– И вы решили повесить фотографию этого момента на стену.
– Снимки, на которых мы похожи на манекены, у нас тоже есть, – едва заметно улыбается она. – Но этот мой любимый. Никакого сценария, только мы сами. Самый счастливый момент.
– Вы ведь в колледже познакомились, да?
– Я была на втором курсе. Он – на первом, – кивает мама. – Подошел ко мне в библиотеке и спросил, нельзя ли сесть рядом, поскольку остальные столы уже заняты.
– Так себе предлог.
– Но сработало же.
– Это была любовь с первого взгляда?
– Нет. – Мама морщит нос. – Ты же знаешь своего отца: он любит поболтать. Но мы долго дружили.
– И когда все поменялось?
– Не уверена. Это произошло не в какой-то конкретный момент. Просто сходили в кино, поужинали вместе… А потом…
Мама говорит о папе с такой улыбкой и такой грустью. Вот она, моя путеводная нить: нужно размотать клубок их воспоминаний, помочь им снова пережить моменты после знакомства, когда все только началось. Пускай поймут, что могут начать с начала.
– А в какие рестораны вы ходили на свидания? – Может, в Атланте и не найдется точно такого же, но я смогу найти похожий и придумать, как привести их туда, чтобы они перестали уже «думать» и поговорили наконец.
– Мы не ходили на свидания. Просто проводили вместе время.
– Это и есть свидания, мам.
– Бо́льшую часть этого времени мы были с друзьями.
– Совместные свидания.
– Можно и так сказать, – неохотно признает она. – Но мне так не казалось.
– Почему?
– Потому что мы придерживались правил халяля, – сверкает глазами мама. – Ты же помнишь, что любая близость возможна только после брака.
– Слишком много информации! – Я вскидываю руки, сдаваясь. – Вопрос был про ваши любимые рестораны.
– И все же. Поцелуи и прочее – это священные моменты, которые разделяют только муж и жена. И раз уж мы заговорили… Бывают свидания ради свиданий, а бывают – ради серьезных отношений, которые потом приводят к свадьбе.
Я эту песню со средней школы слушаю. И все понимаю, но…
– Значит, ходить на свидания можно только с человеком, за которого хочешь замуж? – спрашиваю я. – Это тяжело, когда вы только начинаете знакомство.
– Речь не о том, что вы обязательно должны пожениться, но держать это в голове нужно, – говорит мама, потом добавляет нерешительно: – Именно поэтому я и твержу тебе: заводить отношения до колледжа – плохая идея. В старших классах всегда столько всего происходит. Зачем тебе лишние проблемы.
– Разве в колледже проблем нет?
Мама изучающе на меня смотрит.
– Ты хочешь с кем-то встречаться?
– Я?
Она ждет.
– При чем тут я? Мне просто хотелось узнать, какой у вас был любимый ресторан, чтобы вы с папой могли там снова встретиться однажды и поговорить. Сходить поужинать вместе, пообщаться. Вы уже несколько недель думаете и гадаете. Поговорить будет полезно.
Отличный ход, Майя, выдай все свои планы. Ох.
– Но, милая, мы и так разговариваем.
– Ни разу не видела.
– Каждую неделю на сеансах терапии.
Терапии?
– И мы каждую неделю встречаемся с имамом Джексоном. Мне так жаль, что наши проблемы тебя задевают. И папе тоже. Нам очень жаль.
Так они разговаривают.
Все это время они разговаривали.
Но папа все равно купил кровать.
Сару я жду, сидя на ступеньках крыльца и листая Instagram[18]. Первой в моей ленте появляется фотография от аккаунта бабушки Джейми. И он на этом снимке тоже есть. Кажется, такое случилось впервые. Они вместе сделали селфи на фоне знака в поддержку Россума. Ниже подпись: «За каждой великой бабушкой стоит ее прекрасный внук. Познакомьтесь с “серым кардиналом” – специалистом по сторис и мастером фильтров Джейми. И посмотрите на эти щечки. Разве он не милашка?»
Я не могу сдержать смех. Джейми и правда милый, но не в том смысле, в котором нам кажутся милыми маленькие дети. Просто у него волосы хорошо лежат, обрамляя лоб, и улыбка такая живая – он объективно очень симпатичный. А еще у него глаза с прозеленью, и этот зеленый в зависимости от освещения и одежды ведет себя по-разному… Вчера, например, в тусклом свете свечей кафе мне казалось, что глаза у него медовые. Я улыбаюсь самой себе. Вчера был идеальный вечер.
А потом я вижу следующую фотографию, и все мое хорошее настроение улетучивается.
Это тоже селфи. На нем Сара и Дженна. В руках у них кружки с радужными соломинками. Подпись: «Теперь официально: радуга все делает лучше».
Не перепост. Не старый снимок. Они сфотографировались вчера. В Брукхейвене, судя по геотегу. В паре километров от моего дома.
Тут я слышу гудок.
Автоматически встаю и сажусь к Саре в машину.
– Майя! Привет, – улыбается мне она. – Едем в кафе Intermezzo за тортом?
– Я там вчера была, – с трудом выдавливаю я.
– Ну и ладно, я все равно предпочла бы что-то посерьезнее. «Зрелый гриб», например? Как в старые добрые времена?
– Давай.
Всю дорогу до ресторана Сара рассказывает мне о том, как сложно разобраться со всем, что ей нужно купить. И о том, как ее мама хочет превратить спальню дочери в швейную мастерскую, стоит ей уехать. И о Лукасе, который отказывается брать свои смены, ссылаясь на больную руку.
Прежняя Сара заметила бы, что я ни слова не сказала в ответ. Прежняя Сара поняла бы: что-то не так. Но передо мной больше не та Сара.
Ресторан практически пуст, не считая нескольких мужчин, которые смотрят у стойки бара спортивное обозрение. Сара заказывает то же, что и всегда, – пиццу с оливками и хлеб с сыром. Раньше мы бывали здесь постоянно. Все началось в пятом классе, когда наши мамы привозили нас сюда обсуждать книжки про Перси Джексона в самопровозглашенном книжном клубе из двух человек. Но я не чувствую никакой ностальгии по тем временам. Опустошение, которое принесли та фотография и поездка в машине, постепенно оставляет меня. На смену ему приходит другое, более сильное чувство. Я выдыхаю, пытаясь успокоиться. Джейми считает, что нам с Сарой нужно поговорить. И если этого не сделать, внутри меня так и будет накапливаться раздражение. Похоже, именно это и произошло. Чем дольше мы откладываем этот разговор, тем хуже обстоят дела. Нужно остановить лавину.
Но я не успеваю ничего сказать, потому что слышу голос Сары.
– Я так рада, что мы выбрались, – говорит она, наклоняясь ко мне через стол с широкой улыбкой. – Я хотела рассказать тебе все новости лично. Мне ответили из того книжного. И знаешь что? Я получила работу!
У меня моментально пересыхает во рту.
– Можешь себе представить? Конкуренция была очень большая, но Эшли встала на мою защиту, поэтому меня взяли! Там ужасно мило, и я так рада, что у меня наконец будет всего одна работа!
– И когда ты уедешь?
– В том-то и дело. – Ее улыбка гаснет. – Они просили выйти при первой возможности. Я уеду 28 июня.
– Это же… в пятницу?
– Ага, внезапно. Я в ужасе. Слава богу, что у Дженны летний курс. Не знаю, что я бы делала, если бы не могла заселиться в общежитие, потому что материальную помощь мне переведут только осенью.
И она продолжает рассуждать про материальную помощь и договоры аренды жилья. О том, как колледж, возможно, позволит ей тоже записаться на летние курсы. Но я не могу сосредоточиться на ее словах. Мне нужно как-то принять тот факт, что наша первая за лето полноценная встреча станет и последней.
– Прости. – Подавшись вперед, Сара сжимает мою руку. – Лето выдалось напряженное. Я бы хотела, чтобы мы больше времени проводили вместе.
Но с Дженной-то она нашла время встретиться.
Из моей головы моментально улетучивается все, что я хотела сказать. Ни одной мысли. Сара смотрит на меня, ожидая ответа. Нужно срочно придумать реплику, от которой я не расплачусь. Я делаю глубокий вдох. Что-то нейтральное. Что-то безопасное.
– Но ты же вернешься на время голосования? – спрашиваю я.
– Что?
– Голосование. – Я прочищаю горло. – Оно меньше чем через две недели. И на местные выборы всегда приходит не слишком много народа. Важен каждый голос.
– Ничего себе. – Сара откидывается на стуле. – Это все, что тебя интересует? Поздравлений не будет? Вопросов о переезде тоже? Спасибо, что радуешься за меня.
– Почему ты хочешь, чтобы я за тебя радовалась? – резко отвечаю я. – У тебя есть Дженна, разве нет?
– Это-то тут при чем?
– Вы встречались. – Голос у меня дрожит. – Вчера. Я видела фотографию.
– Серьезно? И ты решила по этому поводу расстроиться? Дженна проезжала через наш округ по дороге в Афины. У меня был перерыв, и мы быстро зашли в кафе по соседству.
– И когда ты в прошлый раз писала мне, чтобы пригласить на кофе во время перерыва?
– Прости, но разве ты не поглощена «агитацией»? – Сара берет последнее слово в воображаемые кавычки.
– Ты что имеешь в виду?
– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. – Она складывает на груди руки. – Не надо вести себя так, словно ты в мое отсутствие только сидишь и скучаешь. Тебе есть чем заняться.
Ладно, я могу понять отсутствие ее интереса к новому законопроекту. И к агитации: я и сама не хотела идти и стучать в чужие двери, пока меня мама не заставила. Но нельзя же обесценивать все, что мы делаем!
– Некоторые из нас, знаешь ли, пытаются тут что-то поменять. Потому что их интересует не только собственная жизнь. Эти выборы очень важны.
– Думаешь, я стану тратить деньги на бензин и добираться сюда ради того, чтобы проголосовать за какого-то выскочку? Тебе бы в комики идти, это весьма забавная идея.
– Ничего забавного не вижу! Очень многое сейчас поставлено на кон. Как ты не понимаешь?
– Я хожу на митинги и забастовки. Делаю что могу, но не заставляй меня становиться частью коррумпированной системы и ждать поощрения за это.
– Почему ты это говоришь? – На мои слова оборачиваются несколько человек у стойки, и я понимаю, что произнесла их слишком громко. Наплевать. – Они ведь собираются запретить хиджаб! – Сара выглядит удивленно