— Зря бежали! Ну, да ладно, там их одиннадцать… Становитесь у окон, по два с обеих сторон. Ни одного не выпускать, а я и Вальц… пошли, Миша!
Вальц глянул на домик капо, куда звал его Шота. Отсюда были видны и капо за бревнами, и то, как, выломав окно, один из осажденных пытается вылезти наружу. Друзья побежали… Вальц с ходу короткой очередью снял капо, почти выбравшегося наружу, а Иберидзе из-за угла домика метнул пару гранат в тех, кто лежал за бревнами..
Иберидзе и Вальц подоспели вовремя. Дом капо был окружен, в окна полетели гранаты… Со стороны котлована доносился крик Нечаева: «Бей их! Бей!..»
Развязка близилась.
Один эсэсовец попытался перелезть через проволочный забор, но зацепился полами бушлата и повис вниз головой. Другой, обезумев от страха, бросив оружие, мчался вдоль забора. А третий, убегая от преследователей, наскочил на минное поле возле барака…
Из окон штаба вырвалось пламя. Огромным факелом пылал дом. Глухо прозвучали два пистолетных выстрела, и схватка окончилась полным уничтожением врага…
Через час на полянке у домика капо выстроились победители — шестьдесят один человек. Тридцать девять, в том числе Павлов и Сергеев, погибли.
Бойцы снесли трупы погибших в домик капо, привалили двери досками и бревнами, облили керосином. Осталось поджечь дом и в пламени похоронить останки отдавших жизнь за освобождение, кровью искупивших позор плена.
Русин проверял готовность бойцов к походу: четыре –взвода по пятнадцать человек, четыре взводных: Нечаев, Иберидзе, Старко и Вальц — чем не рота?! Надежная, испытанная в бою, вооруженная пятью ручными пулеметами, сорока автоматами, двадцатью пистолетами и тремя сотнями гранат, обутая в крепкие сапоги, тепло одетая, обеспеченная продуктами не на один день — это не безоружная кучка пленников, а грозная сила.
— А где же Гисс? — громко спросил Русин.
Из темноты вышел Гисс.
— Гисса нет, — проговорил он. — Карл Крезер перед вами…
Русин обнял его:
— С нами?
— Только с вами, товарищ старший лейтенант. Разрешите стать в строй?
— В первый взвод, — ответил Русин и подал команду: «Шапки долой! Смирно!» — а затем подошел к домику, чиркнул спичкой и, наклонившись, поднес ее к бревну, облитому керосином…
Через минуту запылал огромный костер.
Пламя металось и ревело. Багровые блики играли на суровых лицах бойцов, готовых вступить в схватку с врагом Родины. Казалось, пламя погребального костра расплавило серые тучи, и они рассыпались мелким пушистым снежком, а отсвет пламени красил их в цвет крови…
— Вечная память погибшим в бою, — глухо проговорил Русин, вскинул автомат на плечо, поправил пистолетную кобуру и, еще раз окинув взглядом застывшие шеренги, скомандовал:
— Шагом марш!
ВЫБОР РЕШЕНИЯ
Отряд двигался по лесной дороге. Крупные хлопья липкого снега тяжело падали с неба и заметали следы.
Крезер шел рядом с Русиным и рассказывал о путях, приведших его в Кельнскую тюрьму, в шталаг и в лесной лагерь. Говорил о положении в «третьей империи».
Русин слушал и изредка поглядывал на часы: что-то долго не было связного от Иберидзе, шедшего с взводом в головном боевом охранении.
Русина беспокоило, где устроить привал на день? До канала Роне — Рейн — Иль, за которым совсем недалеко лежала Франция, пусть оккупированная, но не покоренная, — семьдесят пять километров… Это по карте, а на деле не один овраг пересечет путь отряду, не один населенный пункт придется обходить стороной. Правильнее будет считать все сто сорок километров, — четыре дня пути…
Четыре!.. Легко подумать. А самое позднее завтра к полуденному перерыву в лесной лагерь примчится Блашке, и уже через час в поисках отряда двинутся крупные отряды ГФП, ЗИПО и войсковые части. Они отрежут все пути…
— Сколько километров до магистрального шоссе? — неожиданно спросил Русин.
— Километров десять, но там небезопасно… большое движение транспорта, — ответил Крезер.
Русин усмехнулся. За любым поворотом дороги можно нарваться на опасности, а на шоссе…
Как из-под земли появился Иберидзе. Запорошенный снегом великан казался лесным чудовищем из страшной сказки.
— Товарищ старший лейтенант, — простуженно хрипя доложил он, — впереди по дороге ползут две машины…
Русину не верилось: ведь именно машин не хватает отряду, чтобы уйти от преследования.
— Возьмем,-—сказал он…
…Бойцы укрылись в придорожных кустах. В наступившей тишине было слышно, как где-то в темноте, натужно работали моторы.
Через несколько минут показались два грузовика. Несколько человек с криком: «стой!» — вскочили на подножки… Шофера остановили машины, вылезли наружу и подняли руки вверх… Чех Яромир Полянка и нормандец Жерар Кротье, военнопленные, везли гравий на стройку в лесу…
Пока бойцы разгружали машины, Русин собрал командиров взводов.
— Надо решать. Бензина хватит на триста километров. Мы сможем доехать до границы Германии со Швейцарией, но там нас или выдадут гестапо, или интернируют до окончания войны. А во Франции действуют партизаны… И дядюшка Ганс говорил… И вот Гисс… то есть товарищ Крезер говорит… По-моему, надо подаваться во Францию… Но… загвоздка… одну машину поведет Нечаев…. А вторую?.. Есть шофера среди нас?
— Да ты поговори с хлопцами, с чехом да с этим, как его, — посоветовал Старко. — Они, как и мы, — бедолаги. Может быть, довезут куда надо?
…Яромир Полянка сказал, хотя он и не коммунист, но всегда голосовал за кандидатов коммунистической партии и давно мечтает уйти к партизанам. А нормандец, приложив обе руки к сердцу, умоляюще смотрел на Русина и, заикаясь от волнения, уверял: если даже его прогонят, грозя оружием, он никуда не уйдет. У него старые счеты с «бошами». Он великолепно знает местность и, если понадобится, довезет отряд до границы и укажет пост пограничной полиции, где можно завладеть средствами переправы.
Русин едва успевал переводить.
— Ну, что же, — сказал Иберидзе, — поверим. А если что, то недолго и…
— Значит, во Францию!
Русин вкратце рассказал Крезеру,о принятом решении и спросил его мнение. Более осторожный, чем его товарищи, Крезер подчеркнул всю сложность их плана.
— Конечно, путь один — во Францию. Я не сомневаюсь в успехе, но… о побеге даже одного военнопленного сообщают не только в ближайшую инстанцию, а уход сотни вооруженных людей, истребивших многочисленную охрану, станет известен не только Гиммлеру…
Крезер подождал, пока Русин перевел товарищам и продолжал:
— Франция оккупирована, с правительством Виши имперские власти не считаются, и кто поручится, что приказ задержать наш отряд ранее нас не перескочит границу? Оказавшись на незнакомой территории, мы можем попасть в ловушку… Сегодня Эльзас и Лотарингия — куча золы, под которой таятся искры гнева тех, кто подвергается насильственному онемечиванию. Я знаю человека, у которого можно укрыться на несколько дней. Это совсем недалеко от границы.
Этим мы спутаем карты преследователей, спокойно выберем место перехода через границу и уйдем в удобный для нас момент.
— Я согласен с товарищем Крезером. Дельное предложил, — сказал Русин, закончив перевод.
— Тогда и говорить не о чем. Веди! — проговорил Старко.
Крезер через Русина спросил Жерара Кротье, знает ли тот дорогу до лотарингского городка, который на карте у Русина не значился.
Жерар закивал головой:
— Еще бы! Чудесное местечко! И совсем недалеко!
НЕМНОГО СМЕЛОСТИ… ЧУТОЧКУ НАХАЛЬСТВА…
В кабине первой машины ехали Русин и Крезер. Лес кончился. Дорога пошла по-над берегом реки. Через несколько километров показалось большое село.
Жерар, действительно, дороги знал хорошо, машину вел уверенно, на большой скорости. Километр за километром оставались позади в молочном мареве снежные ночи.
Машины проезжали мимо сел, городков, притаившихся в темноте.
— Словно мертвые. Хотя бы искорка из трубы вылетела, — вслух подумал Русин.
Крезер усмехнулся.
— В третьей империи под страхом смертной казни запрещено топить печи после захода солнца.
Жерар без умолку говорил. Рассказывал свою биографию, перечислял обиды на «бошей», на фашизм, на командиров, руководящих «странной войной» у линии Мажино.
Русин не спускал глаз со спидометра. Неожиданно Жерар сказал: «Скоро будем у места назначения», и, как только справа у дороги показался каменный столб, увенчанный фашистским орлом, свернул с магистрального шоссе.
Начался затяжной спуск. Вскоре машины миновали небольшое местечко. Теперь уже Крезер подавал команду Жерару. Перевалив через невысокий холм, машины свернули на узкую дорогу-аллею и минут через пять уперлись в деревянные ворота. 'Из-за невысокой кирпичной стены виднелся дом и служебные постройки хутора.
Глухим застуженным басом залаяла собака. В глубине двора громко хрюкнула свинья и испуганно замычала корова. Крезер вылез из кабины, ладонью трижды постучал в ворота и, особенно присвистнув, закричал:
— Альберт!
В щелях оконных ставень мелькнул огонек. Крезер вторично свистнул. Из дома вышел мужчина с двустволкой в руке.
Крезер назвал себя. Хозяин, цыкнув на собак, торопливо подошел к воротам и загремел засовами. Обменявшись рукопожатием, Крезер и хозяин отошли чуть в сторону и долго говорили вполголоса. Хозяин изредка поглядывал на машины, затем похлопал Крезера по спине, подошел к Русину и протянул руку.
— Юлиан Гоф к вашим услугам. Я люблю смельчаков, люблю русских и готов сделать все, что в моих силах…
…К рассвету машины были укрыты под стогами сена, а люди расположились в пустой конюшне и сарае. Владелец Юлиан Гоф был ярым антифашистом, готовым на любые жертвы во имя свержения гитлеровской тирании.
Его жена и свояченица с утра наблюдали за единственной дорогой — от хуторка к шоссе. Сам он на одноконной бричке поехал в ближайший городок повидаться с другом, начальником полиции, и разузнать, нет ли каких слухов о бегстве пленников из лагеря в Шварцвальдском лесу.