леднем бою.
Среди них был и Остап Старко. Восковое лицо казалось живым, как будто друг устал и уснул, а бледные губы сложились в улыбке. Русин снял пилотку и опустился на колено.
Две крупные слезы скатились из глаз, не раз бесстрашно смотревших в пустые глазницы смерти: «Эх, Остап, Остап! Спишь, улыбаешься, будто во сне видишь ту, которой в летнюю ночь в Бахмаче напевал: «Карий очи»… Какое сердце остановил шальной осколок! Большое, человечное сердце, в котором ты, верный клятве пращуров, так бережно и честно носил свой партийный билет!»
Русин нагнулся, поцеловал друга, тяжело поднялся и, ни на кого не глядя, махнул рукой:
— Опускайте!..
ДЕМОБИЛИЗАЦИЯ
Отгремела война. Умолкли пушки. Правительство Советского Союза раньше всех приступило к демобилизации старших возрастов.
За все время своего существования станция Грос-Едлерсдорф никогда не была столь оживленной, как в-эти дни. Каждые два часа от платформы на восток отходили эшелоны с демобилизованными воинами победителями, пришедшими к Дунаю от берегов Волги и Терека.
На привокзальной площади, на перронах и на платформах гремели оркестры, произносились речи, слышались песни. Заливались аккордеоны и баяны. Требуя-расширить круг, бойцы плясали гопака, «барынк», «яблочко», «лезгинку».
Демобилизованные и провожающие собирались группами, обменивались крепкими рукопожатиями и адресами «на гражданке». Приглашали друг друга в гости: «Окажешься в Москве — до Конотопа рукой подать. Ближе, чем от Орла до Вены».
Смеялись задорным, добрым смехом людей, уверенных в правоте и справедливости ими совершенного, а то украдкой, уголком платка или обшлагом гимнастерки смахивали слезу, набежавшую на глаза, смущенно объясняли: «никак в глаз попало что-то». И снова слышались песни, смех, поцелуи…
Целовались мужчины, с презрением смотревшие смерти в глаза, долгое время делившие между собой и обойму патронов, и кусок последнего сухаря, и место на полусырой землянки, где одному не улечься, и щепоть махорки, с трудом набранную в глубоком солдатском кармане.
У одного вагона стояли Русин, Иберидзе, Вальц, Гребных, Мийус. Уже прозвучала команда «по вагонам». Вдоль состава пробежал запыхавшийся обер-кондуктор, машинист опробовал тормоза.
Друзья молчали. Разве выскажешь все, о чем хочется сказать?
Тяжело на сердце Русина. Еще немного и он пожмет руки друзьям, скажет: «прощайте». Всего четырнадцать человек старых «шварцвальдовцев», а было сто! А «альбаховцев» — только трое. Не сразу вспомнишь, кто, где и когда погиб. В последних боях под Веной смертью храбрых пал Нечаев. Поддерживая товарища, выдвинулся с пулеметом, да и не встал: сразила его вражеская пуля. Не дожил до дня капитуляции фашистской Германии и Крезер, — подорвался на минном поле.
Нет, не выскажешь. Год войны считается за три… А пережитое в лагерях? Кто сумеет перевести на дни перенесенные унижения и оскорбления? Как считать мелкие стычки на тропках войны, когда ты против сотни, и вокруг никого? Поэтому у Иберидзе курчавая шевелюра как серебряной сеткой прикрыта, и Вальц сутулится, кровью харкает, и у кубанца — Мийуса от щелок веселых лучистых глаз залегли старческие морщины.
— Значит, остаетесь, товарищ старший лейтенант, — горестно вздыхая, спросил Гребных.
— Выходит, без вас уезжаем? — щуря глаза, сказал кубанец.
— Как видите, — невесело усмехнулся Русин. — Но скоро дойдет очередь и до меня. В штабе говорили…
Сказал и не вытерпел. Начал порывисто обнимать всех подряд.
— Прощай, Шота, славный грузин!.. Прощай, Миша!.. Прощай, черноморец!.. Прощай, Вася! Прощайте, други хорошие!..
Надрывно заревел локомотив… Лязгнули буфера…
—Почему — «прощайте»? — обиделся Иберидзе. — У грузин есть чудесное слово: «Нахвамдис!» — «До свидания». — Я говорю: Нахвамдис, Володя!
— До свидания!
— Товарищ старший лейтенант, до свидания! — кричали из вагона.
Поезд тронулся. Иберидзе, Гребных, Вальц и Мийус, расталкивая провожающих, догнали свой вагон, вскочили в него и, высунувшись по пояс, махали руками:
— До сви-да-ния!.. До свидания!..
Набирая скорость, поезд прогремел на последних стрелках. За пакгаузом с развороченной крышей скрылось здание вокзала. Веснушчатый ефрейтор сел в дверях, свесил ноги наружу, хитро подмигнул Иберидзе:
— Споем, товарищ старший сержант?
Не дожидаясь ответа, ефрейтор, прикрыв веки, звонко затянул:
Родная мать, отчизна дорогая,
Встречай своих героев сыновей…
…Поезд мчался мимо хуторов, фольварков, городков, рек, лесов и полей, знакомых многим демобилизованным. Совсем недавно эти веселые, поющие люди в солдатском обмундировании именно ЗДЕСЬ, вдоль полотна ЭТОЙ железной дороги, по которой несется эшелон на восток, с боем шли на запад. Не ЭТУ ли высотку, увенчанную полуразрушенным дотом, штурмовал один из них? Не ЗДЕСЬ ли, у того бугорка, похоронен молодой паренек из далекой сибирской тайги, мечтавший прогуляться по Венскому лесу?..
ПРОДОЛЖЕНИЕ ПЕРВОЙ ГЛАВЫ
…Дверь в третью часть раскрылась. В комнату вошел мужчина очень высокого роста в чесучевом костюме, со значком мастера спорта на лацкане, в мягкой шляпе. Двумя пальцами чуть согнутой руки он держал повестку и помахивал ею.
Великан шагнул к столу делопроизводительницы иг мягко улыбаясь, густым басом пророкотал:
— Чем может быть полезен Родине старший сержант запаса Иберидзе Шота?
Старший лейтенант, до сих пор безмолвно сидевший на стуле, порывисто вскочил, бросился к Иберидзе.
— Иберидзе!.. Шота!.. Мой славный грузин!..
— В-а-а! — воскликнул Иберидзе, в могучих объятиях сжал старшего лейтенанта и забасил:
— Товарищ Русин! Владимир Николаевич! Володя!: Генацвале!
Не выпуская из объятий Русина, Иберидзе попятилсяг ногой толкнул дверь и крикнул:
— Миша, скорее!..
В комнату вошел Вальц — худой, с болезненно впалыми щеками, в очках, прикрывающих усталые глаза. В комнате третьей части сразу стало тесно и в то же время тепло и уютно. Среди трех рослых друзей миниатюрная Надюша почувствовала себя совсем, совсем маленькой. Глаза у нее почему-то наполнились слезами, кончик носа покраснел, в горле защекотало, а нижняя губа предательски вздрогнула.
Друзья спешили в первые же короткие минуты как можно больше узнать о послевоенной судьбе товарища и рассказать о своей. Спрашивали, отвечали, вспоминали тех, чьи фамилии и имена удержались в памяти.
Иберидзе работал тренером команды тяжелоатлетов. Вальц вернулся к доске чертежника. Мийус окончил металлургический институт и обосновался в Магнитогорске. Гребных — председатель передового колхоза-миллионера, а остальные разъехались по Союзу: кто механиком на заводе, кто шофером такси, кто в совхозе.
— А ты? — спросил Иберидзе.
— Переехал сюда. Газифицируем город.
— А здесь что делаешь?
— Вызвали, — нехотя сказал Русин, — разыскалось мое личное дело, и вот уточняют.
…В комнату стремительно вошел капитан Белогрудов. Он с ходу бросил на стол папки, взглянул на Русина и удивился:
— Вы еще здесь? А я думал: отругал меня товарищ Русин и ушел. Извините… Прошу прощения. Осталась сущая малость… На чем мы остановились?.. Гм… Да… Да… Так… Вопрос двадцать пятый: были ли вы в плену?
Друзья переглянулись. У Вальца помрачнело лицо. Он снял очки, подышал на стекла и начал сосредоточенно протирать их. Иберидзе пробурчал: «Гм… В плену!» — грозно подергал ус. Русин, вскинув голову, посмотрел в глаза капитану.
— Пишите: «Да, был».
1957—59 гг.
ОБЪЯСНЕНИЕ НЕМЕЦКИХ СЛОВ
Аненэрбе — расистское учреждение, руководимое Гиммлером. Институт по изучению наследственности.
«Битте» — прошу.
Ваффен СС — войска СС.
Гауптштурмфюрер — капитан в СС.
Гитлерюгенд — молодежная фашистская организация в гитлеровской Германии.
Группенфюрер — генерал-майор в СС.
ГФП — тайная полевая полиция в гитлеровской Германии.
«Дас шварце кор» — газета СС.
Дулаг — полевой лагерь для военнопленных советских воинвв.
„3иг хайль" — подчеркнуто торжественное приветствие среди офицеров.
3ИППО — полиция безопасности в гитлеровской Германии.
Зондербехандлунг — «особое обращение» — кодовое название директивы об уничтожении советских военнопленных.
Зондеркоманда — специальные отряды, занимавшиеся уничтожением мирного населения и пленных.
Капо — охранники в тюрьмах и лагерях из числа бывших уголовных преступников.
Крипо — государственная уголовная полиция в гитлеровской Германии.
«Кугель» (пуля) — кодовое название приказа о немедленном расстреле при поимке советских военнопленных в случае побега.
„Нахт унд небель эрлас" — „мрак и туман".
Обергруппенфюрер — генерал-лейтенант в СС.
Оберштурмбаннфюрер — подполковник в СС.
Оберштурмфюрер — старший лейтенант в СС.
ОКБ — верховное командование гитлеровских вооруженных сил.
Рейхсфюрер СС — персональное звание, присвоенное Гиммлеру.
Тодта организация — военно-строительная организация, в которой работали по принуждению.
Фатерланд — родина.
«Фелькише беобахтер» — название геббельсовской газеты.
Франтирёр (французское слово) — партизанские отряды во французском Сопротивлении.
Ф С — добровольные фашистские полицейские отряды.
«Хальт!» — „Стой!", „Стоп!".
«Xенде хох! » — руки вверх!
«Цу бефель! » — равноценно „так точно!".
Цулаге — жетон на дополнительный паек за перевыполнение нормы выработки в лагерях для военнопленных.
Шарфюрер — унтер-офицер в СС.
«Шнель» — быстрее!
Шталаг — стационарный лагерь для советских военнопленных.
Штангерилт — гитлеровский чрезвычайный суд на оккупированной территории.
Штандартенфюрер — полковник в СС.
«Штильгештанген» — воинская команда «смирно».
Штурмбаннфюрер — майор в СС.
Штурмфюрер— лейтенант в СС
«Яволь!» — равноценно «так точно!»
Издательство ССП Грузии „Литература и Искусство" Тбилиси 1963