До нас дошло не так много документов, свидетельствующих о развитии методов земледелия в Средние века. Там, где действовал принцип чередования пашен, приходилось вкладывать больше труда и обильнее орошать почвы, чем это требовалось в Древней Греции и Риме, и в результате были изобретены более производительные инструменты. Арабские завоевания принесли в Европу некоторые новые зерновые культуры, не требовавшие орошения: прежде всего твердую пшеницу (ставшую основным сырьем на большей части Средиземноморья) и сорго. И хотя трудные годы в основном выпадали из-за природных причин – наводнений и засух, – человеческий фактор, выражавшийся в том числе в избыточных лесозаготовках и вспахивании почв, сыграл свою роль в частом повторении периодов голода. В арабском мире нагрузка на пастбища и пашни была минимальной благодаря системе hima, по которой племена на некоторых территориях получали коллективное право освоения определенных земель, но в Европе эта система не сработала. К X–XI векам многие земли оскудели, методы сохранения ресурсов оставляли желать лучшего, средствами денежной политики помочь земледельцам не удалось, а череда эпидемий чумы привела к общему упадку европейского сельского хозяйства. Данте слышит от Вергилия, что некоторые души в седьмом круге наказаны за то, что жили, «презрев любовь Творца и естество»[270]. Концепция Аристотеля явно победила иные точки зрения на то, как нам следует вести себя по отношению к природе.
Последствия аристотелевского подхода к природе оказались затяжными. В 1962 году одна американская исследовательница, специалист по морской биологии, с начала 1950-х годов писавшая о пагубном воздействии человека на природу, опубликовала книгу «Безмолвная весна» («Silent Spring»), повлияв на политику здравоохранения многих стран и положив начало всемирному движению в защиту окружающей среды. Работая в молодости в Службе охраны рыбных ресурсов и диких животных США, Рейчел Карсон узнала, что происходит вследствие сбрасывания ядерных отходов в океан и как проявляется тогда еще толком не выявленный феномен глобального потепления; рассматривая примеры злоупотребления пестицидами, она показала опасную тенденцию в сфере сельскохозяйственного производства, заключавшуюся в неэффективности и одновременно – лжи в открытых отчетах. Ее биограф Линда Лир отмечала, что «Безмолвной весной» «Карсон не просто бросила вызов научному истеблишменту и заставила принять новые нормы по пестицидам. Враждебность ученой верхушки по отношению к Карсон и ее книге подтвердила: многие правительственные и отраслевые чиновники признали, что она сумела не только оспорить выводы ученых относительно эффективности применения новых пестицидов, но и поставила под сомнение нравственные устои и авторитет этих представителей научного сообщества». Данте мог бы назвать их согрешившими против природы – так же как те злосчастные души в седьмом круге, которые, не признав, что несут ответственность перед естественным миром, теперь обречены вовек изнывать в горючих песках, на поруганных землях, глядя на то, что они осквернили. «В каждом круге насилия, – писал Чарльз Уильямс, – читатель удивительным образом проникается ощущением бесплодности сущего. Кровавая река, безотрадный лес, колючие пески – все, что встречается там, в определенном смысле выступает символами нежизненного начала»[271].
Карсон считала, что опасность химикатов порождается упорным нежеланием сторонников их применения видеть любые последствия, кроме желаемых. Она понимала (а Данте интуитивно чувствовал), что намеренное пренебрежение гибельными побочными эффектами говорит о сознательной слепоте перед cose belle, то есть перед всей той красотой, которую дарит природа, – это всего лишь форма самоуничтожения, следствие недостатка смирения и непомерной гордыни. «Выражение „контролировать природу“, – писала Карсон, – придумано от самонадеянности, это порождение неандертальской эры в биологии и философии, когда считалось, что природа существует, чтобы человек мог ею пользоваться»[272].
Это, как мы уже отметили, аристотелевский тезис. В представлении Аристотеля, собственность, а не труд обеспечивает средства к существованию и дает человеку право называться гражданином. Собственность включает и то, что природа дает человеку для пропитания: скот, перегоняемый кочевниками, дичь, добытую охотниками, рыб и птицу, пойманных рыбаками и ловчими, и плоды урожая. «Ясно, – писал он, – что и растения существуют ради живых существ, а животные – ради человека». (Так же, как и рабы: Аристотель утверждал, что пленение представителей «низших народов» и обращение их в рабов естественно для человеческой практики[273] (.))
Сплетаясь воедино, аристотелевские доводы, – дающие нам право эксплуатировать как природу, так и «низших» представителей человечества, – тянутся через всю нашу экономическую историю в день сегодняшний. В 1980 году в рамках программы ООН по окружающей среде (UNEP) были оглашены данные о том, что опустынивание в результате истребления лесов угрожает 35 процентам мировой суши и 20 процентам населения Земли. Так, масштабной вырубкой лесов в долине Амазонки, объемы которой, постепенно снижаясь в предыдущий период, в 2012 году вновь подскочили более чем на треть, сегодня заняты десятки тысяч людей, работающих в рабских условиях. В отчете Всемирного фонда дикой природы сказано: «Бедняков, которых переманивают из деревень и пришедших в упадок районов, отправляют на удаленные соевые плантации [высаженные после того, как там были вырублены деревья], где принуждают работать в нечеловеческих условиях – часто под угрозой оружия, не оставляя возможности для побега. <…> Заболевших бросают, заменяя их другими»[274].
В последние годы в рамках нового направления в психологии изучается связь между «психе» и естественным окружением человека. Получив несколько причудливое название «экопсихология» (впервые произнесенное 1992 году историком Теодором Рошаком, который также придумал термин «контркультура»), эта наука рассматривает явление, осмысленное поэтами еще тогда, когда они впервые сравнили бури и шторма с необузданными страстями, а цветущие луга с мгновениями счастья; Джон Рёскин назвал это антропоморфизмом. Пытаясь анализировать наше отражение в природе, экопсихологи утверждают, что в силу сложных уз, связывающих человека с естественной средой, отрыв от нее (через небрежение, безразличие, жестокость, страх) оборачивается подобием психологического самоубийства. Возможно, обращаясь к Аристотелю, психолог и поэт Анита Бэрроуз пишет: «Только с формированием западного мышления мы становимся убеждены, что живем „внутри“ своей телесной оболочки, тогда как все прочее, живое и вещественное, остается вовне»[275].
Раскрывая состояние собственной души и описывая сверхъестественные встречи, Данте часто будет вспоминать окружающие природные пейзажи. Когда поэт и его наставник окажутся у каменного моста, по которому намеревались перебраться от рва лицемеров к рву воров, обнаружится, что переход рухнул, отчего им обоим становится необычайно горько. Объясняя читателю свое состояние, Данте обращается к собственным воспоминаниям:
Покуда год не вышел из малюток
И солнцу кудри греет Водолей,
А ночь все ближе к половине суток
И чертит иней посреди полей
Подобье своего седого брата,
Хоть каждый раз его перо хилей, —
Крестьянин, чья кормушка небогата,
Встает и видит – побелел весь луг,
И бьет себя пониже перехвата;
Уходит в дом, ворчит, снует вокруг,
Не зная, бедный, что тут делать надо;
А выйдет вновь – и ободрится вдруг,
Увидев мир сменившим цвет наряда
В короткий миг; берет свой посошок
И гонит вон пастись овечье стадо.
В подобных фрагментах Данте ориентируется не на аристотелевский утилитаризм по отношению к природе, а на Вергилиево видение и обращается не к отточенности лирических «Эклог», а к взвешенной рассудительности «Георгик», в которых Вергилий вместо идиллии сельской жизни сосредоточился на тяготах и радостях земледелия и на обязанностях земледельца перед миром природы. «Труд неустанный / Все победил, да нужда в условьях гнетущая тяжких», – пишет он. Но ниже продолжает: «Прежде всего, дерева создает различно природа. / Много таких, что совсем человеческой воли не знали, / Сами собой растут, по полям широко рассеваясь / Иль по извилинам рек… / <…> Часть же деревьев растет, коль посажено семя: каштаны / Стройные, выше всех рощ Юпитеров с пышною кроной, / Эскул, также и дуб, что у греков оракулом признан». И Вергилий, и Данте понимали, что щедрость природы обязывает[276].
31 марта 2014 года Межправительственная группа экспертов по изменению климата (IPCC) опубликовала доклад о последствиях «мировых климатических изменений, вызванных деятельностью человека». К его составлению были привлечены 309 авторов-специалистов из 70 стран (которым помогали еще 436 соавторов), а также 1729 рецензентов из экспертных и правительственных кругов. Они пришли к выводу, что, учитывая ставший еще более очевидным характер угроз, вызванных изменением климата, правительства должны безотлагательно сделать для себя однозначный выбор между всей тяжестью последствий от таких изменений и снижением финансовой прибыли, к которой стремится национальная экономика их государств. В докладе обозначено, какие народы, отрасли промышленности и экосистемы по всему миру являются наиболее уязвимыми, и подчеркивается, что масштабность угроз вследствие климатических изменений обусловлена нашей общественной незащищенностью и неготовностью оказаться перед лицом грядущих катастроф. Эти угрозы во многом зависят от того, насколько быстро и активно будут происходить изменения; это определит, будут ли они необратимыми. «При высоком уровне потепления в результате постоянного увеличения объемов выброса парниковых газов устранение угроз будет сопряжено с трудностями, порой значительными; долгосрочные инвестиции в совершенствование наткнутся на ограничения», – сказал один из руководителей группы, добавив, что климатические изменения уже серьезно сказались на сельском хозяйстве и здоровье людей, на состоянии земных и океанских экосистем, на водных ресурсах и источниках пропитания на территориях от тропиков до полярных зон, на небольших островах и обширных континентах, как в самых богатых странах, так и в самых бедных