– Что, – начал было епископ, но тут кулак раскрылся. Глаза епископа сразу наполнились слезами, веки задрожали. Дряхлые руки потянулись к молодому человеку, на ладони которого лежал крест, вдетый в волосяную нить.
– Филипп, мой мальчик!
Внезапно лицо епископа изменилось. В глазах появился страх. Он отдёрнул руки, почти коснувшиеся Филиппа, и обеспокоенно оглядел часовню.
Филипп не понимал, что обеспокоило епископа, но последовал его примеру и оглядел часовню.
– Иди за мной, – прошептал епископ и, повернувшись, пошёл к маленькой исповедальне, что стояла в нескольких шагах от алтаря. Войдя внутрь, епископ задёрнул за собой занавесь. Филипп, не понимая по-прежнему поведения епископа, всё же повиновался и последовал в соседнюю кабинку и так же, как до этого сделал епископ, задёрнул занавесь. Перегородка между кабинами опустилась. Они могли видеть друг друга через маленькое зарешечённое окошечко.
– Дай на тебя наглядеться, мой мальчик, – прошептал с любовью епископ Мелеструа. – Один господь ведает, сколько бессонных ночей я провёл в молитвах, умоляя творца о дозволении увидеть перед смертью ещё раз моего мальчика.
– Ваше преосвященство, – чувства переполняли Филиппа, – многие годы я мечтал о встрече с человеком, который стал мне как родной отец. Вы единственный человек, к которому в моём истерзанном сердце осталась крупица любви, ибо всё остальное место занимает ненависть к врагам.
– Враги, – прошептал епископ голосом, полным страха, – берегись их, мой мальчик, берегись. Они протянули свои щупальца повсюду. Они днём и ночью копают могилу, в которую собираются опустить Францию. Они губят всё на своём пути. Они очень опасны, ибо невидимы и наносят удар тогда, когда его никто не ждёт. У них в руках власть над жизнью и смертью.
– О ком вы, ваше преосвященство? – не понял Филипп.
– О них, – последовал ответ, – и помни, мой мальчик. В тебе одном заключена сила, способная противостоять… Раздался болезненный крик епископа и возглас:
– Берегись, Филипп!
Филипп вскочил со своего места, прижимаясь к окошку, и это спасло ему жизнь. Он услышал шум и увидел, как из тонкой дощатой перегородки показалось острие кинжала.
Филипп отдёрнул занавесь и оказался перед монахом с искажённым лицом, который собирался воткнуть в него кинжал. Филипп понял, что не успеет защититься. Исповедальня была узка. В этот момент монах охнул, хватаясь за голову, с которой ручьями потекла кровь. Он рухнул перед Филиппом. Коринет вытер со лба струившийся пот. Он едва успел.
– Берегись, – закричал Филипп, выбегая из исповедальни. Он оттолкнул Коринета, в которого был направлен кинжал ещё одного монаха, целившегося в его спину. Филипп молниеносно сделал выпад и поразил монаха.
– Да сколько их, – пробормотал ошеломлённый Коринет, при виде восьмерых монахов, которые окружали их, стоявших перед исповедальней. У всех были искажённые лица. В руках блестели лезвия кинжалов.
– За мной! – крикнул Филипп, бросаясь в свободный проход. Коринет побежал за ним. Филипп прыгнул на ближний ряд скамеек, затем на следующий и, прижимаясь к стене, побежал до места, где был небольшой выступ, который мог надёжно защитить их с тыла. За Коринетом бежали по пятам монахи. Филипп выжидал, сжимая шпагу в руке, он зорко следил за происходящим. Ещё мгновение, и он сделал то, чего убийцы совершенно не ждали. Филипп бросился им навстречу и, пользуясь преимуществом, которое давала длина шпаги, нанёс несколько рубящих ударов, один из которых попал в цель, распоров у одного из монахов лоб. Пользуясь сумятицей, возникшей в среде убийц, Филипп крикнул:
– Прикрывай мою спину! – и, мгновенно отскочив, пробежал по скамейкам, оказавшись слева от убийц.
– Проклятье, я не успею, – закричал Коринет, которого убийцы на время оставили в покое. Один из убийц пытался протереть глаза, которые после удара Филиппа закрыла льющаяся со лба кровь. Остальные семеро бросились на Филиппа, который наносил удары и, сразу же отпрыгивая, мчался по скамейкам, перепрыгивая через ряды. Убийцы гнались за Филиппом, не в силах его поймать, потому что он всё время бегал по часовне, увёртываясь от ударов, а Коринет за убийцами, которые, казалось, совершенно забыли о его присутствии. Но он напомнил о себе, когда, потеряв терпение, запустил топор в спину одного из убийц. Тот рухнул, не издав ни стона. Убийцы остановились, на мгновение повернувшись к Коринету. Филипп мгновенно атаковал их. Находясь между первым и вторым рядом скамеек, он сделал прыжок, достигнув прохода, где стояли убийцы, и нанёс удар наотмашь по ближайшему. Тут же, уклонившись от выпада его товарища, он пригнулся и выбросил шпагу вперёд, чувствуя, как она входит в тело убийцы. Оставшиеся четверо убийц разделились на две части. Двое бросились на безоружного Коринета, а двое остались против Филиппа. Филипп снова бросился на убийц. Размахивая шпагой, он обеспечил безопасное расстояние между собой и убийцами, но увидев, что Коринет схватился врукопашную с одним из убийц, а второй только и ждёт, чтобы воткнуть в него нож, он понял, что всё решают мгновения. Его шпага, сделав полукруг, хлестнула по руке убийцы, а затем вошла в живот. Делая этот манёвр, он едва увернулся от кинжала, который прошёл на расстоянии волоска от его шеи. Уворачиваясь, Филипп спотыкнулся о край скамьи и полетел кувырком к столу. Убийца с диким визгом радости бросился за ним. Шпага выпала из рук Филиппа, когда он упал. Кинжал убийцы был совсем рядом. Филипп, приподнявшись, схватил со стола массивное железное распятие Христа и в тот момент, когда убийца нанёс кинжалом удар, который, благодаря повороту, который сделал Филипп, поразил его плечо, он нанёс распятием сильный удар по голове монаха. Тот рухнул замертво на Филиппа. Филипп сбросил с себя тело и, вытащив кинжал из своего плеча, поднялся. Коринет всё ещё боролся. Он постоянно крутился из стороны в сторону, крепко сжимая своего противника, тем самым не давая его товарищу воспользоваться кинжалом. Филипп метнул кинжал в стоявшего над Коринетом убийцу. Кинжал вонзился в его спину. Увидев, что второй враг повержен, Коринет, издав рык, приподнялся, поднимая и своего противника, которого он сразу бросил на каменный пол. Тот охнул. Коринет придавил коленом его грудь. И, схватив двумя руками его шею, без видимых усилий задушил его. Затем он поднялся и, подобрав топор, подошёл к последнему, оставшемуся в живых монаху, который ничего не видел из-за крови и постоянно крутил головой. Руки его оттирали кровь с глаз. Лёгкий размах Коринета, и голова последнего из убийц покатилась на пол, оставляя кровавую полосу. Зажимая текущую кровь из плеча рукой, Филипп бросился к исповедальне. Он сорвал занавесь и тут же отпрянул, мгновенно побледнев. Епископ Мелеструа лежал, прижимаясь к стенке исповедальни. У ног собралась лужа крови, которая стекала с кинжала, торчавшего в его боку. Но епископ все ещё был жив. Глаза у него были открыты. Он прерывисто дышал. Коринет осторожно вынес его из исповедальни и отнёс на скамейку, где бережно уложил епископа. Филипп снял с себя камзол и, приподняв голову епископа, подложил под неё. Он схватился за кинжал, собираясь его вытащить, но едва слышный голос епископа остановил его:
– Нет… я умираю… подними меня…
Филипп здоровой рукой помог епископу приподняться. Тот оглядел поле битвы, и его голос зазвучал с гордостью:
– Ты победил… Они мертвы… я верю…. ты сможешь одолеть их.
Филипп опустил епископа обратно. В глазах умирающего светилось счастье.
– Мой мальчик… в молодости… я совершил чудовищную ошибку…
– Тише, – остановил его Филипп, – с нежностью гладя голову епископа, – вам следует беречь силы.
– Нет, – прошептал епископ, – времени мало… а я многое должен сказать… помни самое главное – избавься от ненависти… она убивает твою душу… и помогает им.
– Вы говорите о герцоге Бургундском? – склонившись над епископом, спросил Филипп.
– Нет, они гораздо… страшнее… Филипп, мой мальчик, избавься от ненависти и береги её… береги… они постараются убить её… только ты сможешь спасти… – рука епископа упала вместе с последними словами, душа покинула его тело.
Филипп прижал безжизненное тело к своей груди.
– Отец, отец, и вы меня покинули, – шептал он горестным голосом.
– Филипп, – Коринет положил руку ему на плечо, – мы не можем оставаться здесь, это слишком опасно, нам надо уходить.
Филипп оставил тело епископа и, поцеловав его в лоб в последний раз, покинул часовню вслед за Коринетом. Они беспрепятственно покинули аббатство. Коринет помог Филиппу взобраться на лошадь, и они уже собирались отъехать, когда Коринет услышал печальный голос Филиппа:
– Отец, кого я должен оберегать, кого?
Мария Анжуйская до поздней ночи оставалась рядом с Мириандой, которая хотя и не плакала больше, но замкнулась в себе и ни с кем не разговаривала. Она даже не подняла голову, когда к ним заглянул герцог Барский. Герцог попытался заговорить с Мириандой, но та упорно молчала. Пробормотав что-то про касающееся женского упрямства, герцог удалился. Мария тоже пыталась заговорить с Мириандой, но даже ей не удалось прервать молчание кузины. Мирианда почти всё время сидела на постели, сложив руки на коленях. Бледность, столь несвойственная Мирианде, покрывала её лицо. Грусть, словно тёмное облачко, отражалось в глазах Мирианды. Время от времени у неё вырывались вздохи, которые, несомненно, указывали на то, что Мирианду занимали печальные мысли. В конце концов Мария не выдержала этого безмолвного упрёка кузины.
– Признай, наконец, что брат прав, оберегая тебя от этого человека. К тому же, если быть искренним до конца, ты не можешь не понимать, что де Миран отверг тебя… он тебя не любит.
– Но я его люблю, – Мирианда прервала, наконец, своё молчание и голосом гордым и печальным продолжала, – я люблю его и умру, мечтая о нём.
Марию не на шутку обеспокоило состояние Мирианды. Кузина отличалась весьма скромным нравом, и её упрямство удивляло и раздражало Марию. Она ясно понимала, что у Мирианды не было надежды на взаимность. А если б де Миран всё же осмелился полюбить её, такой брак стал бы невозможен. Мирианда не могла не понимать всего этого. Её любовь обречена, но по какой-то непонятной Марии причине, Мирианда упорствовала. А ведь, чего доброго, кузина спо