Добрался я до Москвы на четвертые сутки. Выяснил все вопросы, которые мне были поручены Епишевым. Епишев через некоторое время ушел в армию на политработу, многим тоже посчастливилось попасть в армию. Я снова прошусь в армию или в партизаны, не пускают, ссылаясь на специальную бронь.
Несколько раз заходил в ЦК ВКП(б) в свой отдел — принимают хорошо, предлагают возвратиться работать в отдел по РС, почему-то нет никакого желания. Чтобы дозвониться в Челябинск, с разрешения руководства остался на ночь в отделе.
Дозвонился в Челябинск, вести далеко не утешительные. Выехал в Челябинск, все на месте выяснил и снова поехал в Москву решать свою судьбу.
В Москве мне долго пришлось ждать решения моего вопроса. Приходилось буквально голодать, денег нет, да и покушать негде, все по карточкам, по талонам. Жил я и ночевал где и как придется. Снова прошусь в армию или партизаны, но этого вопроса никто не решает. Я за помощью обратился к управляющему делами ЦК ВКП(б) Д. Крупину — он решил все мои затруднения, определил с жильем, выдал продовольственные карточки и талоны на питание, прикрепил к столовой. С Ириной у нас происходят регулярная переписка и периодические разговоры по телефону, я и она оба нервничаем, как же быть дальше, ведь жить, по существу, не на что, но подбадриваем друг друга в надежде на лучшее.
По приглашению я несколько раз был в ЦК ВКП(б) в отделе кадров у Андреева и заведующего оборонным отделом Сербина — они ведут со мной разговор по поводу предстоящей работы, мне казалось, что дело затягивается, и я был готов дать свое согласие на любое предложение. Наконец в августе 1943 года меня пригласил к себе Сербин и сообщил, что я решением Секретариата ЦК ВКП(б) утвержден парторгом ЦК ВКП(б) завода № 306 Наркомата авиационной промышленности в Саратове.
После этого решения я воспрянул духом. Наконец-то кончились мое томительное безделье и гнетущая неопределенность, я при настоящем деле, могу приносить определенную пользу. Поехал в Наркомат авиапромышленности (НКАП), где познакомился с начальником главка и директором завода Филимоновым. По договоренности с отделом ЦК ВКП(б) и НКАП я поехал из Москвы сначала в Челябинск за семьей, и прямо уже оттуда мы поездом отправились к новому месту назначения.
Не предполагал я тогда, что мне придется в Саратове задержаться почти на полных шесть лет. С этим городом, его людьми, партийной организацией у меня связано много хорошего, напряженного труда и упорной работы, радостей, печалей и личных переживаний и трудностей. В целом же о Саратове на всю жизнь остались теплые воспоминания, хотя и было далеко не легко — всего хватало.
Кроме своей основной работы как парторга ЦК ВКП(б), много приходилось выполнять работы по поручению райкома, горкома и обкома ВКП(б): участвовать в разного рода комиссиях и быть их председателем. Как-то я быстро вошел в основной и прочный круг партийного актива города и области. В это время часть правительства Украины и ЦК КП(б)У находилась в Саратове. По работе мне мало приходилось с ними сталкиваться, но у меня были мысли, чтобы возвратиться на Украину, в Харьков. Некоторые, правда, отдельные, но влиятельные работники как-то отчужденно ко мне относились. Очевидно, им было завидно, что я работаю, не бездельничаю и на хорошем счету в саратовской партийной организации. Таким ко мне отношением я не особенно был огорчен, ведь я работаю на общее дело, приношу пользу, имею вес и авторитет.
Мне приходилось часто бывать на селе в качестве уполномоченного по проведению сельскохозяйственных работ. Видел удручающее состояние сельского хозяйства и беспросветность в этом важнейшем деле. Как-то я поехал за Волгу, в селение бывшей автономной республики немцев Поволжья и был свидетелем и очевидцем того, в какое разорение и запустение пришло все хозяйство, постройки после выселения оттуда немцев. Кто мог допустить такое варварство по уничтожению сельхозинвентаря, скота, построек, жилых и хозяйственных? Это был погром и пожарище, жутко было смотреть. А до выселения это были цветущие, богатые места с высокой культурой земледелия, высокими урожаями зерновых и технических культур, с интенсивным животноводством.
Первым секретарем Саратовского обкома в то время был Павел Тимофеевич Комаров. Он только что заменил на этом посту Баркова. Комаров — это старый коммунист, опытный партийный работник, человек, обладающий большим жизненным опытом. Но общая грамотность и подготовка были слабыми, но это все восполнялось природным умом и богатым житейским опытом.
В августе 1945 года меня пригласили в обком партии на бе седу с П. Т. Комаровым. Он предложил мне перейти работать в обком партии заместителем секретаря обкома партии по авиационной промышленности. Я дал согласие и через неделю уже работал в обкоме. По сути, я занимался всей оборонной промышленностью области. Самым крупным оборонным промышленным предприятием города и области был «завод комбайнов» — авиационный завод № 292, выпускавший самолеты конструкции А. Яковлева: Як-3, Як-6, а затем Як-9. На заводе работало свыше двадцати пяти тысяч рабочих, партийная организация в своих рядах насчитывала около трех тысяч человек. На этом предприятии мне часто приходилось бывать и вместе с парткомом и дирекцией завода решать многие технические и организационные вопросы. Целые авиационные полки отправлялись прямо с заводского аэродрома на фронт.
Завод № 306, на котором я ранее работал парторгом ЦК ВКП(б), тоже входил в мое обслуживание. Набирал полную мощь огромный завод специальной радиоаппаратуры и радиотехники, который был расположен за Волгой, в городе Энгельсе. На этих и многих других заводах, конструкторских бюро нужно было держать под контролем разработку и производство оборонной техники. Мне часто приходилось бывать у Комарова, докладывать ему о делах оборонной промышленности, готовить информацию и докладные записки в ЦК ВКП(б). Павел Тимофеевич старался вникать в суть работы оборонной промышленности. Хотя ему трудно было разобраться в производственной инженерной специфике, но он всегда внимательно меня выслушивал и, казалось, пытался что-то у меня почерпнуть в области организации, технологии и конструкции изделий и машин. Если же речь заходила о работе партийной организации, о житейском опыте, то тут у Павла Тимофеевича было чему поучиться, и я многое в этих вопросах познал и позаимствовал у него и по сей день благодарен ему как старшему партийному, более опытному товарищу.
Работать приходилось много и напряженно. Домашние дела шли по-прежнему в заботах о том, как прокормить семью, детей, как обуться и одеться, ибо все это делалось по промышленным талонам и продовольственным карточкам, которые далеко не всегда отоваривались. С квартирой все уладилось хорошо, теперь моя семья из шести человек занимала отдельную трехкомнатную квартиру. С обувью и одеждой было довольно скудно. У Ирины было одно-единственное пальто. Однажды она пошла на рынок и там бритвой его порезали сзади. Как она, бедная, плакала, ведь осталась совершенно без пальто. Когда все легли спать, я решил использовать свое «искусство»: когда-то я шил сапоги и за ночь я так искусно заштопал порезы, что наутро, когда показал его Ирине, она не могла различить и найти порезы — положение было спасено.
В области много было эвакуированных с Украины и из Прибалтики, в основном это были женщины, старики и дети. Многие из них жили очень тяжело, даже голодали. Мне как-то пришлось помогать одной молодой женщине с ребенком из Прибалтики. Они буквально голодали, им была оказана помощь через местные органы. Среди населения приходилось проводить большую ра боту по патриотическому воспитанию, информировать о делах в стране и на фронтах. Большая работа проводилась в связи с поступком Ферапонта Головатого, который на свои сбережения купил самолет для Красной армии. Все мероприятия, связанные с этим, нам пришлось проводить на заводе № 282: выбор самолета, надпись на его борту «Ферапонт Головатый», прием Головатого на заводе, митинг и отправку самолета с военным экипажем с заводского аэродрома прямо на фронт.
Сообщение о нашей победе и безоговорочной капитуляции фашистской Германии меня застало за Волгой, в совхозе, где я был уполномоченным по проведению весенних полевых работ. Время войны окончательно измотало людей, народ устал от тяжелой, губительной, кровопролитной войны. Причем устал морально, духовно, физически.
Из информационных сообщений было известно, что мы добиваем ненавистного врага в его «собственной берлоге», но все ждали, жаждали окончания войны. И все же это известие оказалось неожиданным, невероятным, ошеломляющим своей радостью, концом невероятной тяжести и человеческих страданий! Я провел митинг по случаю нашей окончательной Победы и безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Радость, ликование, слезы! Вечером устроили всеобщий импровизированный прием и гулянье, многие были изрядно навеселе.
В работе оборонных предприятий после первых месяцев окончания войны не произошло никаких существенных изменений. По-прежнему требовательность, четкость в выполнении графиков выпуска оборонной промышленности, но все же мы все ждали каких-то перемен.
Начали приходить эшелоны с демобилизованными. Организация их встреч, радость, слезы, встреча родных, любимых, близких, возвратившихся после победы здоровыми и невредимыми. Тяжесть, горе и слезы при виде покалеченных, беспомощных, уходивших на фронт молодыми, сильными, здоровыми, бодрыми. Невосполнимая утрата погибших вызывает с новой силой тяжелые переживания, неутешное горе и горькие слезы матерей, отцов, жен, детей, невест. Эти утраты не вернувшихся с поля боя, кажется, давят своим горем еще больше, чем прежде. И все же окончание войны, разгром фашистов, гибель Гитлера, а затем и суд над военными преступниками и предателями, изменниками своей Родины вызывают огромную радость и гордость за наш народ, страну, партию. И. В. Сталин, его ближайшие соратники и помощники оправдали надежду и доверие народа, их слова и дела оказались равнозначными.