Старый царь снова обратился к футболисту, и тот перевел:
– Этот старик сказал, что отпустит нас, если пообещаем никому про них не рассказывать. Они не готовы покинуть катакомбы.
– Нам что, делать нечего? Да и кому рассказывать-то? – сказал один.
– В чем проблема? Я уже о них забыл, – подхватил второй.
Девушка с длинными рыжими волосами озиралась по сторонам.
– Вот чудеса! Я их уже и не вижу.
Поднялся на ноги Микеле Морин, режиссер телесериала “Доктор Кри”.
– Друзья. Прошу вас! Давайте серьезно! Минуту внимания. Дадим им честное слово? Пусть им будет спокойно. Они этого заслуживают.
– Пару фотографий, признаться, не помешало бы сделать. Они такие самобытные. Я работаю в Vanity Fair.
– Да, занимательная история. Не терпится рассказать обо всем Филиппо…
Гости повставали с пола и ходили по крипте, с любопытством разглядывая подземный народ. Наконец-то дело начало принимать забавный оборот. Не то что устроенная Кьятти охота. Вот где был настоящий сюрприз.
– Славные толстячки.
– Посмотрите на детей. Какие они сладкие.
68
В бытность виллы Ада в ведении городских властей старый затвор, контролировавший приток воды в главный парковый водоем, доставил немало головной боли ремонтным рабочим. За последние десять лет он ломался по меньшей мере шесть раз, и всякий раз его удавалось починить. Проходило время, и большой ржавый клапан снова начинал пропускать воду. Пруд высыхал, оставляя после себя темную тошнотворную жижу.
Когда виллу Ада приобрел Саса Кьятти, водные сооружения были заменены на более современные. Для разработки сложной системы водоснабжения, которая должна была обеспечивать водой ручьи и речки, два пруда, поилки для животных, фонтаны и ландшафтные бассейны, из Остина прилетел молодой гений гидроинженерии техасец Ник Роуч, прославившийся тем, что курировал строительство плотины Стенли в Альбукерке и аквапарка в Таосе.
Инженер напичкал водоемы виллы Ада сенсорными устройствами, которые должны были непрерывно передавать на компьютеры центра управления информацию об уровне, температуре, жесткости и кислотности воды. Разработанная Роучем совместно с софтверной компанией “Douphine Inc” программа через систему насосов контролировала все водотоки, воссоздавая природные условия озера Виктория, бассейна Ориноко и дельты Меконга.
Лично курировавший работы инженер в один прекрасный день наткнулся на старый затвор большого южного пруда. Это был огромный, поросший мхом клапан с чугунной задвижкой – находка для индустриальных археологов. С лицевой стороны была вытеснена фабричная марка: “Литейные заводы Треббьяни. Пескара. 1846”. Роуч не веря своим глазам несколько раз перечитал надпись, а потом упал на колени и разрыдался.
Его мать звали Дженнифер Треббьяни, и она была родом из Абруццо.
За несколько дней до смерти, когда рак уже практически уничтожил ее кишечник, женщина рассказала сыну, что его прадед уехал в Америку из Пескары, оставив брату семейное литейное предприятие.
Значит, по законам логики этот затвор вышел из литейного цеха его предков.
В приступе ностальгии Ник Роуч решил оставить старый затвор, где он стоял. Он знал, что как инженер поступает некорректно и что в случае аварии на затвор обрушится давление, с которым тот не в силах будет справиться, но все равно это сделал в память о матери и о пескарских предках.
Когда в ночь праздника внезапно произошло отключение электроэнергии, все компьютеры, контролировавшие систему поддержания постоянного уровня воды в водоеме, разом вырубились, и пруд начал наполняться, подвергая трубопроводы и затворы неимоверному давлению.
В четыре двадцать семь изо всех соединительных швов трубопровода, как из леек, брызгала вода, но старый клапан пока выдерживал нагрузку. Затем раздался зловещий звук, металлический скрежет, и чугунная задвижка взлетела в воздух как пробка от шампанского. Трубопровод разорвало, и два миллиона литров воды, которые вмещал водоем, устремились в сток по центру пруда, образовав за считаные минуты Мальстрем, затянувший в воронку крокодилов, водных черепах, осетров, кувшинки и лотосы.
Эта масса воды стала давить на земную толщу, пробила туфовый свод коридора катакомбы, проходившего как раз под дном водоема, и стала растекаться по нему его как по громадному трубопроводу. За каких-то три минуты вода за лила верхний уровень древнего христианского кладбища и, унося за собой все, что встречала на своем пути – кости и камни, пауков и мышей, пустилась с клекотом и плеском вниз по крутым лесенкам, высеченным в камне допотопными зубилами христиан. Узкий диаметр лестничных ходов, казалось, замедлил ток воды, но вскоре под напором волны рассыпался как замок из песка огромный выступ туфовой породы, открыв воде новый путь, и она с неудержимой яростью хлынула вниз, затопляя все кругом. Древнейшая фреска, изображавшая двух влюбленных голубков, уже две тысячи лет украшавшая стену гробницы богатого торговца тканями, исчезла в вихре воды.
Тогда-то грозный фронт волны, гудя как реактор, устремился во тьме к большой крипте, где находились участники праздника и обитатели подземелья.
69
Танцы new and revival с диджеем Сандро
Вип-гости болтали, обменивались мнениями, обсуждали собравшихся в крипте русских, словно на вернисаже. Федерико Джанни, управляющий директор издательства “Мартинелли”, в изодранной форме охотника на льва беседовал с Чибой.
– Послушай, это же невероятная история… советские спортсмены, пятьдесят лет прожившие в подземельях Рима. Из этого выйдет потрясающий роман. Масштаба “Имени розы”, не меньше.
Фабрицио отвечал со скепсисом. Не следовало забывать, что этот тип – бессовестный лицемер.
– Думаешь? А мне кажется, ничего особенного. Такие вещи случаются довольно часто.
– Смеешься? Из этого выйдет великая книга. Если все правильно обставить, эта история станет сенсацией.
Писатель погладил подбородок.
– Ну не знаю… Что-то мне так не думается.
– И написать ее должен ты. Вне всякого сомнения.
Фабрицио не удержался:
– Почему ты не поручишь ее Сапорелли?
– Сапорелли слишком молод. Здесь нужно перо зрелого мастера, твоего калибра.
Эти панегирики начинали пробивать брешь в броне автора “Львиного рва”.
Действительно, старый пройдоха прав, эта история во сто крат лучше большой сардинской саги, но не может же он так сразу сдаться.
– Надо будет подумать…
Зануда не унимался. У него горели глаза.
– Ты единственный способен на такое. Мы могли бы выпустить роман с приложением на дивиди.
Идея начинала звучать заманчиво.
– Дивиди? Думаешь, сработает?
– Еще бы. Разные дополнительные материалы. Ну не знаю, история катакомб… И куча всего другого. Сам решишь, что и как. Даю тебе карт-бланш. – Джанни положил ему руку на плечо. – Послушай, Фабрицио. В последнее время мы с тобой как-то мало видимся. За издательскими делами и поговорить с человеком некогда. Давай устроим на днях деловой ужин? Ты заслуживаешь большего. – Он выдержал паузу. – Во всех отношениях.
Ужасный груз спал с сердца, сжатая диафрагма разом расширилась, и Фабрицио заметил, что с самой презентации индийца он пребывал в какой-то горячке. Он улыбнулся:
– Идет, Федерико. Завтра созвонимся и договоримся.
– Отлично, Фабри.
Когда последний раз директор его называл “Фабри”? Это дружеское обращение пролилось бальзамом на сердце писателя.
– Слушай, я видел тебя с этой певичкой… Как ее звать?
“Черт, Ларита!” Он о ней совершенно забыл.
Глаза Джанни подобрели при мысли о девушке.
– Куколка. Ты ее трахнул?
Фабрицио обернулся в поисках Лариты, и в этот момент в стенах древнего некрополя раздался оглушительный грохот.
Вначале писатель решил, что наверху прогремел взрыв, но грохот не утихал, напротив, становился все громче, даже земля задрожала под ногами.
– Что еще теперь? Сколько можно… – с досадой вздохнул Маг Даниэль.
– Наверное, фейерверк… Побежали… И так уже пропустили полуночную пасту, но на завтрак с круассанами я непременно должен попасть… – в возбуждении ответил ему бойфренд, театральный актер Роберто Де Веридис.
“Нет. Это не фейерверк”, – сказал себе Фабрицио. Больше походило на землетрясение.
Безошибочный животный инстинкт, который обычно подсказывал ему, стоит или нет отправляться на вечеринку, брать или не брать интервью, указывал ему подходящий момент для появления и ухода со сцены, на этот раз сообщил ему, что необходимо как можно скорее покинуть это место.
– Извини, мне нужно отойти… – сказал он Джанни и принялся искать Лариту, но нигде ее не видел. Зато в углу крипты обнаружил Сапорелли: тот разделся донага и посыпал тело землей, напевая “Livin’ la vita loca”.
Фабрицио подошел к собрату по перу:
– Сапорелли. Пойдем. Быстро. Уходим отсюда. – И протянул ему руку.
Молодой писатель поглядел на него вытаращенными глазами с сузившимися до точек зрачками и принялся натирать себе землей под мышками.
– Нет, спасибо, дружище… Думаю, это волшебное место. И еще я думаю, что нам, наверное, следовало бы стараться больше любить друг друга. Вот в чем сегодняшняя беда. Мы забыли, что эта планета – наш дом и будет принимать наших потомков еще тысячи лет. Что мы хотим оставить им? Кукиш с маслом?
Чиба сокрушенно посмотрел на него. Таблетка подействовала. Слава богу, хоть на измену не сел.
– Ты прав. Давай-ка вылезем наружу, там ты мне все это наглядно объяснишь.
Сапорелли взволнованно обнял его.
– Ты лучше всех, Чиба. Я бы пошел с тобой, да не могу. На этом месте я воздвигну храм памяти для будущего, когда прилетят инопланетяне и увидят древние останки этой обреченной цивилизации. И помни, что Земля – ничья. Никто не имеет права говорить: это мое, а это твое… Земля принадлежит людям, и все.
– Как знаешь, Сапорелли. Удачи. – Чиба стал пробираться через толпу. Люди прекратили болтовню и в молчании вслушивались в шум, становившийся все более оглушительным.