– Добрый день, рада видеть вас здесь. Не получив от вас подтверждения, мы не были уверены в вашем присутствии.
Фабрицио снял Ray Ban и поднял на нее глаза.
– Вы правы, я страшно виноват. Как мне заслужить прощение?
Девушка улыбнулась:
– Вам не за что извиняться… Мне достаточно получить ваше приглашение. – И протянула руку.
Фабрицио достал конверт. Внутри, помимо приглашения, лежала магнитная карта. Он отдал ее сотруднице, та провела ею по считывающему устройству.
– Все в порядке, доктор Чиба. Мотороллер вам лучше оставить здесь слева и пройтись пешком. Желаю вам приятно провести время.
– Спасибо, – ответил писатель и завел мотор. С красного ковра, ведущего к входу на виллу, он свернул влево, где были припаркованы БМВ, “мерседесы”, “хаммеры” и “феррари”. Он поставил мотороллер на подножку, снял шлем и растрепал руками шевелюру. В тот самый момент, когда он для верности посмотрелся в зеркальце, из-за ограждения послышался сдавленный крик:
– Лживая рожа!
Не успел он даже понять, что происходит, как что-то увесистое шмякнулось ему на левое плечо. Мелькнула мысль, что это кидаются булыжником анархисты из “Черного блока”. Побелев лицом, Чиба спрятался за ближайшим джипом. Затем, глотая воздух, взглянул на пострадавшее плечо. Сицилийский рисовый крокет с гороховой начинкой взорвался у него на пиджаке и теперь медленно стекал по груди, оставляя масляный след из моцареллы и горячего соуса. Фабрицио брезгливо, словно зараженную пиявку, снял с плеча крокет и швырнул на землю. Оскорбленный, осмеянный и униженный, он обернулся к толпе. Три человека с курчавыми волосами и бородами, в пиджаках и галстуках, смотрели на него с ненавистью, будто он Муссолини (арестованный, ко всему прочему, именно на вилле Ада). Показывая на него пальцами, они кричали в три голоса:
– Чиба – подонок! Смерть тебе! Ты тоже продался.
Писателю чудом удалось уклониться от литрового стакана с кока-колой, хлопнувшегося о морду внедорожника.
Из бронированной машины выскочили молодчики из полиции особого назначения и набросились с дубинками на нарушителей порядка. Троица попыталась отбиться от них загородкой. Тому, который кинул крокет, полицейский разбил бровь, кровь брызнула фонтаном, превратив лицо в багровую маску. Двоих других полицейские дубинками повалили на землю.
Молодой полицейский взял писателя под руку и оттащил назад, крича в ухо:
– Давайте, давайте отсюда!
Фабрицио, ошеломленный и подавленный, последовал за ним, не в состоянии оторвать глаз от человека с окровавленным лицом, который, прижатый к асфальту, продолжал кричать ему вслед:
– Проклятый Чиба! Ты такой же, как и всееее! Продажный лицемер! Мразь!
Полицейские продолжали лупить несчастных, а между тем на красном ковре останавливались все новые флагманские авто, и гости шествовали на виллу под вспышками камер фанатов и репортеров. Фабрицио Чиба укрылся между машинами, пытаясь успокоить выскакивающее из груди сердце.
– Какого дьявола… – прохрипел он, вытирая пот со лба, – Они с ума сошли!
– Вы в порядке? – спросил полицейский.
Фабрицио чувствовал, что готов провалиться сквозь землю. “Нет, нет, нет, я возвращаюсь домой”.
Но это было невозможно. Он представил себе заголовки газет: “Писатель Фабрицио Чиба сбегает с праздника Кьятти, уличенный активистами социальных центров”. Потом, эти трое были кто угодно, но только не леваки из социальных центров.
Он уже вляпался по уши, и теперь единственный выход – остаться на пару часов на вечеринке, затем отправиться домой и написать хлесткую, возмущенную статью. Фабрицио направился к променаду в заляпанном маслом и томатным соусом пиджаке. Поразмыслив, он решил, что лучше его снять и беспечно перекинуть через плечо.
У входа на виллу А да ситуация была совершенно иная. Длинные элегантные автомобили продолжали порциями выбрасывать актеров, футболистов, политиков, теледив под аплодисменты и восторженные крики зрителей, придавленных к ограждению, как цыплята к решетке гриля. Такого он не видел даже на Венецианском фестивале. вип-персоны махали рукой, женщины позировали в своих платьях от-кутюр. Одна девушка сумела перелезть через ограждение и бросилась к Фабио Сарторетти, юмористу из программы Bazar. Но телохранители пригвоздили девицу к земле и отшвырнули в толпу, которая тут же всосала ее в себя.
Чиба собрался с духом и двинулся к красной ковровой дорожке, опустив голову, в надежде, что его не узнают. Но, увидев, что фанаты радостно его приветствуют, он не удержался и помахал рукой.
В этот момент у дорожки затормозил БМВ с тонированными стеклами. На ковер спустилась пара загорелых ног, которым, казалось, не будет конца. Затем показалась остальная часть Симоны Сомаини. Мисс Италия-2003, с успехом дебютировавшая в качестве актрисы в “СМС с того света”, имела на себе усыпанную стразами тряпочку, которая оставляла открытой спину и большую часть зада, а спереди лишь едва прикрывала грудь, выставляя на всеобщее обозрение загорелый плоский живот. Рядом с ней он узнал известного театрального агента Элену Палеолог-Строцци, которая по сравнению с дивой казалась пигмеем с солитером во чреве. Чиба, хотя еще не пришел в себя после происшествия, при виде этой породистой кобылки решил, что в конечном счете день выдался не такой уж пустой. И главное, он подумал, что еще не переспал с ней и это упущение следовало исправить.
Фабрицио выпятил грудь, втянул живот и принял обворожительный вид “проклятого поэта”. В довершение картины он зажег сигарету и, задвинув ее в уголок рта, рассеянно прошел мимо дивы.
– Фабри! Фабри!
Чиба сосчитал до пяти, после чего обернулся и озадаченно поглядел на нее, словно перед ним ожившая картина Мондриана.
– Погоди… Ты?.. – И покачал головой. – Нет… Извини…
Актриса была не то чтобы задета, скорее, растеряна. За последние годы ее не узнали лишь раз – когда она навестила дядю Паскуале в клинике для слепых в Субиако. Она подумала, что, может быть, писатель страдает близорукостью.
– Фабрицио? Я Симона. Только не говори, что не помнишь меня.
– Может, в Реканати? – наобум брякнул Фабрицио. – Семинар по Леопарди?
– “Прямой разговор”, месяц назад! – Сомаини хотела поморщиться, но доза ботулина в тканях лица ей этого не позволила. – Грустная история маленького Ханса…
Чиба хлопнул себя по лбу.
– Чертов Альцгеймер… Как можно забыть Венеру Милосскую! У меня и календарь твой в ванной висит.
Сомаини издала звук, похожий на крик самца-кроншнепа:
– Только не говори, что у тебя мой календарь! Такой писатель – и календарь, только шоферам в кабину вешать.
Фабрицио безбожно врал:
– Обожаю февральское фото.
Она тряхнула волосами.
– Но что ты здесь делаешь? Не думала, что ты жалуешь такие мероприятия.
Чиба развел руками:
– Не знаю… Какая-то врожденная форма мазохизма? Невыносимая жажда общения?
– Фабрицио, а ты не чувствуешь, как будто… пахнет вкусным соусом, помидорами и моцареллой? – Последний раз Сомаини ела крокет в день конфирмации[15].
– Гм… Нет, не чувствую, – сказал Чиба, нюхнув воздух.
Рита Баудо с “ТиДжи-4” вывела его из затруднения. Она как раз подоспела с микрофоном и свитой телеоператоров.
– А вот и актриса Симона Сомаини, как всегда, в великолепной форме – с писателем Фабрицио Чибой! Не говорите мне, что я поймала сенсацию!
У Сомаини молниеносно сработал условный рефлекс: она приклеилась к локтю Чибы.
– Что ты такое говоришь, Рита? Мы друзья!
– Не хотите раскрыть никакой секрет слушателям “Гламура”? – Рита Баудо сунула микрофон Чибе в зубы, но он с отвращением отвел его рукой.
– Ты слышала, что сказала Симона? Просто старые друзья.
– Поприветствуешь наших телезрителей?
Фабрицио помахал рукой в камеру:
– Чао. – И удалился под ручку с Сомаини.
Баудо обернулась к оператору и, прищурив глаз, мрачно поглядела в объектив:
– По-моему, эти двое что-то недоговаривают!
Нечеловеческий вопль потряс круг Ада позади ограждений. Баудо припустилась рысцой. Из “хаммера” вылезали Пако Хименес де ла Фронтера и Миша Серов – центральный нападающий и вратарь “Ромы”.
27
Примерно в трехстах метрах от вип-партера, на заднем дворе Королевской виллы, Зверей Абаддона запрягли в работу. Зомби, чертыхаясь, выгружал из фургона ящики с “Фьяно д’Авеллино”. Мантоса определили в помощники на кухню. Мердеру и Сильвиетте же досталось начищать до блеска шесть ящиков столового серебра для индийского ужина.
Весталка, опустив глаза, терла тряпкой вилку:
– Ты опять как всегда.
Мердер сопел:
– Слушай, мы можем хоть сейчас оставить в покое…
– Нет, именно что не можем. Ты обещал сказать ему в машине. Почему не сказал?
Мердер нервно швырнул недочищенный нож в ящик к чистым.
– Я пытался… Но он не дослушал, а после той речуги, которую он толкнул, разве можно было? И потом, извини, почему вечно мне приходится отдуваться?
Сильвиетта вскочила на ноги. Временами она не выносила своего парня:
– Ты ведь сам мне сказал, что поговоришь с ним. Что тебе не трудно.
Мердер развел руками:
– Мне и правда не трудно. При первой возможности скажу.
Девушка сжала ему руку:
– Нет, мы прямо сейчас пойдем и скажем! Так нам будет спокойнее. Согласен?
Мердер нехотя поднялся:
– Ладно. Но какая же ты все-таки зануда… Знаешь же, как он взбесится…
Парочка пересекла площадку, стараясь не попасться на глаза Антонио, который, взобравшись на ящик, раздавал всем команды. Из мягкого, приветливого человека он превратился в лагерного надзирателя.
Мердер с Сильвиеттой вошли на кухню. Она занимала три огромных помещения, заставленные агрегатами из нержавеющей стали. В клубах пара мало что можно было разглядеть, нос дразнили всевозможные ароматы. Тут собралось не меньше полусотни поваров в белых одеждах и колпаках. И вокруг них суетилась армия помощников. В ушах стоял оглушающий звон кастрюль вперемешку с криками поваров.