— Хорошо… А Жанка?
— Мы соберём тела и оружие, даю тебе слово. А пока мне надо сходить к Кузьмичу. Ты понял меня?
— Да, батя.
Я побежал к розовому вагону со всех ног. Надо быстрее убираться отсюда, пока я сам не сошёл с ума. Мы потеряли единственного физика. Теперь вряд ли кто-то объяснит нам какого хрена здесь твориться?!
Запрыгнув в розовый вагончик, я побежал вдоль уложенных рельс, инвентаря и провизии. Вагон-столовка преподнёс новый сюрприз. По нему как погром прошёл. Всё валялось в беспорядке, уничтожив ту идиллию, которая творилась здесь какой-то час назад. Алиса бросилась с ножом на меня без всяких предисловий. Глаза были полны решимости к убийству. Я едва успел перехватить руку. Столько силы оказалось в поварихе. За неимением времени, вывернул нож, грубо заломив руку. После же пришлось бросить Грицко через бедро и уже на полу отвесить ощутимую оплеуху.
— Лежать и не двигаться! Встанешь — убью!
Бросив повариху на полу, извивающуюся в истерике, я побежал дальше через пустующий жилой мужской вагон. Но прежде чем пробежать до вагона с оружием, задержался у купе Азамата. Оттуда шёл такой треск приборов, что показалось, что мы в эпицентре какой-то катастрофы. Мельком глянув на стрелки показателей, я пришёл в ужас. Они ВСЕ зашкаливали.
Заставил себя бежать дальше…
Посреди женского жилого вагона, склонившись над телом, рыдал Брусов. Нож лежал невдалеке. Горло жертвы было аккуратно перерезано по яремной вене. Виктория Кай истекла кровью, умирая у него на руках… своеобразное же понятие о быстрой смерти у доктора. Если хотел избавить её от страдания, мог просто выстрелить в сердце. Эти глюки открыли в нас ту тёмную полочку, куда лезть не следовало?
С разгону врезал ботинком Брусову в лицо, откидывая его от тела и ножа. Он упал, ударившись головой. Я перепрыгнул и побежал дальше.
Вагоны с оружием. Первый, второй… Ага, прижавшись к ящикам спиной, подогнув ноги под себя, сидел Тай, качая головой в одном ритме вперёд-назад. Губы его что-то шептали. Я склонился и услышал.
— Мы все умрём… мы все умрём…
Да уж, нашей психике в этой аномальной зоне приходиться несладко. Каждый сходит с ума по-своему.
Подхватив его за шкирку, заорал на самое ухо:
— Тай, мне нужен рабочий кочегар! Ты слышишь?
— Умрём… мы все… умрём… — продолжал он, не обращая внимания на внешние раздражители.
— Твою ж мать.
Я бросил парня и побежал дальше. Только бы с Кузьмичём всё было в порядке. Только бы…
Машинист стоял перед входом в паровоз, сложив руки на груди. Я приблизился, и он тут же выставил руку вперёд.
— Во имя короля, проход закрыт!
— Чего? Какого короля?
— Гвардейцы короля стоят на страже короны, — пылко заверил Амосов. — Проход закрыт.
Отлично! Ну, ты то куда? Я могу либо кидать уголь, либо следить за Варягом. Но кто будет контролировать людей, таскать оружие и инвентарь с перрона? Тела кто заберёт?
— ДА ЧТО ЗА БРЕД! — Вырвалось из меня, и я отвесил машинисту пощёчину от злости и отчаянья.
— Изменник! — презренно обронил он и врезал мне в ответ.
Удар на зависть хорошему боксёру. Челюсть едва не вывернуло. Едва устоял на ногах.
— Кузьмич, мать твою! Очнись!
— Изменники короны будут наказаны гвардейцами его величества! — Вновь без надежды на компромисс ответил машинист и пошёл в атаку.
Сбросив винтовку под ноги, я подхватил калаш и успокоил его прикладом в лоб. Другого выбора не было. Ситуация становилась критической…
Стянув машинисту руки ремнями за спиной его же ремнём, быстро проверил паровоз. Всё вроде в порядке. Слава Богу, Кузьмич ничего не испортил! Я только предполагаю, как здесь всё работает, но чтобы починить — вряд ли.
Только давление низкое, стрелка уползла ниже середины. Температура сильно понизилась. Надо подбросить угля в печь. Старый почти прогорел.
Метнувшись к печи, подхватываю лопату и бегу в соседний вагон за углём. Чёрт! Его совсем мало. Хватило бы, чтобы убраться. А там уже что-нибудь придумаем. Что-нибудь найдём. Проблемы стоит решать по мере их поступления. Сейчас главная задача — вывезти людей. И чёрт с ними с впустую потраченными патронами.
— Спасти людей, спасти, — бормочу я, открывая ногой задвижку и закидывая в топку порцию угля за порцией.
За пару минут беготни успеваю взопреть. Куртка летит прочь, затем кофта, тельняшка. Неудивительно, что Тай постоянно обнажённый по пояс. От печи идёт жар, да и внутренний жар даёт о себе знать. Как только парень постоянно с этим справляется? Попривык, видимо за неделю.
Разобравшись с печкой, вспоминаю о рации. Надо связаться с Богданом.
— Да будь ты проклят, предатель короны! — Забормотал пришедший в себя машинист. — Твоя голова будет катиться с плахи под смех тысячи бесов!
На кляп нет времени. Подхватываю рацию, висящую рядом со счётчиком Гейгера и иконой в углу поезда. Радиометр — единственный датчик, который спокоен. Но если нет радиации, то откуда взялась эта аномальная зона? Почему так влияет на наши мозги? И почему после удара не влияет на мой? Сам фактор удара сбил «волну воздействия»? Но удар прикладом в лоб Кузьмича никак не вывел того из галлюнационного бреда.
— Богдан, ответь мне.
Молчание.
— Я убил её, Вася. Просто убил, — вышел на связь не к месту Брусов. Похоже, тот факт, что некоторое время назад я пнул его в лицо, напрочь выветрился из его головы. И он снова нависал над зарезанным телом, стирая ненужные воспоминания и зацикливаясь на своей личной «проблеме».
Что-то там не так. Надо бежать проверять. Отключив рацию, оделся и, подбросив в печь ещё одну порцию угля, и выбежал на улицу через переднюю дверь состава.
Люди… вот они, двигаются цепочкой, взявшись за руки, как будто ведут хоровод на детском утреннике. Богдан идёт первым, выставив руку вперёд, словно защищаясь от сильного ветра. Хотя нет ни ветра, ни дождя, лишь слабый снег. Всё вокруг вообще как будто вымерло. Ни звука из леса. Лишь слабый ветер качает верхушки голых деревьев. Хоровод двигается медленно, словно к ногам каждого привязаны огромные тяжести.
Я подбежал к ведущему, взял за плечо, стараясь никак не повлиять на цепочку. Всё-таки идут, не стоят на месте. Уже хорошо.
— Где рация, Богдан? Почему вы так медленно двигаетесь?
— Шеф… мы стараемся, но эти зыбучие пески такие сложные. Людям тяжело. И рация… она утонула в песке. Я ничего не смог сделать. Этот пустынный дух просто выскочил из ниоткуда. Он вырвал рацию из руки. Я хотел отобрать её, но за вторую руку вёл людей. Прости меня, Василь Саныч. Я, правда, старался.
— Всё в порядке. Просто продолжайте идти.
Я прошёл вдоль всей людской цепочки. Люди действительно двигались так, словно каждый брёл если не по зыбучим пескам, то по болоту, как минимум. Рация валялась в грязи. Прицепив её на штаны, пошёл к куче оружия. Обвешавшись, как новогодняя ёлка игрушками, потащил гору оружия к вагону. Всё оружие за один заход надо унести. Хорошо, что у автоматов и винтовок ремни — повисли на локтях. Не тот конечно груз, что при выходе из схрона, но тоже пошатывает. Прожитый день сказывается. Иду на трясущихся ногах.
«Движение — жизнь. Иди…. Иди… они все… зависят от тебя… иди».
Удаётся дотащить груз до тамбура. Слишком хорошие образцы, чтобы оставить на перроне. Возвращаюсь за ломами, кувалдами. Без этих тоже никак. Пальцем гвоздь не вбить. Надо всё перетаскать.
Пот бежит по лбу, дыхание сбилось. Голова кружится, качает, но упорно иду. Просто надо. Перепоручить некому.
Людская цепочка, наконец, добралась до розового вагона. Богдан схватил следующую за ним за локоть девушку из технарей. Мне никак не вспомнить её имени.
— Давай, ты первая. Эта пещера не такая уж и глубокая.
— Но как же духи?
— Духи не будут нападать на нас всех. Они бояться большого количества людей, а нас тысячи.
Я подошёл с очередной порцией лопат и молотков, краем уха слушая их разговоры. Богдан последовательно уверял каждого, что разговаривающие рельсы это нормально, а красноглазое чудовище днём не нападает, что же касается зелёных шаров, то они слишком малы, чтобы причинить ущёрб.
Господи, что твориться в их головах сейчас? Надо быстрей убираться.
— Я не собираюсь умирать так просто, палач! — Закричал Добрыня и треснул Богдана в ухо.
Вовремя, блин.
Старший лейтенант свалился в безсознании. Чёткий удар угодил в висок. Неполных два десятка человек растерялись у вагона. Пришлось быстро вмешаться.
Зарядил с разбегу под коленку Добрыне носком ботинка. Он согнулся, и я вырубил его ребром ладони в шею. В любом теле есть слабые места.
Добрыня сполз на рельсы рядом с Богданом.
— Волк! Он съест нас всех! — закричал Салават, зарычав на меня сам не хуже любого волка.
— Ну-ка в вагон все! Мне ещё этих двоих затаскивать! С вами возиться сил нет!
При мысли о том, что придётся поднимать Добрыню, я едва не свалился на рельсы рядом. Да и Богдан не из лёгких. За что мне всё это одному? Это слишком для событий одного дня!
Подлетев к Салавату, схватил за шкирку, впихнул в вагон.
— Быстро залез! И не задерживайся в проходе! — Заодно заглянул в тамбур, крикнув вглубь, — увижу, что кто-то лезет к оружию, покалечу!
Следом впихнул ещё пятерых, раздавая больше подзатыльников, чем за всю прошлую жизнь. После чего остальная дюжина пошла в отказ. Люди начали отбегать от вагона.
Вот только бегать за ними сейчас ещё не хватало!
— Эй, вернитесь! — Нет, кричать больше бесполезно. Пора применить метод пряника. — В вагоне всех ждёт горячая вкусная еда. Заходите, покушайте, отдохните, поспите. Утром всё будет в порядке.
Троих удалось загнать. Ещё двое застыли в нерешительности.
— В лесу дикие звери! Мутанты! Монстры! — Горячо начал я, — а тут безопасно, тихо. Здесь ваши друзья, — продолжил более тихо, уверенно. Надо верить в то, что говоришь, иначе не поверят. Врать по жизни как-то не очень получалось, но ещё двое залезли в вагон.