– Ты не уедешь! А вот я уеду. Я поеду в Париж, и всё откровенно расскажу принцессе. Она так же милосердна, как и красива. К тому же не любит моего брата. Для неё этот брак ничего не значит. Доверься мне, Мария.
– Нет, нет. Я не могу. Я не верю, – Мария поднялась с места и, устремив на Анну умоляющий взгляд, прошептала, – не надо ничего делать. Я просто уеду.
– А как же Жан?
– Он не любит меня, вы ошибаетесь…
– Он любит тебя!
Мария вначале замерла, а затем медленно обернулась. Глаза её наполнились слезами, когда она увидела Жана. Непонятно по какой причине он решил вернуться и слышал слова Марии.
– Он тебя любил всегда, Мария, – с мукой в голосе произнёс Жан, – он думал о тебе в самые тяжёлые минуты своей жизни, но считал, что никогда больше не увидит. Я не хотел признаваться. Но ты не оставила мне выбора. Я поеду в Париж и откровенно поговорю с королём. Если он решит разорвать помолвку, я буду благодарен ему всю свою жизнь. Если же настоит на свадьбе, что ж…тогда мне придётся подчиниться. Я связан словом и не могу его нарушить. От тебя я прошу лишь одного – дождаться от меня весточки. После того ты будешь вольна поступить так, как сама пожелаешь. Я подчинюсь любому твоему решению.
Высказав всё, что он хотел, Жан, не дождавшись ответа, повернулся и вышел. Анна с улыбкой смотрела на совершенно растерянную Марию. Та то и дело хватала воздух, пытаясь что-то сказать, а затем попросту обняла Анну и голосом полным счастья прошептала:
– Он меня любит…он меня любит,…неужели это и вправду не сон?
Топот копыт возвестил об отъезде Жана. Часом позже после его отъезда в ворота въехала карета. Как и просила Анна, в замок прибыл отец Бернар, её исповедник.
Глава 61
Заговор и заговорщики
Той же ночью Осер незаметно начали покидать Д,Арманьяки. Все они, разбившись на небольшие группы, направлялись в Париж. Но не только они одни. Кавалькада, состоящая из двадцати всадников, въехала в город и устремилась в направлении монастыря Бернардинцев. В то же самое время в тишине Парижских улиц, на мостовой Филиппа-Августа раздалось неслышное «Добро пожаловать, ваше высочество!».
Дофин прибыл на встречу в сопровождении своего постоянного спутника Тристана и ещё четырёх человек. Епископ Лануа прибыл в сопровождение двух монахов. Они сразу оставили своих провожатых и отошли в сторону. В то время как их спутники зорко следили за тем, чтобы им никто не помешал, сами они начали весьма важный разговор.
– Ваше высочество убедилось в нашей преданности? – тихо спросил Лануа.
– Вне всякого сомнения! – подтвердил Дофин.
– Ваше высочество готово сдержать данные обещания?
– Вопрос излишен, ваше преосвященство. Я дворянин.
– И всё же мне хотелось бы услышать ответ!
– Да.
– Отлично! – Лануа явно приободрился. – Теперь следует сделать следующее. Позаботьтесь о том, чтобы короля привезли в наш монастырь на одну ночь.
– Для чего это нужно? – так же тихо спросил Дофин.
– Мы предпримем необходимые меры для того, чтобы он поскорее отправился в мир иной!
Увидев протестующий жест, Лануа быстро добавил:
– Не беспокойтесь, мы всё сделаем, как следует. Никто ничего не заподозрит. Король будет убит, а в его смерти обвинён герцог Бургундский. Он будет присутствовать в монастыре. Придёт помолиться за короля. Я об этом позаботился. Из монастыря он больше не выйдет. Это слишком опасно. Мы не можем оставлять его в живых. Всё должно быть закончено сразу.
– Умрёт король…герцог Бургундский. Кто нам поверит?
– У меня есть письмо герцога Бургундского. В нём он совершенно ясно приказывает убить короля. Этого достаточно для того, чтобы нам поверили.
– Могу я взглянуть…на это письмо?
Лануа вытащил из-под складок мантии требуемое письмо и без слов вручил Дофину. Тот отошёл к одинокому светильнику, освещавшему мостовую, и развернул бумагу. Всё обстояло так, как и говорил Лануа. В конце письма стояла подпись и печать герцога Бургундского. Дофин вернулся на место и с неподдельным восхищением произнёс:
– Не могу понять, как вам удалось получить этот документ!
Лануа мрачно усмехнулся.
– Я получил его в обмен на другую бумагу. Её написал один из Парижских писчей, но герцог искренне верит, что она написана самим Папой!
– Вот оно что… – пробормотал Дофин. Слова Лануа наводили на серьёзные размышления. И, прежде всего по поводу недоверия, кое он питал по отношению к этому человеку. Кто бы ни был Лануа, он, вне всякого сомнения, показал свою преданность. Дофин не мог не учитывать этого важного обстоятельства.
– Следовательно, нам остаётся только позаботиться о том, чтобы его величество покаялся в своих грехах?
– Это всё, что мне необходимо для завершения нашего дела! – Лануа поклонился.
– Думаю, это можно устроить. Тристан даст знать, в какой день это произойдёт! – Дофин плотнее завернулся в плащ и, повернувшись, зашагал в сторону своих сопровождающих. Лануа проводил его взглядом, а затем и сам удалился в сопровождение своих людей.
Вернувшись в монастырь, он застал там герцога Бургундского. Герцог был охвачен нетерпеньем и сразу набросился с вопросами на Лануа.
– Король проведёт ночь в монастыре. Дофин будет проводить ночь вместе с отцом. Тогда и будет всё сделано! – сообщил ему Лануа. Услышав новость, герцог немного успокоился.
– А ты уверен, что моё присутствие необходимо?
– Безусловно! – подтвердил Лануа. – Никто ничего не должен заподозрить. Дофин почувствует себя плохо не раньше, чем через неделю. К тому времени и король умрёт. Вы останетесь единственным претендентом на трон.
– Уж тогда я покончу с Д,Арманьяками, – сквозь зубы произнёс герцог Бургундский. – Он посмел меня унизить. Что ж, наказание будет неотвратимым и жестоким.
Узнав всё, что ему было нужно, герцог Бургундский удалился, не преминув сообщить, что остановится во дворце Сен-Поль. Ему следовало быть рядом с королём в эти тяжёлые дни. После его ухода, Лануа подозвал одного из тех двух монахов, которые постоянно сопровождали его, и коротко приказал:
– Приготовьте всё необходимое и найдите нужного человека. Герцог Бургундский должен умереть вместе с королём!
Несколько часов спустя на рассвете отец Бернар покинул замок. Стражникам он сообщил, что направляется в церковь. И это была действительно правда. Когда он пришёл в маленькую церковь, расположенную на окраине Осера, там уже ждали. Помолившись перед распятием, отец Бернар подошёл к чаше со святой водой. В тот миг, когда он черпнул руками воду, рядом с ним раздался зловещий шёпот:
– Его сестра должна умереть! Вылей это в воду!
Отец Бернар взял маленький пузырёк из рук человека со шрамом и спрятал под рясу.
Глава 62
Подмена
Таньги уже целый час стоял, прильнув к глазку, проделанному в стене. То и дело у него вырывалось непонятное бормотанье. Жан устроился возле ниши перед окном. Закинув ноги на стол, он с неослабным вниманием следил за действиями Таньги, готовый в любое мгновение ринуться на помощь королю. Шпага лежала у него на коленях. Время от времени он выписывал ею круги в воздухе или касался остриём каменной плиты под ногами. Он не изменил ни своей позы, ни занятий, когда Таньги отошёл от стены и устремил на него весёлый взгляд.
– Как обстоят дела? – поинтересовался у него Жан.
– Как мне видится…совсем неплохо. Карл вполне сносно справляется с ролью умирающего. Он почти ничего не говорит, никого не узнаёт и изредка кричит. Если б эти болваны не были столь озабочены своими планами, наверняка бы различили в его голосе больше насмешки, нежели страданий от невыносимых болей. Однако нам такое положение дел на руку. Они ничего не заподозрили и это самое главное. Стоило посмотреть, как сокрушался герцог Бургундский, – продолжал с весёлой усмешкой Таньги, – а его высочество Дофин был просто неподражаем. Он так сокрушался, что даже я почти поверил ему.
– Иначе и быть не может! Он сын своего отца!
– Монсеньор, это восточная мудрость. Во Франции она более чем неуместна. Здесь дети ненавидят родителей гораздо сильней, чем всех остальных. И в особенности это касается наследников престола.
– Знаете, сударь, временами я перестаю понимать ваши слова, – совершенно искренне признался Жан.
– Ну и, слава Богу, монсеньор. Это говорит лишь о том, что вы всё ещё далеки от того, чтобы стать настоящим французом…во всех смыслах этого красивого слова.
– Что вы имеете в виду, сударь? – нахмурившись, спросил Жан.
– Некоторые не совсем приятные черты. К примеру,…склонность к постоянным интригам, коварство…чёрт, проклятье на голову матушки Карла, – Таньги прервал разговор и поспешно вернулся на прежнее место. Жан проводил его удивлённым взглядом, но ничего говорить не стал. Из разговора с Таньги он сделал один вывод – здесь во дворце существовал свой язык общения… свои правила. Они ему не нравились в отличие от манеры Таньги беседовать. Он мог подать любую, даже самую неприятную новость так, что улыбка возникала сама по себе. Редкое качество. Наверное, именно за это качество король относится к нему с удивительным снисхождением. И отец его любил…любовь, – Жан вложил шпагу в ножны и тяжело вздохнул. Он не имел представления, каким образом сможет поговорить с королём. Что ему сказать? Как объяснить? Король воспримет любые его слова как оскорбление и будет, несомненно, прав.
– Никого нет! – раздался заговорщический голос Таньги.
Услышав эти слова, Жан быстро поднялся с места и подошёл к Таньги. Тот упёрся двумя руками перед собой. В стене появилась…дверь. Лишь лёгкий шум возвестил о том, что она отворилась. Таньги, а вслед за ним и Жан скользнули в проём. Король встретил их появление с довольной улыбкой. Весь его вид выражал торжество. Он быстро принял сидячее положение и негромко произнёс:
– Они поверили, но…
– Но? – настороженно переспросил Таньги.
– Людовик распорядился перенести меня в монастырь Бернардинцев!