она побывала, будь то соседний город или далекий остров. Все ходы записаны! Когда-нибудь он взглянет на эти открытки и поразится тому, как сильно она хотела дать ему понять, что думает о нем.
Я всегда любила музеи, но ходила туда не только ради искусства – ведь там продаются открытки. Одна моя подруга покупает открытку в каждом музее, который посещает, но вместо того, чтобы сохранить и потом кому-нибудь подарить, она пишет на обороте имя человека, с которым была в тот день, и дату и вешает на стену.
Открытки – это жемчужины, нанизанные на длинную-предлинную нитку, которую я повсюду ношу с собой.
Открытки отлично подходят для всевозможных сообщений, но самое главное, что отличает их от обычных канцтоваров: изображение на открытке так же важно, как и сам текст сообщения. Когда вы подбираете открытку сами, то значимо не только изображение, но и то, что у каждой открытки – своя история. Тот, кому вы ее дарите, может и не знать, что вы купили ее на экскурсии в Диа Бикон жарким летним днем или что вы были вместе со своим парнем. Но вы-то знаете, и энергетика этого дня зарядит вашу открытку.
Открыток можно слать сколько душе угодно. Если кто-то забыл у вас дома свитер, то, возвращая, сопроводите его открыткой. Отправьте открытку, чтобы поблагодарить за вкусный ужин, или оставьте на крыльце соседей вместе с тарелкой печенья. Положите открытку в рюкзак ребенку перед экзаменом или отправьте веселенькую картинку, чтобы извиниться за то, что не смогли прийти на встречу.
Одну открытку подарила мне мама. Не помню когда, потому что на открытке нет даты, но это черно-белая фотография Ричарда Аведона. Она называется «Довима и слоны». Довима – модель Dior – стоит в черной ночной сорочке с умопомрачительным широким белым поясом между двух больших слонов. Мысок ее сатиновой туфли изящно упирается в сено на земле, руки раскинуты между огромных животных. Она похожа на лебедя, а слоны – на двух танцоров. Я просто влюблена в это фото. На обороте неподражаемым, утонченным почерком моей мамы (который почти невозможно расшифровать) написано: «Моей самой любимой доченьке с огромной любовью от мамы». Разгадка проста: скорее всего, эта открытка лежала в рождественском подарке, неслучайно половина послания написана красными чернилами, а вторая – зелеными.
Я не помню подарка, но открытка – это то, что я люблю в этой жизни больше всего, в особенности среди предметов за пятьдесят центов. Какое-то бессчетное количество лет эта открытка простояла под ночником на моем прикроватном столике. В ее уголках – следы от булавок, свидетельствующие о том, что когда-то она была приколота к доске.
У меня есть и другая открытка, которая тоже стоит на прикроватном столике; в центре ее – сердечко. Еще одна украшает кухню – это акварель Адольфа Дена с изображением Центрального парка. Мне прислала ее подруга, вернув сервировочную тарелку. Наверное, какие-то из открыток следовало бы выкинуть, но некоторые останутся со мной до конца моих дней.
Возможно, для вас открытка – поверхностный, вырванный из контекста предмет. Мне же представляется, что это жемчужины, нанизанные на длинную-предлинную нитку, которую я повсюду ношу с собой.
Радио
Не знаю, много ли в природе осталось радиоприемников, которые переключаются по щелчку? Раньше, когда они щелкали, это был очень уютный звук. Я бы даже сказала, что испытывала от него почти что физическое удовольствие. Как первая затяжка сигареты, первый глоток чая или кусочек шоколада, от которого кровеносные сосуды расширяются, – вот что со мной делал этот щелчок. Он как будто говорил: информация уже в пути. Погода, пробки, новости, истории, факты, мнения – все это вот-вот вольется в тебя. И еще – люди. Радиоведущие, с которыми я ощущаю такую тесную связь, что готова пригласить их на свадьбу своих детей, хотя никогда с ними не встречалась – до этого года. Я задумала главу о радио, потому что это простой способ для достижения уюта: радио бесплатно и доступно большинству. И мне всегда хотелось познакомиться с радиоведущим.
Я была поражена, когда стоявшую рядом со мной женщину с удивительными глазами и стильной укладкой (ни дать ни взять – Джулия Робертс) представили как Рейчел Мартин. Это ее властный голос я слышу каждое утро, пока мою посуду, завариваю чай и готовлюсь к новому дню. Кажется, был год эдак 1998-й, когда я наткнулась на Дэна Разера в лифте офиса CBS. У меня перехватило дух. Но при знакомстве с Рейчел мне пришлось сесть, чтобы хоть немного прийти в себя. А придя в себя, я вдруг осмелела. Когда еще представится возможность обратиться к профессионалу за подтверждением своей догадки: радио – это уютно?
Спустя неделю Рейчел сказала мне по телефону: «Радио – самый интимный источник информации. Два голоса, никаких отвлекающих факторов, вроде макияжа, внешнего вида, камер, – всего того, что мешает сосредоточиться на главном. Ничто не сравнится со звуком голоса у тебя в ушах. Вставив в ухо наушник, я словно чувствую человека. Столь тесное общение невероятно успокаивает. Голос чьего-то истинного «я» – высшее проявление искренности. В такой ситуации и тебе приходится быть собой и не притворяться. Когда ты задаешь искренние вопросы и слышишь, как человек делает паузу, чтобы искренне на них ответить, то и слушатели чувствуют себя частью процесса – и на самом деле ей являются. Кроме того, радио – часть вашего личного пространства, будь то кухня, машина, душ. На мой взгляд, это позволяет людям ощущать собственную близость к ведущему, гостям студии и процессу в целом. И еще есть студия – рассказать вам о моей студии? [Эм-м, ну ДА]
Радио – самый интимный источник информации. Ничто не сравнится со звуком голоса у тебя в ушах.
Я человек, который нуждается в солнце и большом количестве света. Я по-настоящему наслаждаюсь ими, но не в студии. Там у нас всегда приглушенный свет, я бы даже сказала, очень темно. И еще там холодно, поэтому я постоянно кутаюсь в мягкий зеленый плед, который мне подарила тетя. Справа всегда стоит чашка кофе. Я ношу термокружку из дома в офис, она страшненькая и скучная, но я к ней очень привязана – в буквальном смысле не выпускаю из рук.
Из дома выхожу в три часа ночи, и несмотря на все усилия, это всегда сложно. В это время я всегда в плохом настроении и ворчу. Приехав в студию, я с огромным трудом навожу там уют – так, чтобы можно было работать. Нужно как-то подстроить пространство под себя. Например, изменить шрифт текста на экране на мою любимую гельветику 14-го кегля. На мне наушники: левый – в ухе, чтобы следить за ходом программы, правый – висит, чтобы не упустить то, что происходит вокруг. Пока порядка нет, я не могу начать запись. Поэтому почти всегда все организовывается в последний момент: ситуация быстро меняется, и может произойти все что угодно – в буквальном смысле все может вылететь в окно. Но если в моей системе порядок, то я чувствую, что могу сделать то, что нужно».
Вот! Я так и знала. Радио – средоточие уюта. Просто нажмите кнопочку.
Рукоделие
Я не умею шить, но знаю, что рукоделие – это уютно. Зато умею вязать половички – научилась много лет назад во время зимних каникул в Мэне. Я специально записалась на курс для взрослых при кружке кройки и шитья местной баптистской церкви. Чистенькая и аккуратная церковная кухня, где собирался кружок, была теплой и пахла мокрыми резиновыми сапогами, глаженым бельем и кофе. Я и еще четыре-пять женщин из Новой Англии сидели на холодных складных стульях вокруг пластикового стола. И так же, как эти стулья, атмосфера в комнате постепенно теплела: молчание сменялось тихой непринужденной болтовней, пока мы протягивали шерстяные нити сквозь джутовую основу. Если бы я могла начать свою карьеру заново и выбрать любую профессию, то стала бы ткать ковры.
Этот кружок рукоделия существует уже 159 лет. Его стегальщицы, швеи, вышивальщицы, ткачихи и вязальщицы собираются раз в неделю в здании, где раньше располагалась местная школа. Каждый вторник, вечером, эти женщины садятся к станкам и швейным машинкам «Зингер» и принимаются творить свои произведения – от шерстяных носков до тончайших чайных полотенец. Мне долго не хватало духу переступить порог этого здания, для меня это было все равно что войти в Сенат. В комнате, где собирается кружок, стоят коробки с пуговицами всех мыслимых цветов и форм; ящики с фетром, ситцем и фланелью; километры пряжи и ниток; горячий кофе, которым запивают домашнее тягучее печенье с орехами в перерывах между рукоделием. Члены этого кружка – почтенные, мужественные женщины, чьи семьи живут там более десяти поколений, – похожи на профессоров, столь уважаемых, что ты ни за что не заговоришь с ними, пока они сами к тебе не обратятся. Этот кружок напоминает тайное общество или закрытый клуб; но есть один день, когда он устраивает ярмарку в школьном спортзале. Пожалуй, это мой любимый день в году – Ярмарка Швейного кружка. Накупив подставок под кастрюли, игольниц (если хотите – даже в форме сердечка) и, если повезет, новый вышитый крестом фартук, можно сесть за стол, где уже стоят тарелки с холодной ветчиной, яичным салатом и сандвичами со сливочным сыром и чатни, завернутыми в вощеную бумагу. За три доллара вы получите любой сандвич, ровно семь чипсов «Лейз» и бумажный стаканчик розового лимонада.
Одна из бабушек наших сыновей, Энн, посещает кружок шитья. Я задала ей несколько вопросов, и вот что она ответила:
«Выйдя замуж, я сшила шторы для нашей квартиры в Нью-Йорке. Это были массивные гардины во всю стену, отороченные тесьмой с греческим орнаментом. В ту пору я была беременна. Позже пошила одежки для Комера и Бена, но вскоре утратила интерес к детской одежде и стала шить для себя самой. У меня есть швейная машина «Бернина», благодаря которой стежки выходят ровными и красивыми. У моих девяти внуков есть все – от комбинезонов до костюмов к Хеллоуину.
Сейчас я старею и больше не шью ни для внуков, ни для себя. У нас все есть, мы ни в чем не испытываем нужды. Но машинка у меня всегда наготове. И когда прошлым летом я решила записаться в кружок шитья при баптистской церкви, то, войдя туда в первый день, вздохнула с облегчением. Все эти швейные машины, ткани любой плотности и состава, тесьма, узоры, счастливые вязальщицы, швеи, вышивальщицы, переговаривающиеся между собой, – для меня это самый настоящий рай. Я сразу объявила Пэт Митчелл – председателю кружка, тепло меня поприветствовавшей, – что умею шить, и спросила, есть ли для меня работа. Она тут же дала мне задание, и с тех пор я не знала покоя. Никогда не задумывалась о том, что мои вторничные посиделки в этом волшебном старом здании можно назвать «уютными», но теперь мне кажется, что это самое подходящее слово. Там мне всегда спокойно и комфортно».