Может, все же тетя догадается поставить елку, а? Может, и пирогов напечет? Ну так хочется потеребить мохнатую еловую лапку, потрогать блестящую сосульку, покрутить любимый шарик с чуть облупившимся краешком. А потом, когда стемнеет, погасить верхний свет, зажечь огни на елке, забраться с ногами на диван и смотреть, как вздрагивает от неуловимых сквозняков разбросанный по новогоднему дереву дождик.
День сюрпризов – тринадцатое января, удался! Да, да, да!!!
Тетя не напрасно вызволяла ее из больничных застенков. Она готовилась заранее. Настя остановилась во дворе, задрала голову и с улыбкой посмотрела на свои окна. Там – в окне гостиной, в ранних зимних сумерках особенно заметно, что-то странно моргало красным, голубым, зеленым. Это не могло быть ничем, только новогодней гирляндой, и она точно на елке! Где же еще ей быть, где?!
И лифт ее дождался, и домчал на этаж без задержек и поломок, хотя и те, и другие в их подъезде случались, и не раз. И дверь ее квартиры открылась сама собой, даже без ключа. Значит, ее там ждут.
Точно, ждали! Тихо бормотал телевизор в гостиной, пахло свежей хвоей. Смешная ее тетушка! Смешная, родная и любимая! Люди уже избавляются от елок, а она ее, где-то раздобыв, только поставила. И пахло чем-то очень вкусно. Даже голова закружилась от пряного мясного духа.
Стянув шапку с коротко остриженных волос и пристроив на вешалке куртку, Настя разулась и, осторожно ступая в носках по дощатому полу, начала красться в гостиную.
Там и правда стояла елка, она не обманулась. Огромная, под потолок, нарядная – такая, что у нее в глазах зарябило от огней и игрушек. Телевизор был включен. И все. В гостиной никого не было. Тетя наверняка орудовала у духовки. Да, вот и грохот посуды оттуда послышался. Только – странные дела – чертыхнулся кто-то совсем не ее, а мужским голосом.
– О! Ты уже вернулась, привет – Панкратов с силой дул на обожженные пальцы, глядя на Настю со смущенным ожиданием. – Я тут вот хотел тебе сюрприз подготовить. Ничего, что командую?
– Ничего. А… Тетя где?
– Тетя? Тетю я уговорил остаться сегодня дома. Ничего, что я снова командую? – Он схватил со стола полотенце, намочил его холодной водой, обернул им ладонь и кивнул в сторону газовой плиты. – Там у меня гусь. Хотел свинину зажарить, твоя тетка – упрямая, черт, – не позволила нарушать традицию. Не знаю, что вышло. Повар из меня… Настя… Ты это… Я ведь ни на чем не настаиваю…
– Это ты о чем?
Голова снова принялась кружиться, пришлось присесть на табуретку, хотя смотреть на Панкратова в таком положении было жутко неудобно. Он был высоким, большим и все время мотался туда-сюда, и еще… И еще он был необыкновенно красивым. Может, оттого и голова у нее закружилась?
– А мне волосы обрезали, Сережа, – Настя смущенно провела по коротко остриженному затылку. – Я, наверное, смешная теперь… Знаешь, я рада, что ты меня встретил.
Он замер на полпути от газовой плиты к раковине. Посмотрел на нее. Осторожно, чтобы не громыхать, поставил грязные миски в раковину и, прокашлявшись, сказал:
– Я тебя не встретил, Настя. Я тебя ждал! Очень ждал, когда ты вернешься.
– Правда?
– Правда, – он подошел, опустился на коленки перед табуреткой, на которой она сидела, и прижался щекой к ее боку, осторожно приобняв. – Я так тебя ждал! Все боялся, что ты вернешься и не примешь меня, выгонишь.
– За что? – до его волос вдруг так захотелось дотронуться, а боязно было. – Почему я должна была тебя выгнать?
– После всего, что натворила моя семья…
– Кстати, как они?
– Они уехали. С Ленки после твоего заявления об отказе в возбуждении уголовного дела все обвинения сняли. А сын… Сына его подельники не назвали при допросах. Был очень крупный разговор с ним в отделении, решили на первый раз его как бы… простить.
– А ты? Ты его простил?
– Я? – Он крепко зажмурился и замотал головой. – Я – нет! Я не могу, Настя, простить его. Не могу! Ни ему, ни ей простить не могу того, что они натворили! Они уехали к ее родителям очень далеко, навсегда. Теперь я один, и прошу тебя…
– Замуж зовешь? – Она все же осмелилась тронуть его волосы, потом поцеловала в макушку. – Ты зови меня замуж, Сережа Панкратов! Очень прошу тебя, зови! И жди меня всегда, а я тебя ждать буду. Хорошо?
– Хорошо, – выдавил он из себя через силу.
Хоть бы уже разговор свернул куда-нибудь, а! Ну сил же просто нет, не хватало еще расплакаться у ног любимой женщины. Хотя стыда-то в этом и нет никакого, наверное. А все равно неловко будет.
– За елку тебе, Сереженька, спасибо, – она снова уткнулась губами в его макушку. – Я так хотела ее, так хотела! Где же ты ее взять сумел, середина января на дворе!
– О-о! Это очень длинная и очень интересная история. И рассказывать я ее тебе стану каждый раз в канун старого Нового года. Ведь каждый год этот праздник будет нашим, так ведь?..
Лариса СоболеваМаскарад у Дракулы
– Ни за что! Лучше удавлюсь.
Фразы эти Арина произнесла громко, с напором, будто спорила с невидимкой, а не стояла перед «зеброй», ожидая сигнала светофора. Народ справа и слева косился на нее, наверняка думая: еще одну выпустили из психушки, не долечив. От неловкости она сдвинула брови, окунула нос в пушистый шарф и, едва вспыхнул зеленый огонек, ринулась на другую сторону улицы.
Нехорошо получилось. Выплеснула негативные эмоции прямо на улице. А все из-за Марка. Со вчерашнего вечера он не позвонил ни разу. Ну, поссорились, ну, может быть, она была не совсем права, но он тоже показал себя не с лучшей стороны: взял и ушел. И ни звука. А Марк – мужчина. Сие звание обязывает быть снисходительным и великодушным, а он предпочел выдерживать характер. На носу, между прочим, Новый год. Он хочет оставить ее одну? Ей, что ли, звонить первой?
Только ее внутренний монолог достиг апогея, как вдруг Арина поймала себя на том, что вторично открыла рот и чуть было не выкрикнула: «Ни за что!» Сдержав порыв, для чего пришлось остановиться, она пару раз вдохнула морозной свежести и огляделась. Ах, да! Ей же надо в супермаркет. Только свернула к дверям под праздничными вывесками, как за спиной услышала:
– Аринка!
Она резко затормозила… Нет, это не Марк. А хотелось, чтобы он. Услышав вторично свое несовременное имя, Арина обернулась и раскрыла глаза от удивления – к ней бежал…
– Антошка?!
Улыбка появилась сама собой, глаза заискрились, как новогодние огни, и лицо осветилось радостью. Как же не радоваться, когда школьная любовь, давно прошедшая, но оставившая чистый след в памяти, несется на тебя, хватает, обнимает, кружит, громко смеясь? Повиснув на его шее, Арина жмурилась, чтобы не закружилась голова. А из прохожих никого не удивляла бурная встреча, ведь в канун Нового года всякое случается. В это время каждый человек ждет чего-то невозможного, но вдруг, как по взмаху волшебной палочки, осуществимого – без всяких усилий.
– У, какой ты стала! – сказал Антон. Правда, при этом было непонятно: похвалил он или выразил сочувствие. – Еле узнал.
– Ты тоже изменился, – рассмеялась она, стряхивая с его волос сухие крупинки снега. – Мужик! Ей-богу, мужик. А был хиленьким, невзрачным, непропорциональным, с голосом сломанного саксофона.
– Есть время? Может, кофейку выпьем?
– Согласна. Не виделись же сто лет!
– Двенадцать, – уточнил он, беря ее под руку. – С выпускного. Идем, место знаю, тут недалеко… там готовят отличный капучино.
Да, напротив нее сидел мужчина, который мало был похож на школьного друга, носившего ее портфель и занимавшегося с ней бесплатным репетиторством по математике. Антон окреп, похорошел, хотя для парня это не совсем удачное слово, тем не менее в лице его появилась жесткость, что делает мужчину именно мужчиной. А шевелюра русых волос осталась прежней – непокорной и густой. Ожидая, когда принесут заказ, Арина достала мобильник, но нет – она не пропустила звонок. Его, звонка, все не было… Подперев кулаком подбородок, она слушала Антона, стараясь освободиться от мыслей о Марке.
– Из нашего дружного класса осталось всего ничего, остальные кто где. Все переженились по сто раз, столько же раз успели развестись. Кроме Ольки, она застряла в старых девах.
– Странно, самая красивая была, – вставила Арина.
– Почему была? Она и есть. Помимо красоты, Аринка, нужно еще иметь огонек внутри, чтоб притягивал, а Оля холодная, как дамасская сталь. Ты-то где пропадала? Ни разу не захотела встретиться со старыми друзьями, а ведь приезжала в город, я слышал.
– Дня на два, мама от себя не отпускала, – оправдывалась Арина. – Я училась, Антоша. На хирурга учатся долго и упорно. Потом ординатура, потом устроилась здесь, привыкала. Я так мечтала лечить одноклассников, а вы все не болеете. Замуж меня тоже не берут… Да, а как Боб, Зайчонок, Милка?
– Зайчонок – жена моя, родила сына. Боб… Слушай, ты где встречаешь Новый год? Небось традиционно: с мамой и папой?
– Не определилась, – неуверенно произнесла Арина, потому что с Марком должна была встречать, а он… негодяй!
– Тогда приглашаю тебя к Бобу! – сказал он. – Там увидишь нашу компашку.
– Как-то неудобно… – попробовала возразить она.
– О каком неудобстве идет речь! – воскликнул Антон, едва не смахнув чашку со стола. Он и раньше отличался необузданным темпераментом. – Даже не думай! Приходи, посмотришь, как весело мы проводим время благодаря Бобу, в котором погибли великий режиссер и актер, вместе взятые. На Восьмое марта разыграли сцены из средневековой жизни, на его день рождения дом и сад наполнились привидениями, а прошлый Новый год боролись с коварным алхимиком и его фокусами.
– Поняла, Боб устраивает маскарад.
– Не совсем. Это надо увидеть собственными глазами. Прилетай, будет прикольно. Водку пить всю ночь скучно, Боб придумал развлечения, и как их сооружает! Он классный изобретатель, в прямом смысле слова. Адрес сейчас напишу…
Он настрочил на бумажной салфетке несколько строк, Арина, не глядя, сунула записку в карман пиджака. Поговорили еще с полчаса и разбежались.