– Блестяще! – отвечаю я, впервые за весь разговор заинтересовавшись.
Она подхватывает мой энтузиазм и расширяет его.
– И свитера, голубые с белым, и в них утюгом вплавлены термонаклейки с именами гостей. Там электричество есть? Алфавит тот же самый?
– А сколько стоят такие футбольные мячи на заказ?
– Мы их закупим оптом. Вы хотите только футболки? Или футболки, шорты, носки? Хорошо было бы все сразу. Кроссовки разных размеров? И пара судейских свистков? Свитера двух цветов, половинка на половинку? И тогда можно будет сделать две команды?
– Лучше все это сразу, – говорю я.
– И для девочек тоже?
– Конечно. Полное равенство.
Она мне вручает еще один список дел – домашнее задание к следующей нашей встрече: 1) адресная книга, желательно в электронном формате; 2) мысли относительно содержания церемонии; 3) надо ей искать раввина или нет? 4) размер бюджета?
Входит Черил с подносом кофе и печенья. Мы быстро перекусываем, и как раз в это время появляется Сесили, турагент. София собирает свою коробку, оставив мне перо и бумагу, проштампованную ее контактной информацией и логотипом: «Сва-Рей, София».
Сесили приготовила в «Пауэрпойнте» презентацию, содержающую три сценария – от самого дешевого до самого дорогого.
– Я тут немножко побегала и выяснила. Речь идет примерно о девяти тысячах на человека на авиабилеты.
– А не надо бизнес-классом, можно туристическим.
– Это туристический. Может, удастся сбросить до шести с половиной, если есть какая-то свобода с датами и временем вылета.
– Полно.
– Не забывайте, – напоминает София, уходя, – дата уже фиксирована – полдень, девятого июля.
– Понятно, – говорит турагент. – Так сколько дней в деревне?
– Два? Или, скажем, три?
– Давайте сделаем две ночи и три дня. А что потом – сафари на пятерку крупной дичи? Ну, знаете – лев, слон, буйвол, леопард и носорог. После сафари – полет на воздушном шаре, прыжки банджи, спуск с водопада?
– Давайте будем держаться природы и истории – никаких банджи, никаких воздушных шаров, и спуска с водопада пусть тоже не будет, – говорю я. – А вы всегда хотели стать турагентом?
– Я была стюардессой, – говорит она. – С мужем познакомилась в самолете – он часто летал. Был женат. Мне девчонки говорили: «Они никогда от жен не уходят». Но он ушел. Вернулся и сказал: «А теперь ты должна вернуть мне честное имя». – Она замолкает. – Так самый важный вопрос: насколько шикарно все это должно быть?
– Я хочу, чтобы было комфортно, но без излишеств. Меня более интересует безопасность, нежели шик.
– Вы не хотите произвести впечатление?
– Не хочу выглядеть дураком. Явиться в далекую бедную деревню на пару дней, потом сказать им: «Аста ла виста, бэби», – и махнуть на шикарное сафари. Это противоречило бы главной идее – отметить превращение мальчика в мужчину.
Черил сияет, довольная собой и своими возможностями.
– Как они думают, кто я тебе?
Она смеется:
– Они все про тебя знают. Называют тебя «мой другой муж». Я думаю, это каждой женщине нужно – даже мой муж так думает. Мы – такая отсталая культура, слишком уж буквально заняты выживанием.
– А что с тьюторами для Эшли и Рикардо? Ты знаешь кого-нибудь?
– Конечно, – говорит она. – У нас есть свой аннотированный список, кто для каких детей и по какому предмету.
– Электрик?
Она смотрит на меня:
– Я тебе пришлю список по мейлу.
В воскресенье моя мать выходит за Боба Голда. Как только двери дома открываются с засасывающим хлопком и проламывается воздушная завеса, Эшли начинает снимать видео. Уводит камеру направо. На доске объявлений у входной двери написано: «Сильвер выходит замуж за Голда в полдень». Кондиционер дышит на ладан, и весь дом воняет старыми подгузниками. Мать у себя в комнате, вокруг нее суетятся подружки невесты. Две крупные дамы перекрывают дверь.
– Мальчикам нельзя, – говорят они, пропуская между собой Эшли с ее видеокамерой.
Мы с Рикардо ждем в столовой, которая превращена во что-то вроде часовни, и там стоят цветы и трехъярусный свадебный торт.
– Будешь выводить свою мать? – спрашивает меня какая-то женщина, и я не очень понимаю, что она имеет в виду. – Вдоль по проходу? – уточняет она.
– Да, конечно, не вопрос.
Мужчина средних лет представляется как сын Боба Голда, Эли.
– Прошу у вас прощения за моих сестер.
– Я понимаю.
– Они с матерью все еще женаты, хотя она и лежит в коме. – Я киваю. – Сестрам трудно сознавать, что у него своя жизнь. Когда папа нам сказал, что способен любить более чем одну женщину, сестры были не готовы это услышать. – Он секунду молчит и меняет тему. – У нас есть общие знакомые, – говорит он. – Сын вашей тетки Лилиан, Джейсон. Мы с ним встречались одно время. Тесен мир.
– Невероятно тесен, – соглашаюсь я.
Столовая начинает наполняться стариками и старухами в праздничных нарядах и разной степени подвижности. Одни приходят сами по себе, другие опираются на трости или ходунки, третьих везут в креслах. Караван таких кресел, толкаемых служителем, вдвигается в зал.
– Торт перед ужином! – восклицает в восторге один из резидентов.
Рикардо приходит в блейзере Нейта; на его коренастой фигуре не очень заметно, что блейзер на размер больше.
– Отлично выглядишь, ма, – говорю я и целую ее в щеку, когда она входит в комнату.
– Ты очень загорел, – обращается она к Рикардо. – И стал пониже и потолще, чем был.
– Ба, это Рикардо, а не Нейт. Он у нас новенький, – приходит на выручку Эшли.
– А! – говорит мама. – Очень приятно.
– Он мой брат, – говорит Эшли.
– Добро пожаловать в семью, – говорит мама, отвлекшись.
– Спасибо, – отвечает Рикардо. – Поздравляю вас со свадьбой.
– А можно Рикардо будет паж с кольцами? – спрашивает Эшли. – Он тоже хочет участвовать.
Боб отдает Рикардо кольцо, а Эшли получает корзину розовых лепестков. Вступает музыка, Эшли идет по проходу, за ней Рикардо. Я беру маму под руку и веду следом. Боба Голда ведет одна из сестер.
Значит, Боб Голд – мой новый отчим. Почему-то это сейчас до меня доходит, когда они с мамой стоят напротив Синтии, «приемопередатчика энергии» и бывшей медсестры, которая согласилась провести церемонию.
Сама церемония на удивление трогательна, пусть даже не имеет законной силы. В речи, обращенной к матери и Бобу, говорится о заботе и общении, воспоминаниях и истории. У меня подступают слезы, когда мама бросает букет и его ловит – точнее, он сам плюхается ей на колени – женщина с одной ногой. И женщина улыбается.
– Как знать, – говорит она.
Мама и Боб режут пирог, и когда Боб подносит кусок ей ко рту, у него рука так трясется, что мама берется за нее и направляет себе в рот.
Я слышу разговор двух служителей:
– Он переезжает к ней в комнату?
– Видимо, – говорит другой. – Кровати они поставят бок о бок. Будем надеяться, что колеса они заблокируют, чтобы никто не провалился в щель и не сломал бедро.
Когда церемония заканчивается, пациентов уводят на дневной сон, а мы прощаемся с новобрачными.
Все мы одеты как на парад, а пойти некуда.
– Хотите куда-нибудь на ранний ужин? – спрашиваю я по дороге к машине.
– Можно, – говорит Эшли. – А можно поехать домой и устроить что-то вроде пижамной вечеринки с пиццей.
Я оборачиваюсь к Рикардо, который пристегивает ремень.
– Я бы предпочел что-нибудь новое, – говорит он.
– Как насчет поездки в город?
Оба они кивают.
– Это будет изобретательно, – заявляет Эшли.
Я везу детей в «Оук-рум» в «Плазе», и мы пьем коктейли «Ширли Темпл», закусывая клубными сандвичами. Уже сто лет я так не веселился.
– Мой двоюродный брат работает в отеле, – говорит Рикардо. – И часто приходит домой с полными карманами шоколадных медалей, которые кладут на постели на ночь. Можете себе представить, каково это – ложиться в постель, набитую шоколадом?
Я очень собой горд, когда рассказываю Нейту, что нашел нечто новое, что можно привезти в Южную Африку, – солнечные мини-зарядники для сотовых телефонов.
– Это хорошо, – говорит он. – Но на самом деле им нужна солнечная энергия для домов, солнечные нагреватели для воды и фонари для освещения деревни ночью – так что давай думать чуть шире.
– Ну ладно, – говорю я, – заметано. Кто-нибудь там есть в Нейтвиле главный, типа мэра или старосты?
– Сахиль там индуна, то есть главный. Жену его зовут Нобуле. Мцобиси, Айизи и Бхекизизиве – старшие у него в команде.
– Как с ними можно связаться?
– Проще всего по электронной почте.
– У них есть доступ?
– Теперь есть.
– А как ты посылаешь им деньги?
– Много способов. Через пейпал, или по папиной кредитной карте, или прямо на банковский счет. Еще они активно пользуются мобильным банком. И там еще есть возле Нейтвиля что-то вроде магазинчика, где обрабатывают переводы и выдают им наличные.
– Сколько ты им посылаешь?
– Пару сотен долларов в месяц.
– И где ты их берешь?
Небольшая пауза.
– Ты правда хочешь знать?
– Да.
– Продаю кое-что.
– Что именно? – произношу я медленно, надеясь, что вот так, растягивая слова, смогу не показать панического страха.
– Книжки, тетради, ручки?
Нейт произносит так, будто он сам не уверен.
– Нейт, в твоей версии дыр, как в швейцарском сыре. Давай начистоту, не виляй.
– Ладно. Ну вот смотри, когда кому-нибудь нужно чего-нибудь в школьном магазине…
– Тогда что?
– Я ему покупаю на свой счет, который привязан к папиной кредитке, а он мне платит наличными, и я их посылаю в Нейтвиль.
Фух. Полегчало.
– Никто ничего против не имеет, – говорит Нейт. – Все считают, что это на доброе дело. Они такие, «сдачу оставь себе». Я это делал осенью: как только кто-нибудь покупал футболку школьной команды, я просил, чтобы для тамошней школы тоже купили.
– Что по этому поводу думает директор твоей школы?