У выхода Джорджия помогла мне найти мою новую «маму», дружелюбную женщину по имени Диди Монро. Я без труда завязала с ней разговор о погоде и, когда мы вместе заходили в автобус, помахала Джорджии на прощание.
– Кто это девушка? – спросила меня Диди.
– Сестра, – сказала я, и на этот раз знала, что лгу, потому что мне слишком тяжело принять правду. Сестра – это тот, кого ты всегда будешь знать, что бы ни случилось.
– А, ясно, – кивнула она. – Я заметила, что вы похожи.
Погода была плохая, и в автобусе стоял полумрак. Я включила лампочку над своим сиденьем, осветившую мои колени мягким теплым светом. Потом открыла карман рюкзака, достала фотографии Хиллтоп-Хоума и снова просмотрела их. Незнакомые лица на них уже стали мне знакомы – чужие и в то же время нет. Я остановилась, дойдя до фотографии, которую разорвала на две части – позже мы с Берни склеили ее снова, – и долго разглядывала ее, положив поверх остальных. Затем закрыла глаза и попыталась представить улыбающуюся женщину в красном свитере.
– Привет, бабушка, – сказала я вслух.
И отчетливо услышала ее голос, отвечающий мне:
– Привет, Хайди! Наконец-то ты пришла!
Глава 13. Синий
Автобус доехал до Либерти за два с половиной часа, и я оказалась там около трех часов дня. Всю поездку я тихо просидела на своем месте, словно любое движение заставило бы мой страх воспламениться. Я представляла, как огромная рука внутри меня сжимает тревогу, словно пружину.
Диди, похоже, была не против того, что я молчала. Она была занята тем, что вязала длинный шарф для своего племянника, жившего в Олбани, где, по ее словам, зимой было так холодно, что мысли замерзали у тебя в голове, прежде чем ты успевал что-либо подумать.
Мы сделали всего одну остановку между Либерти и Нью-Йорком – в Монтичелло. Там я в последний раз пересела на другой автобус. Мне хотелось есть, и я нашла киоск, в котором продавались горячие крендели и газировка, и заказала два кренделя и маленький стакан лимонада. Когда пришло время платить, я обнаружила, что боковой кармашек моего рюкзака пуст, а все мои деньги исчезли.
Я нашла телефон и еще раз позвонила Берни.
– Пожалуйста, – прошептала я, – пожалуйста, ответь.
Но связи по-прежнему не было.
Я снова запаниковала. Берни, мама и Джорджия покинули меня, а теперь и удача от меня отвернулась. Почему я не послушала Берни, когда она уговаривала меня подождать, пока я не стану старше?
Делать было нечего, и мне пришлось вернуться в автобус и надеяться, что что-то изменится к лучшему, когда я доеду до Либерти. Взяв себя в руки, я нашла себе новую «маму», Нэнси. У нее с собой была толстая книга с закладкой в середине, а на шее она носила цепочку с очками. Нэнси почти ничего не сказала мне, когда мы вместе зашли в автобус, но у нее с собой было домашнее печенье с шоколадной крошкой, которым она поделилась со мной, когда мы сели. Я съела всего одно, так как мой желудок опасно сжимался. Что, если я приеду в Либерти и не смогу дозвониться до Берни? Похоже было, что удача ускользнула от меня, когда она была мне нужнее всего. Я подумала о том, чтобы попросить денег у Нэнси, но не смогла на это решиться. Я хотела к Берни. Я хотела снова быть собой. Счастливой, веселой и у себя дома.
Двадцать минут спустя водитель объявил:
– Либерти! Остановка «Либерти»!
С дрожащими руками и гулко стучащим сердцем я вышла из автобуса. Когда я вытащила свой чемоданчик из багажного отделения и поставила его на тротуар, начался дождь. Водитель подтянул брюки и, не глядя на меня, залез обратно в автобус. Двери захлопнулись, автобус отъехал от остановки и исчез за углом.
Вместо остановки здесь из потрескавшегося прямоугольника в тротуаре торчал железный столбик с табличкой. Укрыться от дождя было негде. Остальные пассажиры вскоре разошлись вместе с улыбающимися людьми, встречавшими их на остановке. Я стояла на главной улице Либерти, штат Нью-Йорк, и ветер продувал меня насквозь, словно я вовсе не существовала. С фонарных столбов свисали выцветшие американские флаги и обрывки старых рождественских гирлянд.
Неподалеку к стене магазина с заколоченными окнами был прибит замызганный телефон-автомат. Я позвонила Бернадетт, ни на что особенно не надеясь, но больше мне делать было нечего.
– Оплаченный звонок от Хайди, – тихо сказала я.
И на этот раз нас соединили.
– Хайди! Ох, слава богу, Хайди! – Бернадетт расплакалась. – Где ты? У тебя все хорошо? Я до смерти перепугалась. – Она снова всхлипнула. – Ох, Хайди, Хайди…
Я знала, что должна сказать ей, что у меня все в порядке и что я в Либерти в целости и сохранности, но, когда я услышала ее голос, силы изменили мне. Узел в животе, сплетавшийся там с момента, когда связь с Берни пропала в Шайенне, и затянувшийся до отказа, когда я обнаружила, что у меня украли деньги, наконец ослаб, и все, что я сдерживала до сих пор, поднялось на поверхность. Я стояла, сжимая ногами свой чемодан, и рыдала в трубку. Я совсем расклеилась и не могла вымолвить ни слова, только всхлипывала, а Бернадетт на другом конце тоже плакала и в то же время пыталась утешить меня.
– Ч-ш-ш, тише, тише, милая…
Я вцепилась в трубку, безутешно плача.
– Хайди, – сказала Берни, когда мы обе наконец немного успокоились. – Тебя кто-то обидел? С тобой что-то не так, Хайди?
– Нет, Берни, меня никто не обидел, но…
У меня снова брызнули слезы.
– Скажи мне, что случилось, Хайди, – упрашивала Бернадетт. – Скажи, что такое.
Я шмыгнула носом и откашлялась:
– Ничего не случилось, Берни, я здесь. В Либерти. Но все не так, как я думала. Все по-другому.
– Что значит «по-другому»?
– Как будто что-то заканчивается, вместо того чтобы начинаться, – сказала я.
– Как это? – спросила она.
– Когда я ехала в автобусе, то понимала, что я в пути. Но теперь я приехала, и я как будто нигде. Никто даже не знает, что я здесь.
– Неправда, Хайди. Я знаю, что ты там, – убежденно сказала Берни. – Слава богу, я снова знаю, где ты. Я как раз смотрю на место на карте, где ты сейчас стоишь. Ли-бер-ти. Я, считай, тебя почти вижу. Вот я машу тебе рукой. Видишь меня? На мне розовый халат, у меня беспокойный вид, и я не спала две ночи подряд.
Я невольно рассмеялась. Так хорошо было снова слышать ее голос.
– Вот и славно. – Берни облегченно вздохнула. – Ты и не представляешь, как я о тебе беспокоилась, солнышко, но без телефона я не могла позвонить даже в полицию. И рассказывать тебе не хочу, что я передумала за эти два дня. Ох, Хайди… Господи, если бы с тобой что-то случилось, я бы себе в жизни этого не простила.
– Со мной все в порядке, Берни, но у меня украли все деньги. Мне теперь нечем заплатить за такси.
– Это не самое страшное, – заверила она. – Не переживай, солнышко, я придумаю, как переслать тебе деньги.
Я услышала, как мама зовет Берни. У нее был очень расстроенный голос.
– Что с мамой? – спросила я.
– Ей тяжело приходится, бедняжке, – вздохнула Берни.
– А что такое? – Я внезапно заволновалась. – С мамой все хорошо?
– Да, солнышко, но у нее в последнее время очень сильно болит голова.
А мама уже вовсю кричала:
– Детт! Детт!
– Прости, – сказала Бернадетт, – я просто не знаю, что и делать. Мне надо идти к ней, пока она себя не поранила. Она без меня не может, Хайди.
– Я тоже без тебя не могу, – прошептала я. Но мама закричала еще громче, и думаю, Берни вряд ли меня услышала.
– Перезвони через десять минут, – быстро произнесла она. – Я постараюсь ее успокоить. Мы поговорим про деньги и что-нибудь придумаем. Все, я бегу к ней. Извини.
– А если я снова не смогу до тебя дозвониться? – с беспокойством спросила я.
Но Берни уже отключилась.
Я повесила трубку и вытерла нос закатанным рукавом своего красного свитера. Он уже не пах Берни и домом. Я бы предпочла остаться на месте и подождать десять минут, чтобы перезвонить ей, но накрапывавший до этого дождик превратился в ливень. Мои джинсы насквозь промокли и липли к ногам, а с волос капала вода. Здесь было намного холоднее, чем в Рино.
Я огляделась, но не увидела стоянки такси, а спросить было не у кого. Город, казалось, совершенно опустел. Полыхнула молния. Я вздрогнула, услышав раскаты грома, и спрятала руки в рукава свитера. Увидев на другой стороне улицы магазинчик, в котором горел свет, я взяла чемодан и поспешила к нему.
Лысый мужчина за стойкой читал газету. Он взглянул на меня, когда я вошла, поднял очки на лоб и замер в ожидании.
– Скажите, пожалуйста, где здесь служба такси «Эй-Би-Си»? – спросила я.
– Через два здания дальше по улице, – пробурчал он, едва заметно кивнув, – так, чтобы очки снова упали ему на нос.
Я снова вышла на улицу. Новая вспышка молнии раскроила небо, и последовавший удар грома был таким сильным, что в здании позади меня задрожали окна. С неба лились потоки воды, и на пути к маленькой двери через два дома от магазина, который я не заме тила раньше, я перепрыгнула несколько огромных луж. На двери висела выцветшая картонная табличка – «Служба такси „Эй-Би-Си“».
– Сколько стоит доехать до Хиллтоп-Хоума? – спросила я, закрывая за собой дверь и вытирая лицо мокрым рукавом.
– Хиллтоп? – удивился мужчина за стойкой, внимательно меня оглядывая. – А разве они не закрылись?
– Нет, – сказала я.
– Что ж, тебе виднее, но это довольно далеко. Пятнадцать долларов.
Я уже знала цену, но пыталась выиграть время. Мне нужно было перезвонить Берни через несколько минут. Может, если я позвоню ей отсюда, она сможет как-нибудь уговорить мужчину отвезти меня в Хиллтоп бесплатно? Я огляделась в поисках телефона и увидела на стойке банку, полную древнего мармелада, такого старого, что конфеты выцвели и потрескались. К банке была приклеена бумажка с надписью: «УГАДАЙ, СКОЛЬКО В БАНКЕ КОНФЕТ, И ВЫИГРАЙ ИХ ВМЕСТЕ С БЕСПЛАТНОЙ ПОЕЗДКОЙ НА ТАКСИ!»
– Можно подержать банку? – спросила я мужчину.