Приносят гамбургеры.
– Моя мать была бы за вас рада. Она любила помогать людям. Была очень благородным человеком.
У Нейта голос чуть проседает от эмоций.
Когда Эйвери нужно выйти в туалет, Эшли уходит с ней. Потом она мне рассказывает, что Эйвери показала ей шрам – точно посередине тела, как застежка-молния.
Оставшись один, Марк нам рассказывает, как Эйвери должна быть благодарна нам за эту встречу.
– Ей трудно было после пересадки. Она в чем-то изменилась, стала другой, хотя не могу сказать, в чем именно. Были тяжелые сны, черные мысли.
– Большая хирургия, – замечаю я.
– Смерть хуже, – говорит он, и больше тут сказать нечего.
– Я правда хочу вас поблагодарить, – говорит Эйвери, вернувшись из туалета.
Она не садится снова за стол. Бывают такие трапезы, которые заканчиваются раньше, чем кто-нибудь успеет нормально поесть.
Сай заворачивает свой бургер и сует в карман куртки. Рикардо смотрит и следует его примеру, добавляя еще картошки фри. Когда мы выходим, Эшли спрашивает, не хотят ли Эйвери и Марк подъехать глянуть на дом. Нейт поражен.
– Конечно, – говорит Эйвери. – Просто на минутку.
Я еду впереди, Марк за мной, вверх по склону к дому. В зеркале заднего вида – глаза Нейта.
– Ты как, Нейт? – спрашиваю я.
– Никак, – отвечает он ровным голосом. – Совсем никак.
Я заезжаю на дорожку, останавливаюсь. Нейт выходит первым и устремляется в дом. Входная дверь остается распахнутой, как дыра, как рана.
Марк и Эйвери паркуются у тротуара, тем временем рвущаяся наружу Тесси останавливается у края травы и лает.
– Она не любит людей? – спрашивает Эйвери.
– Она очень дружелюбна, но черту переступить не может, – поясняет Мадлен.
– Черту? – спрашивает Марк, обходя машину к дверце Эйвери.
– Невидимая изгородь, – говорю я.
Эйвери выходит из машины. Она стоит, глядя на дом, но вдруг теряет равновесие, пошатывается, неуверенно опускается на переднее сиденье.
– Ой! Ой!
– Что такое? – спрашивает Марк.
– Тесси, – догадываюсь я. – Перестань лаять!
– Голова… – стонет Эйвери.
– Ударились головой? – спрашиваю я.
– Нет. Просто вдруг заболела.
– Часто у вас голова болит?
– Нет. – Ее как будто раздражают мои вопросы. – Это не как мигрень. Как будто меня что-то бьет по голове, сильно. Ой, нехорошо мне. Совсем нехорошо.
– Секунду, – просит Эшли и убегает за чем-то в дом.
– Это тот дом? – спрашивает Эйвери.
– Это дом, где они живут, – отвечает Марк.
– Тот, – говорю я, прекрасно понимая, о чем она спросила.
– Наверное, голова болит потому, что это здесь и случилось, – говорит Эйвери.
– Некоторая натяжка, – возражает Марк.
Я чувствую, как он отталкивает от себя мысль, что его невеста – не та, кем была прежде.
– Это вполне реально, – говорю я, стараясь приободрить их обоих. – Сердце Джейн знает…
Я им рассказываю о памяти клеток и повторяю историю одной девушки, которой пересадили сердце от десятилетней жертвы убийцы.
– Реципиентка пересаженного органа стала видеть ужасные кошмары, и в конце концов призвали полицию. Кошмары оказались точными и дали нити к раскрытию убийства.
– Думаю, нам пора, – говорит Марк.
Выбегает Эшли с подарком, завернутым для Эйвери.
– Я это сделала для мамы, хочу, чтобы досталось вам.
– Спасибо, – говорит Эйвери. Головная боль явно усиливается.
Марк запускает мотор, включает передачу. Машина дергается вперед, мы остаемся.
– Мне пора, лапонька, – говорит Эйвери, обращаясь к Эшли. – Будем держать связь…
– Не очень поняла, что она хотела, – говорит Мадлен, глядя вслед уезжающей машине.
– Никогда больше не хочу ее видеть, – говорит Нейт, когда мы входим в дом. – Жуть какая-то, как в этих фильмах М. Найта Шьямалана.
Ночью Нейт не спит. Я слышу шаги и перехватываю его в гостиной.
– Что случилось? – спрашиваю я. Он не отвечает. – Ходишь во сне?
Он мотает головой – нет, – и садится на диван в гостиной.
– Зачем она приезжала? Неужели хотела, чтобы мы ей сказали: ничего, что мамино сердце у тебя, все в порядке? Чтобы от этого ей стало лучше? А если это не ничего, а чего? Если все это совсем не ничего? А если никто ни секунды не подумал обо мне или об Эшли, когда это все происходило?
Он говорит и говорит, я не перебиваю. Я слушаю и глажу его по спине. Он качается взад-вперед, выплескивая, выгружая все из себя, опустошаясь. Все чувства, которые ему довелось испытать, рвутся наружу. Он иногда плачет, иногда выкатывает глаза и орет. На верхней площадке лестницы появляются Эшли и Рикардо и спрашивают, в чем дело.
– Ничего, – отвечаю я. – Нейт очень расстроен, но все будет хорошо.
На самом деле я не так уж в этом уверен. Он взорвался, и все, что он пытался удержать в себе, вываливается наружу.
Тесси с нами в гостиной, тоже помогает. В какой-то момент мы начинаем говорить о Южной Африке – кажется, Нейта успокаивает возвращение к нашим приключениям. Я ему рассказываю, что София сделала веб-страницу по нашей поездке, разместила фотографии и рассказы, которые я ей посылал, и что незнакомые люди заходят на этот сайт и делают пожертвования. Я сообщаю, что на счету собралось уже почти тридцать тысяч долларов.
– Это ты просто меня успокаиваешь, да?
– Нейт, сейчас полвторого ночи. С чего бы я стал врать?
Я веду его к компьютеру Джорджа, показываю страницу и комментарии людей, пишущих, как они поражены, что столь молодой человек так предан осуществлению социальных перемен.
– Это что, настоящие деньги? Они и правда у нас есть?
– Да, это банковский счет на твое имя.
– Можно я завтра позвоню Софии и скажу спасибо? Я не знал, что она приняла такое участие. В смысле, поразительно, что человек, который ничего с этого не получает, оказывает такую сильную поддержку.
– Да, – отвечаю я. – Это необычно.
– И надо найти время обсудить с Сахилем, на что лучше направить эти деньги, – говорит Нейт. – Можем сейчас ему написать?
– Конечно, – отвечаю я, и мы пишем. – Как ты насчет малость поспать? – предлагаю я. Он кивает. – Послушай, действительно неловко вышло сегодня. Я бы никогда этого не предложил, если бы знал, что это будет так тяжело.
– Я не предполагал, что так будет, – говорит Нейт.
Я его провожаю наверх и по коридору к его комнате.
– Ты мне не почитаешь? – спрашивает он.
– Давай.
Он выбирает с полки книгу времен своего детства и ложится в постель. Я ему читаю, как маленькому, и пока я читаю, снова просыпается Рикардо и тоже слушает, а я, закончив чтение, целую Нейта в лоб на прощание и Рикардо тоже.
– Я должен о ней волноваться? – спрашивает меня Нейт.
– Нет, – отвечаю я.
Утром на компьютере несколько писем от Сахиля. Он интересуется, когда можно будет поговорить – его любое время устраивает. Его интересует, сколько к ним направлено денег и когда их можно будет получить.
Мы назначаем собрание деревни по скайпу, и я оставляю Нейту право сообщить о веб-странице и пожертвованиях.
– Сколько? – возбужденно спрашивает по скайпу Сахиль.
Нейт ловко уходит от прямого ответа.
– Прилично, – говорит он. – Достаточно, чтобы считалось.
И разговор быстро переходит на потребности. Из Южной Африки мы слышим предложение, что деревня должна завести у себя машину или автобус, чтобы ездить в большие города и обратно.
– Автобус – это направление наружу, – отвечает Нейт. – Давайте направим мысль внутрь – подумаем о том, что может улучшить жизнь в деревне.
– Кабельное телевидение и по-настоящему большой телевизор? – предлагает один из жителей.
– Я думал скорее о том, чтобы колодец выкопать, – говорит Нейт, и голос его становится все напряженнее и печальнее.
– Но это же очень дорого, – говорит Сахиль.
– Именно, – соглашается Нейт. – Возможность, которая представляется раз в жизни.
Разговор продолжается, южноафриканцы говорят о разных вещах, которые можно было бы купить, от электрогитар до скутеров «Веспа» и холодильников.
– Хватит, – говорит Нейт. – Вы становитесь совсем как мы: не думаете ни о своей деревне, ни о родителях, ни о детях, ни о будущем. Думаете только о навороченной машине и огромном телевизоре.
Мы все молчим.
– Дитя указывает путь, – говорит Лондисизве.
– Сегодня мы этот вопрос не решим, – говорю я. – Давайте еще подумаем немного, а потом поговорим снова.
– Жуткое чувство, – говорит Нейт, когда мы уходим от компьютера. – Я сотворил монстра.
– Не ты его сотворил.
– Ну, значит, вскормил, – отвечает Нейт, испытывая к себе отвращение.
– Иммунитета нет ни у кого. В человеческой натуре – желать, и каждое поколение хочет все больше и больше. Люди путают приобретение с достижением, с другими видами прогресса. Для них оно – мера успеха.
– Побеждает тот, у кого игрушек больше? – спрашивает Рикардо.
– Ты не обязан отдавать им деньги, – высказываю я мысль.
– Это их деньги, – возражает Нейт. – Их мне дали для этих людей. То, что будет на них сделано, должно быть сделано для деревни. Для ее будущего – продовольствие, жилье, улучшение питьевой воды.
– Меня поразило, что ты не бросил все это.
– Не могу, – говорит Нейт. – Я же это все затеял.
– И винить их тоже нельзя. Они из другой страны, но живут в том же мире, что и мы.
Уик-энд на День труда проходит в хлопотах по закупке и упаковке школьных принадлежностей.
В следующий вторник мы все вместе с Нейтом совершаем паломничество в академию. Нейту приятно устроить экскурсию для Сая и Рикардо, и Рикардо спрашивает, сможет ли он когда-нибудь тоже поступить в такую школу.
– Да, – отвечаю я. – Если захочешь.
Мы провожаем Нейта до его комнаты, Сай дает ему двадцать баксов «на мелочи», и мы едем домой. На следующий день начинаются занятия у Рикардо и Эшли в общественной школе по соседству, а к концу недели Мадлен и Сай записываются на три дня в неделю на учебную программу для пожилых.