы людей задерживаем.
– Мы?! – Воскликнула я. – Ты! Я им вообще ничем не мешаю, это ты дорогу перегородил!
– Чтобы догнать тебя! Чтобы поговорить с тобой!
– Староста мне все рассказала. Можешь в задницу засунуть свой браслет и свои обещания, понял?
– Что она тебе сказала?
– Неважно! Главное, что это правда!
– Яна, опомнись! Ты веришь врагу! Что она наговорила?
– С чего я вообще должна перед тобой отчитываться?
– Должна, потому что я люблю тебя.
– Не любишь. Только врешь и временно пользуешься. Как и остальными студентками.