говорить, это было нежелательной крайностью, и, когда нужда в ней отпала,сердце девушки возликовало. Ане казалось, что она преодолела единственноепрепятствие, мешающее ей жить во Христе и со Христом.
Глава 5. Монастырь
Еще будучи простойприхожанкой, Анна очень полюбила монастырь, этот уголок казался ей раем наземле. Ей нравились монастырские неторопливые службы, тихое, задушевное пениемонахинь. Чистый дворик, вымощенный камнем, цветочные клумбы вдоль дорожек.«Что может быть лучше мирного и безмятежного жития в этом благодатном местемолитвы», — думала она, глядя на молодых послушниц с некоторой долей зависти. Асама игуменья, матушка Варвара, представлялась Ане мудрой и доброй мамой всехсестер. Она была каждый раз неизменно приветлива и ласкова, когда Аня приходилав монастырь на службу, и никогда не отпускала домой без гостинца. «Ах, какхорошо жить под водительством такой матери игуменьи», — думала Аня, с обожаниемглядя на настоятельницу, и вот теперь ее мечта должна была исполниться!
Уход в монастырь казалсяАне не бегством от мира, а просто обретением того состояния, что жаждала еедуша. Ведь жаждала она посвятить всю свою жизнь Богу. Монастырский образ жизнипредставлялся ей единственно возможным для нее существованием на земле. В ее сознаниимонашество не противопоставлялось миру, но было уделом немногих избранных, иАня вполне ощущала себя этой «избранной».
Картина недавней беседыс отцом Владимиром словно повторилась. Но теперь уже мать и дочь сидели впокоях игуменьи Варвары, и Анастасия Аркадьевна рассказывала матушке настоятельницео своих семейных горестях и о благословении отца Владимира. Игуменья слушалаее, опустив голову, и молча перебирала четки.
— Пожалуйста, — говорилаАнастасия Аркадьевна игуменье, — не делайте моей дочери снисхождения. Посылайтеее на самые тяжелые послушания, заставляйте делать все, что делают другие,тогда она узнает, что такое монастырь.
При этих словах игуменьяподняла голову:
— Не беспокойтесь,Анастасия Аркадьевна, мы ни для кого не делаем снисхождения. Обещаю вам, что втечение долгого времени я буду испытывать вашу дочь. Если она не выдержит нашейстрогости, то вернется домой. Все в воле Божией.
После ухода АнастасииАркадьевны настоятельница посмотрела на Аню долгим задумчивым взглядом. Отэтого взгляда Аня вся смешалась и покраснела.
— Вы еще молоды, —наконец вымолвила игуменья, — да и к труду едва ли приучены. Вам будет трудно унас. Но ничего не поделаешь, все поступающие проходят эти испытания, и я нелукавила перед вашей матерью, предположив, что вскоре вы и сами захотите уйтиот нас.
— Все, что только будетприказано вами, я постараюсь выполнить, хотя бы мне пришлось умереть за святоепослушание, — пылко воскликнула Аня.
— Ну, милая моя, —улыбнулась игуменья, — умереть мы вам не дадим. Пока будете жить в монастырскойгостинице для трудниц, ходить в храм и на послушания. Присмотритесь к иноческойжизни, и тогда, если будет Богу угодно, назову вас своим чадом и вы будетеоблачены в одежды послушницы. Теперь помолимся! — Она открыла Псалтирь и началачитать: «Господь пасет мя и ничтоже мя лишит...»
Прочтя псалом иблагословляя Аню, игуменья на прощанье наставляла:
— В обители с сестрамине разговаривайте. Никому не говорите, кто вы и зачем сюда пришли. Два словадолжны быть у вас на устах: благословите и простите. Старшая по гостиницемонахиня Силуана, ее слушайтесь во всем.
Матушка Варвара взяла состола маленький серебряный колокольчик и позвонила. Вошла молоденькая келейницаигуменьи Таня. Она поклонилась матушке Варваре и молча ждала ее распоряжений.
— Вот что, Танюша,отведи эту девушку к матери Силуане, чтобы она поселила ее и дала послушание.
Аня поклонилась матушкеигуменье до земли и последовала за Таней. Пока они шли, Таня не проронила нислова. «Куда же мы идем?» — думала Аня, пока они, миновав сестринский корпус ивыйдя за ограду, не оказались в монастырском хозяйственном дворе. Сбоку отхозяйственных построек стоял старый, покосившийся деревянный двухэтажный дом. Кнему-то и направилась Таня.
Они вошли в небольшуюприхожую, вправо и влево от которой расходились два коридора с дверями. Прямоиз прихожей на второй этаж вела узкая деревянная лестница. Под лестницейнапротив окна за столом сидела пожилая монахиня и читала вполголоса Псалтирь.Когда девушки зашли, она отложила книгу и, сняв очки, подслеповато посмотрелана них. Таня, не дожидаясь, когда монахиня разглядит их, сказала:
— Мать Силуана, я, поблагословению матушки игуменьи, новенькую привела.
— А, новенькую, а то ягляжу, вроде не наша. Ну и слава Богу! Работы всем хватит. — И монахиня Силуанапошла к лестнице, поманив за собой Аню.
Аня последовала за нейпо скрипучим ступенькам. Наверху так же, в разные стороны, расходился коридор,в каждом крыле было не менее четырех дверей. Матушка Силуана свернула направо итолкнула первую дверь. Там оказалась комната с двумя деревянными кроватями инебольшим столом, в углу напротив икон стоял аналой, покрытый домотканымпокрывалом и расшитым красными нитками полотенцем.
— Здесь, милая, будешьжить. Да каким же именем ты крещена?
— Анной, в честь пророчицыАнны.
— Пророчицы, значит, —улыбнулась монахиня, — ну, располагайся и спускайся ко мне. Да, вот еще: стобой в келье живет Акулина, сейчас она на послушании.
Аня разложила свои вещии спустилась к матушке Силуане на первый этаж. Монахиня уже ждала ее.
— Вот тебе, Аня, ведро итряпки. Сходи за водой к колодцу и вымой полы во всей гостинице.
— Благословите. — Анянизко поклонилась и, взяв тряпки с ведром, пошла за водой в указанное матушкойместо.
Ане было стыдно истрашно. Ведь она ни разу в жизни не мыла полов. «Как мне исполнить мое первоепослушание и не посрамиться?» — с горечью думала девушка, неся от колодца ведроводы. Когда Аня начала мыть полы, Силуана какое-то время понаблюдала за ней.Видя, как девушка неумело возит тряпкой по полу, монахиня не выдержала,подошла, взяла из ее рук тряпку и стала учить. Когда Аня с горем пополам домылаполы, матушка Силуана велела ей умыться и привести себя в порядок, чтобы идти втрапезную, а затем в храм.
Глава 6. Акулина
Впервые Аня увидела Акулину,вернувшись после службы из храма в свою келью. За столом сидела рябаясветловолосая деревенская девушка в сером платке, повязанном сзади на шееузлом, в платье из грубой домотканой холстины с надетым поверх него фартуком.На ногах ее были холщовые онучи, заправленные в лапти. Она с какой-тоторопливой жадностью ела краюху ржаного хлеба, запивая его из кружки водой.Когда Аня неожиданно вошла в келью, крестьянка поперхнулась и закашлялась,отчего все ее лицо побагровело и рябые пятна выступили еще отчетливее. Аня,тоже растерявшись, осталась стоять в дверях кельи. Кое-как проглотив хлеб,крестьянка проговорила:
— В поле работала, ктрапезе опоздала. А чего вы стоите? Проходьте, барышня, милости просим. МатьСилуана про вас мне уже говорила. Вместе тутача жить нам. Начальству-то виднее,только вам бы, барышня, не с такой, как я, обитаться.
— Вы Акулина? — только испросила Аня.
— Ох, уж вы скажете —Акулина! Акулькой меня все кличут.
— Я вас буду Акулинойзвать, а меня зовут Аня.
— Мне вас так неудобно,отчество бы ваше знать, было бы куда легче.
— Александровна. Толькозачем же по отчеству, коли мы с вами обе на послушании.
— Так поспособней, а безотчества у меня и язык не повернется.
Такое соседство Анюпокоробило. Акулина ей вначале очень не понравилась. Аню оскорбляло близкоеприсутствие человека, которого она считала намного ниже себя по достоинству.Все в Акулине вызывало протест: ее грязные ногти, неопрятная одежда, то, чтоона чавкала во время еды, и, главное, запах, исходивший от нее. Но вскоре,начав работать на земле, Аня заметила, что чернозем забивается и под ее ногти ивъедается в руки. Не было ни сил, ни времени, чтобы следить за собой — послеполевых работ наваливалась страшная усталость. Едва хватало сил, чтобы, отстояввечернее правило, кое-как умыть лицо и руки, а затем сразу провалиться в сон!Баня же была только по субботам, и вскоре Аня уже не замечала запаха Акулины,так как и сама, пропитанная потом и пылью, благоухала не лучше. Пахнущая духамибарышня-чистюлька словно испарилась. Теперь была трудница Анна, мало чемотличающаяся от других трудниц. Она с большим трудом привыкала к физическимработам, и как не убежала из монастыря в первые дни, один Бог ведает. Ее училизапрягать лошадь, ездить в телеге. Лошадь не слушалась, и вместо того, чтобы идтив поле, шла к своему стойлу в конюшню.
Аню, как и ее соседкуАкулину, определили к послушанию на огород. Все казалось Ане невыносимотрудным, и не раз приходила мысль все оставить и возвратиться домой, кродителям.
Уже на второй день ейпришлось пропалывать гряды с только что взошедшей свеклой. Каждой послушницебыл задан свой урок. Гряды свеклы уходили, как показалось Ане, чуть ли не загоризонт. Монахине, дававшей послушницам уроки, пришлось долго объяснять Ане,как отличать сорную траву от всходов свеклы и как надо пропалывать. Уже черездва часа работы у Ани кружилась голова и не разгибалась спина. Казалось, ещенемного — и она упадет и больше уже не встанет никогда. Другие послушницы ушлиот нее далеко вперед. «Когда же будет колокол к обеду, — чуть не стонала просебя Аня, — Господи, помоги мне. Поддержи меня, Господи. Матерь Божия, неоставь меня», — шептала она молитвы и рвала, рвала опротивевшие ей сорняки.Незадолго перед обедом пришла монахиня Корнилия посмотреть выполненные уроки и,увидев, что Аня не сделала и половины, стала строго ее отчитывать. Анепоказалось, что мать Корнилия невзлюбила ее с первого раза. Пока Корнилия выговаривалаАне, что та ленива, ничего не умеет и зачем только она вообще пришла в монастырь,девушка стояла, опустив голову. В ее душе стыд сменялся горечью, а уже послевозникала глубокая неприязнь к монахине.
— Ну вот что, милая, —сказала монахиня Корнилия, — после обеда вместо отдыха придешь сюда и будешь