[28]. Аминь. Теперь можно есть!
– Я не знала, что ты говоришь на иврите, – улыбается мне Майя. Мы стоим на танцполе. Не танцуем… то есть мы танцуем, но не вдвоем: с нами и парни, и Рейчел. Даже Гейб ненадолго отклеился от телефона, чтобы составить нам компанию. После первой перемены блюд диджей услаждает уши маминых друзей песнями вроде Take On Me, Sugar, Sugar и Walking On Sunshine.
– Я помню только хамотзи. И еще одно слово. Iparon. Это «карандаш».
– Я учту, – смеется Майя, дотрагиваясь до моей руки.
Внутри у меня все искрит и переливается, я чувствую себя стаканом с газировкой. Как все это возможно? Не могу поверить, что я здесь, с Майей. Не могу поверить, что она хочет меня поцеловать. Не могу поверить, что выжил после тоста на бат-мицве Софи. И не просто выжил!
По-моему, у меня отлично получилось.
Диджей ставит медленную песню – это Unchained Melody, – и все в комнате, клянусь, слышат, как колотится у меня сердце. Кажется, они даже развернулись в мою сторону. Незнакомые мне еврейские бабушки, друзья семьи, другие люди. Подружки Софи – эти-то точно развернулись. Я словно оказался в лучах прожекторов.
Фелипе и Нолан обнимают друг друга, покачиваясь в такт.
– Медлянец? – предлагает Майя.
Я смотрю на нее, пытаясь отдышаться.
– Конечно.
Она подходит ближе, кладет руки мне на плечи, переплетает на моей шее пальцы. Я обнимаю ее за талию. И вот мы уже так близко, что едва не соприкасаемся лбами. Я втягиваю носом цветочный запах ее волос и стараюсь удержать в памяти каждое из этих бесценных мгновений. То, как ее лицо склоняется к моему. Как шуршат над нами бумажные гирлянды.
Как напряженно звучит голос Майи.
– По-моему, на нас все смотрят, – говорит она. – Или я сошла с ума?
– Я себя так весь вечер ощущаю, – тихо смеюсь я.
– Наверное, я просто волнуюсь. – Она закусывает губу. – Прости, что я неясно выразилась, когда мы были в той комнате. Мне сложно… Но на самом деле… Бог мой, Гейб на нас смотрит и улыбается.
– Я его удушу.
– И не только он. Все и правда смотрят!
Я киваю.
– Зато теперь я понял, почему Софи так настаивала на отдельной комнате для подростков.
Пока официанты разносят основные блюда, мама проскальзывает за наш стол и кладет руку мне на плечо.
– Как у вас дела?
– Отлично! – отвечает Майя.
– Джейми, все прошло чудесно! Мне понравился тост…
– Погоди, серьезно?
– Да, серьезно, – смеется мама. – Пускай ты и говорил о политике, это было к месту. И ты выглядел очаровательно. Я так горжусь тобой. Вами обоими. – Она поворачивается к Майе. – Вы так усердно работали этим летом. Майя, если родители не купят тебе машину, я буду очень расстроена. Идея отличная! Это хорошая цель, к которой можно стремиться.
У меня все замирает внутри. Машину?
Майя тоже цепенеет. Потом опускает взгляд на тарелку.
– Думаю, уже можно сказать, что агитация оказалась занятием более интересным, чем вы могли подумать. Все в выигрыше, – улыбается мама, треплет нас по плечам и оборачивается к Фелипе.
Майя поднимает на меня глаза.
– Джейми…
– Родители пообещали, что купят тебе машину, если ты присоединишься ко мне на агитации, – говорю я, и ее глаза гаснут. – Но это нестрашно, – быстро добавляю я. – Тебя легко понять. Машина – дело такое…
– Нет! Джейми! Я не поэтому ездила с тобой. Точнее, поначалу-то да, но потом…
– Тебе не обязательно объяснять.
– Но я хочу объяснить. – Майя ловит под столом мою руку и снова переплетает наши пальцы. – Да, сначала мне это не нравилось. Мама заставила меня ездить. Но потом то, что мы делали, стало важным, значимым, понимаешь? Помнишь того расиста? А еще поправка № 28 и все эти Купа Трупа…
– Ну да.
– Честное слово, дело было не в машине. – Она крепче сжимает мою руку. – Я почувствовала, что мы можем все изменить… и мне нравилось просто быть с тобой. Как ты заметил.
– Я заметил. То есть. Как не заметить.
– Как же все-таки сложно, – тихо бормочет она.
– Что именно?
– Сидеть сейчас в полном людей зале. А не сбежать с тобой в ту комнату, где нет пальто.
– А… – выдыхаю я. – Ничего себе.
После ужина Софи и ее друзья исчезают в комнате для подростков, но, кажется, не проходит и пяти минут, как их выгоняют оттуда на хору, танец-хоровод. Мы все беремся за руки и – шаг вперед, шаг назад, круг за кругом. Я держу Майю за руку, и голова у меня кругом идет от счастья. Я ощущаю себя частью древнего ритуала, который существует уже много веков. Сейчас я чувствую себя евреем. Не думаю, что это чувство рождалось во мне так остро с тех пор, как я увидел на бампере Фифи. Но сейчас все иначе. Совершенно наоборот.
Потом хоровод останавливается, все делают шаг назад – все, кроме самых мускулистых маминых друзей. Диджей приносит стул, Софи садится на него, а потом цепляется за сиденье и пищит, когда ее поднимают вверх. После нее наступает мамина очередь. И моя. На своей бар-мицве я мог думать только о том, как много людей там, внизу. Как много людей на меня смотрят. Но сегодня я вижу только Майю.
И стоит моим ногам коснуться земли, я бегу прямо к ней. Сцепившись локтями, мы танцуем в центре круга.
– Джейми, честное слово, – выдыхает она, запыхавшись, – на нас все смотрят.
– Потому что мы…
– Нет, потому что мы в центре круга. Смотри!
Я оглядываюсь, не прерывая танца, и сердце тяжело подскакивает в моей груди. Майя права. Подружки Софи открыто на нас таращатся. И хихикают. И держат в руках телефоны. Мэдди смотрит только на Майю, и в глазах у нее стоят слезы.
– Очень странно, правда? – говорит Майя. – Мне ведь не кажется?
– Точно не кажется.
Все меняются партнерами, и я оказываюсь рядом с Софи.
– Ну привет, – говорит она, цепляясь за мою руку.
– Почему твои друзья так на нас смотрят? – Я сразу перехожу к делу.
Я готов к тому, что она начнет отпираться. Или скажет, будто мне показалось. Но она пожимает плечами и прямо отвечает:
– Так это из-за фотографии, наверное.
– Какой фотографии? – холодею я.
Направление танца меняется, из динамика по-прежнему звучит «Хава Нагила». Но я ее не слышу.
– Которую сделала Мэдди, когда вы целовались, – объясняет Софи. – Гейб выложил ее в бабушкин аккаунт. И в аккаунт Россума. По-моему, она тоже завирусилась.
Я останавливаюсь.
Целовались? Но мы же не… мы не целовались. Поверьте, я уже несколько недель думаю об этом. Если бы мы поцеловались, я бы заметил. Но что тогда сфотографировала Мэдди? И почему Гейб смотрел ее снимки?
И выложил…
Ох. Нет.
Трясущимися руками я лезу в задний карман. Софи с тревогой на меня смотрит.
– Все в порядке?
Хоровод уже распался, все расходятся к столам в ожидании десерта. Но я продолжаю стоять на танцполе.
– Не понимаю.
Открываю бабушкин аккаунт.
– Джейми, в чем дело? – подбегает ко мне Майя. – Все…
Тут она умолкает.
Я тоже ошарашенно смотрю на экран.
Это и правда мы. На парковке возле храма. Наши лица буквально в сантиметрах друг от друга.
И подпись: «Вот она, любовь! Не забудьте: для Россума “долго и счастливо” наступит только после 9 июля!»
Фото было выложено четыре часа назад. И набрало за это время 20 тысяч лайков. И больше 800 комментариев.
У Майи вид такой, будто ее сейчас стошнит.
Глава тридцатая. Майя
Не может быть. Не может этого быть.
Джейми убежал искать Гейба. Хочет накричать на него. Заставить удалить фотографию.
Ну а я? У меня в голове как на повторе крутятся все те же три слова: не может быть. Это, наверное, просто страшный сон. У меня такие были: лихорадочные сны, в которых я прихожу в школу без одежды и надо мной все смеются.
Но это не сон.
Мы с Джейми едва не поцеловались.
Мэдди нас сфотографировала.
Гейб выложил этот снимок в аккаунт Россума.
Он стал вирусным.
Джейми удалил его из ленты бабушки, но к официальному аккаунту Джордана Россума у него доступа нет, да и фотография уже разлетелась по сотне других страниц. Одно и то же фото, снова и снова, бесконечная зеркальная вселенная, в которой есть только мы. Это изображение словно выжжено у меня в мозгу. Мы с Джейми сидим на багажнике его машины. Плечи соприкасаются. Глаза устремлены друг на друга. Мои волосы немного закрывают лицо. Невозможно понять, что мы не целовались. Судя по тому, что говорят вокруг, мы вполне могли.
Дрожащими пальцами я нажимаю на кнопки и открываю ленту штаба Россума. Я никогда не читаю комментарии. Уже научилась. Но сейчас я не могу удержаться. Стоит мне пробежаться взглядом по первым строкам, и у меня падает сердце. У меня на глазах количество комментариев становится четырехзначным.
«Даааа! »
«Истинную любовь не остановить! »
«Она выпрямила волосы! Так красиво!»
«Он МИЛАШКА».
«Как неловко».
«Но сексуально».
«Он мог бы и получше, евпочя».
«Ну нет, она для него слишком хороша».
«Найдите другое место».
«Посмотрите, как у нее юбка задралась, кри-инж».
Каждый комментарий для меня как пощечина. А они все говорят: о моей внешности, о моей одежде. Конечно же, есть там и пара исламофобских заявлений, как без них. Я листаю страницу вниз, но никак не могу добраться до конца: новые комментарии продолжают появляться.
Один заставляет меня замереть: «А я ведь с самого начала говорила».
С самого начала говорила?
Тут телефон начинает вибрировать.
Сообщения. Ранья из воскресной школы считает Джейми симпатичным. Серена хочет знать, нужно ли поговорить со мной о вере и сексе. Люди, которых я не видела с тех пор, как закончился учебный год, присылают потрясенные – и восторженные – смайлики.
Целующиеся смайлики.
Сообщения все приходят и приходят. Я вижу среди отправителей Шелби: она спрашивает, все ли у меня хорошо. Но большинство номеров я даже не узнаю.