Саверио расстегнул воротник рубашки.
– Я? В каком смысле?
– Да, ты. Я в курсе, что у тебя с твоими Зверями Абаддона управленческие проблемы. Это свойственно всем небольшим сектам. Жнец сказал, что за последний год у тебя было много дезертиров и вас осталось всего трое.
– Ну… вообще-то четверо. Считая меня.
– Кроме того, вы еще не предприняли ничего значительного, кроме – сообщают мне на форуме – надписей во славу Дьявола на эстакаде Ангуиллара-Сабациа.
– А, вы их заметили? – не без гордости спросил Саверио.
– По факту выходит, что дела у вашей секты не ахти. И сам понимаешь, при нынешнем кризисе ваши шансы продержаться еще один год невелики. Извини за прямоту, но ваша роль в суровой действительности итальянского сатанизма ничтожна.
Саверио отстегнулся.
– Мы принимаем меры. Планируем найти новых адептов и совершить акции, которые заставят сатанистский мир обратить на нас внимание. Нас мало, но мы сплоченны.
Куртц продолжал гнуть свое:
– Мое тебе предложение – распустить Зверей и присоединиться к проклятому выводку Сынов Апокалипсиса. Предлагаю тебе стать нашим референтом по Центральной Италии.
– В каком смысле?
– Будешь директором отделения Сынов Апокалипсиса в Центральной Италии и Сардинии.
– Я? – Сердце Саверио преисполнилось гордости. – Почему я?
– Жнец хорошо отзывался о тебе. Сказал, что в тебе есть харизма и жажда деятельности и что ты преданный слуга Сатаны. Сам понимаешь, чтобы быть главой сатанистской секты, нужно возлюбить силы Зла больше себя самого.
– Он правда так сказал? – Саверио не ожидал такого. Он был уверен, что Паоло его ненавидит. – Хорошо. Я согласен.
– Прекрасно. Мы устроим в твою честь оргию в Террачине. Там у нас несколько новобранок из Агро-Понтино…
Мантос откинул голову на подголовник.
– Мердер, Зомби и Сильвиетта будут рады такому предложению.
– Не разгоняйся. Предложение действительно в отношении тебя. Твои адепты должны будут заполнить бланк заявления, который можно скачать на нашем сайте, и послать нам. Принимать или не принимать – будем решать в индивидуальном порядке.
– Понял.
Голос Куртца снова стал холодным:
– Сам понимаешь, где протекции – там делу конец.
– Разумеется.
– Тебе надо будет приехать в Павию на короткую стажировку, чтобы получить основные представления о принятой у нас литургии.
Саверио посмотрел в окно. Дорога еще не расчистилась. По ту сторону шоссе, по покрытой рекламными щитами насыпи проехала электричка на Рим. Она походила на светящуюся змею. Перед входом в супермаркет толкались люди с тележками. Луна над крышами напоминала спелый грейпфрут, а Полярная звезда, та, что ведет мореходов… Это она или не она?
“Что-то мне нехорошо”.
Все из-за папарделле с зайчатиной, они застряли в желудке. Мантос чувствовал неприятную тяжесть внизу пищевода. Он разинул рот, словно ощутив позыв к зевоте, но вместо этого рыгнул, едва успев закрыть рот ладонью.
Куртц продолжал объяснять:
– …На первых порах ты мог бы делить обязанности со Жнецом…
“Здесь внутри слишком душно…” Саверио терял нить разговора. Он нажал на кнопку, чтобы опустить стекло.
– …По этому пункту у тебя недобор, но я тебе их дам, не волнуйся, и потом…
Воздух извне заполнил салон машины, принеся с собой запах картошки фри и кебаба из киоска напротив торгового центра. Прогорклый запах вызвал у него приступ тошноты. Он скрючился и подавил позыв.
– …Устроим несколько сатанистских месс в районе Кастелли-Романи, разумеется под твоим непосредственным контролем, и еще потребуется…
Он попробовал сосредоточиться на монологе Куртца, но его переполняло ощущение, будто он слопал кило тухлой требухи. Саверио расстегнул пуговицу на штанах и почувствовал, как раздувает живот.
– …Энотребор, наш референт по южной Италии, готовит серьезные выступления в Базиликате и Молизе…
“Алка-зельтцера или хотя бы глоток кока-колы…”
– Мантос? Мантос, где ты там?
– Что?
– Ты меня слушаешь?
– Да… Конечно…
– Так тебя устроит встреча на будущей неделе, чтобы набросать план действий?
Саверио Монета хотел бы ответить: да, он сочтет за честь, он будет счастлив стать представителем по центральной Италии и Сардинии, и все же… И все же так не годилось. Ему вспомнилось, как отец подарил ему “Малагути-50”. Саверио все годы учебы в старших классах мечтал о мотороллере, и отец пообещал, что если экзамен на аттестат зрелости он сдаст на шестьдесят баллов, то получит его в подарок. Последний год Саверио налег на учебу по полной и в итоге справился. Шестьдесят. И отец, вернувшись с работы, показал ему на свой старый зловонный “малагути”. “Вот. Он твой. Слово надо держать”.
Саверио рассчитывал на новенький мотороллер.
– То есть как? Ты мне отдаешь свой?
– Денег на другой нет. Этот тебе не годится? Что в нем не так?
– Ничего… Но на чем ты будешь ездить на фабрику?
Отец пожал плечами.
– На общественном транспорте. Не беда.
– Но тебе придется на час раньше вставать.
– Обещание есть обещание.
Мать, однако, не удержалась:
– Посмотрим, хватит ли у тебя духа заставить отца добираться до работы на своих двоих?
В последовавшие за тем месяцы Саверио попытался поездить на “малагути”, но всякий раз, как он садился за руль, перед глазами вставал образ отца, в пять утра выходящего из дома, кутаясь в пальто. Его брала такая тоска, что в конце концов он оставил мотороллер во дворе, и кто-то его украл. Так остались без транспорта и он, и отец.
Никакого отношения к происходящему этот эпизод не имел, и все же что-то стоящее они со Зверями сделали. И он чувствовал себя немного в долгу перед этими бедолагами, которые поверили в него. Не может он их бросить.
Куртц хочет надуть его. Как отец в той истории с мотороллером. И тесть, когда пообещал, что даст ему ответственную должность в компании. Как его надула Серена, сказав, что станет его гейшей и что близнецы по большому счету доставляют не больше хлопот, чем один ребенок.
Из-за этого он и стал сатанистом. Потому что все его дурачили.
“Что это к черту за подарок, если каждый раз, как ты им пользуешься, твоему отцу приходится ездить на автобусе?”
Саверио Монета всех их ненавидел.
Всех до одного. Все человечество, которое строит все на обмане и эксплуатации себе подобных. Ненависть напитала и закалила его. Ненависть его охраняла. Ненависть дала ему силы не сломаться. И в конце концов Саверио сделал ее своей религией. А Сатану своим богом.
Куртц был такой же, как и все. “Какого хрена он позволяет себе говорить, что роль Зверей Абаддона ничтожна?”
И Мантос ответил:
– Нет.
– Что – нет?
– Нет. Меня не интересует твое предложение. Я останусь во главе Зверей Абаддона.
Куртц был удивлен.
– Ты уверен? Подумай хорошенько. Другой раз предлагать не буду.
– И не надо. Может, роль Зверей Абаддона и ничтожна, как ты говоришь. Но и рак вначале лишь клетка, а потом он растет, размножается и косит тебя. Роль Зверей будет такой, что с нами все будут считаться. Вот увидишь.
Куртц захохотал:
– Не смеши. У вас нет шансов.
Саверио пристегнул ремень.
– Может, и так, а может, и нет. Это еще неизвестно. И потом, я уж скорее монахом стану, чем твоим представителем.
И он окончил разговор.
Остатки заката растворились, и на землю спустилась тьма. Предводитель Зверей Абаддона включил левый поворотник и резко тронулся с места.
8
Старый индиец тихонько сидел в уголке со стаканом воды в руках.
Он прилетел из Лос-Анджелеса сегодня утром, проведя две недели в изматывающем турне по Соединенным Штатам, и теперь хотел лишь вернуться к себе в гостиницу и растянуться на кровати. Он попытается заснуть, не сможет и в конце концов примет снотворное. Естественный сон покинул его тело уже давно. Он подумал о жене Маргарет. Хотелось ей позвонить. Сказать, что скучает. Что скоро вернется. Он бросил взгляд в другой конец зала.
Писателя, говорившего об огне, обступили читатели, жаждавшие получить его автограф на книге. И для каждого молодой автор находил приветливое слово, жест, улыбку.
Он позавидовал его молодости, его нескрываемому желанию нравиться.
Для него все это больше не имело никакого значения. А что сохраняло значение? Спать. Проспать шесть часов без сновидений. И это мировое турне, к которому его обязали после присуждения Нобелевской премии, не имело никакого смысла. Он был как кукла, которую швыряют из одной части земного шара в другую, вверяют заботам людей, которых он не знает и которых позабудет сразу после отъезда. Он написал книгу. Книгу, стоившую ему десяти лет жизни. Разве этого недостаточно? Разве этого мало?
Во время презентации он не сумел пойти дальше изъявлений благодарности. Не то что этот итальянец. Он прочел его книгу в самолете. Коротенький, легко читающийся роман. Он прочел его из принципа: ему не нравилось, когда его представляют писатели, с творчеством которых он незнаком. И роман ему понравился. Он хотел бы сказать ему об этом. Было невежливо отсиживаться в углу.
Не успел нобелевский лауреат подняться со стула, как к нему подскочили три подстерегавших его журналиста. Соуни объяснил, что утомлен. Что будет счастлив ответить на их вопросы завтра. Но сказал он это так тихо, так мягко, что не смог отвязаться от этих назойливых мух. К счастью, подоспела женщина, сотрудница его итальянского издательства, и прогнала их.
– Что мы теперь должны делать? – спросил он у женщины.
– Сейчас фуршет. Где-то через час едем ужинать в итальянский ресторанчик в Трастевере, славящийся блюдами римской кухни. Вам нравится паста алла карбонара?
Соуни взял ее за локоть.
– Мне хотелось бы поговорить с писателем… – Боже, как его звали? Голова совсем не работает.
Женщина пришла ему на помощь:
– Чиба! Фабрицио Чиба. Конечно. Оставайтесь здесь. Я его сейчас позову. – И она поспешила прочь, стуча каблуками.