Она, умничка, понимая, что дело запахло порохом, нашла великолепную, единственно верную приманку, способную задержать госпожу в особняке еще некоторое время, достаточное для того, чтобы скрыться. Хорошо, пусть бежит. Пока.
— Сударь, с некоторых пор я не верю людям, именующим себя благородными, и клятвам, в которых упоминаются честь, гордость и прочие святые вещи. И поверьте, у меня на это есть особые причины. Не клянитесь мне сердцем и шпагой, но поклянитесь своей матушкой, что сохраните в тайне все, что я Вам сейчас расскажу.
— Клянусь! — очень серьезно сказал граф.
— Ну так вот, сударь, надеюсь Вы заметили кое-какие предметы мужского гардероба, которых здесь быть не должно.
Де Вард просто кивнул.
— Этой ночью у меня был мужчина, который потребовал именно такую оплату, как Вы, сударь, и подумали, в обмен на Ваше убийство.
— Мое убийство? — искренне заинтересовался де Вард.
— Да, Ваше. Мне противно скрывать что-то, относящееся к этому делу, но тут такое количество грязи, что его хватит измазать с головой пол-Парижа. Поэтому я скажу лишь, что писала Вам и получила ответ. — Я достала первое письмо д'Артаньяна и вручила его де Варду. — И после Вашего ответа три ночи подряд принимала Вас у себя.
— Сударыня, меня у Вас не было! — испуганно возразил де Вард, держа в руках письмо так, словно оно было ядовитым.
— Подождите, я не окончила эту занимательную историю. Прошу Вас, прочтите письмо.
Граф пробежал глазами листок бумаги и сказал:
— Подписываюсь под каждым словом, сударыня, но это не я писал.
— Подождите! — мотнула я головой. — После третьей ночи, а, надо сказать, Вы приходили в темноте и уходили в темноте, ибо я ни в коей мере не собиралась Вас компрометировать этой связью, так вот, после третьей ночи я получила вот это.
И я достала помятое второе письмо. Де Вард прочитал его и отшвырнул.
— Продолжайте! — глухо сказал он.
— После этого письма я поклялась Вас убить и прибегла к помощи давно и настойчиво посещающего мой дом на правах друга моего деверя господина. Он с радостью изъявил желание отправить Вас на тот свет, но в обмен на любовь. Я пошла на это, надеясь, что Ваша кровь смоет строки этого письма в моей душе.
— Дальше!
— И вот сегодня утром, после обещанной ночи, господин заявил мне, что Вы невиновны, так как все эти милые проделки — дело его рук, но он меня прощает и считает, что я должна быть только довольна, что у меня такой пылкий поклонник. Результаты Вы видите сами. Граф, мне попросить у Вас прощения за то, что я хотела Вас убить?
Застенчивая улыбка скользнула по губам де Барда.
Он поднял второе письмо и вместе с первым порвал на мельчайшие кусочки. Бумажный мусор, из-за которого я столько пережила, отправился в камин.
— Собирайтесь, сударыня, утро сегодня прекрасное, и я предлагаю Вам завтрак за городом, подальше от всего, что здесь произошло. А завтра я уже сам напишу Вам новое письмо взамен подложных, из которого Вы все узнаете!
Как жаль, что у меня нет второго перстня с сапфиром!
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯПОПЫТКИ ГЕНЕРАЛЬНОЙ УБОРКИ
Я не открыла де Варду имени д'Артаньяна, как он ни просил. Ни в тот день, ни в последующие. Я не собиралась терять его еще раз.
Хватит придерживаться правил, принятых в приличном обществе, и прочей сердцещипательной ерунды. Это было дело только между мной и гасконцем. Кстати, не мешало, наконец, поподробнее узнать, что он за птица.
Распрощавшись после волшебного завтрака с де Бардом, я отправилась к конюшему Ришелье, графу Рошфору.
Оказывается, не потеряй я голову от любви, а больше занимайся делом, все бы знала значительно раньше. Ведь хотела же узнать все о гасконце, хотела, но откладывала, занятая любовными страстями!
Рошфор мог поведать это все, и даже больше.
— Какие новости, миледи? — встретил он меня дежурной фразой[10] на пороге своего дома.
— Лучшие из лучших зализывают раны…
— Это Вы о себе, сударыня?
— Разумеется… Кто такой д'Артаньян?
— Так, а Вы откуда знаете это имя? — встрепенулся Рошфор.
— О, значит, оно известно не мне одной?
— Ну конечно, это имя у многих на слуху, сейчас этот благородный дворянин находится на аудиенции у Его Высокопреосвященства.
Ого! Замашки великого человека в этом юном создании разглядела не я одна. Сколько же это надо насолить монсеньору, чтобы он пригласил какого-то гвардейца к себе на прием.
— Я вижу, нам есть о чем поговорить, предлагаю прогулку, мне надо нанести один визит, — проводил меня до своей кареты Рошфор. — Нас ждет горячее время, — заметил он. — Вы очень вовремя. В одиннадцать часов вечера Его Высокопреосвященство ждет агентов, работающих по линии Англии и Ла-Рошели.
— Что, Бекингэм собирает новый флот?
— Нет, король собирается самолично возглавить осаду Ла-Рошели. А Вы понимаете не хуже меня, что король не может не победить. Так что у нас еще будут плясать кровавые чертики в глазах. Отец Жозеф с большими приключениями вернулся из крепости.
— Гвардейские роты идут с королем?
— Да, кампания будет жаркая. Пора им немного встряхнуться.
— Что ж, понимаю, они как всегда будут совершать чудеса бесполезного героизма, а пахать будем мы… А потом господина Орлеанского назовут героем, а отца Жозефа презренным шпионом.
— Сударыня, откуда такие пораженческие настроения? — поднял брови Рошфор.
— Надоело все, сударь! — искренне заявила я. — У меня такое чувство, что скоро я узнаю, как земля горит под ногами. Число моих врагов почему-то неуклонно увеличивается, хотя я и не прилагаю к этому особых усилий.
— Миледи, Вы просто немного устали. Встряхните, как обычно, своей белокурой головкой и скажите «тысяча чертей!». Вам сразу полегчает.
— Тысяча чертей! Врете Вы, граф, не полегчало.
— Ну если Вы так этим озабочены, — беззаботно сказал Рошфор, — возьмите при удобном случае у монсеньора бумагу, в которой заранее одобряются все Ваши действия, и сварите врагов в супе с петрушкой. Вы же знаете, какую слабость к Вам питает Его Высокопреосвященство. Он Вам не откажет. Имей я Ваши коралловые губки и Ваши золотые локоны, все мои враги уже давно бы пересказывали свои грехи чертям, подкладывающим топливо под их котлы. Сударыня, а Вы боитесь чистилища?
— О нет, сударь, я надеюсь попасть сразу в рай.
— Каким образом? — заинтересовался Рошфор.
— Спасибо за тонкий намек на то, что я не могу быть безгрешной.
— Сударыня, в моих глазах Вы более святы, чем святая Агата, но я же не знаю мнения Господа нашего на этот счет.
— Я, сударь, собираюсь дожить до правнуков, потому что женщина, увидевшая своих правнуков, в награду попадает в рай.
Мысль Рошфора насчет бумаги была очень интересная, другое дело, что, несмотря на всю свою привязанность ко мне, Его Высокопреосвященство выдаст подобный документ только в обмен на что-то очень важное.
— Вы обещали рассказать о д'Артаньяне, — напомнила я.
— Помните того мальчишку, что мы встретили в Менге?
— Нет!
— Жаль. Это именно он. Но лошадь-то, надеюсь, помните?! Апельсиновую такую? Прелестная кляча.
— А-а, вспомнила, лошадь вспомнила! То-то он таращился на меня, словно знал не один год…
— Где? — резко спросил Рошфор.
— Да неважно, дорогой Рошфор…
— Где, сударыня? — настойчиво переспросил Рошфор.
Ну уж нет, д'Артаньяна я тебе не отдам, пока не буду убеждена, что сама не могу справиться.
— Видите ли, он примерно таким же путем, как и тогда в Менге, умудрился пробиться в друзья моего дорого брата. Так что рассказывайте.
— Господин д'Артаньян даже без рекомендательного письма заручился огромным доверием де Тревиля, который принял участие в судьбе своего земляка и устроил его в полк Дэзэссара. Д'Артаньян ждет только оказии, чтобы вступить в ряды мушкетеров. А пока он охотно принимает участие в стычках мушкетеров и гвардейцев Его Высокопреосвященства и так преуспел на этом поприще, что за очень короткий срок вывел из строя де Жюссака и отправил на тот свет Бернажу.
— Бернажу… Это того родственника конюшего герцога де Ла Тремуля, протестантского лидера?
— Да-да, когда проштрафился Кавуа.
— Я не слышала об этой истории.
— Как? Ах, да, Вы же были в Англии. Дело было около люксембургских конюшен, там, где находится зал для игры в мяч. Завязалась страшная схватка между мушкетерами и гвардейцами, главными действующими лицами которой были Бернажу и д'Артаньян. Бернажу в тот день не повезло, он был смертельно ранен д'Артаньяном и отступил к дому герцога де Ла Тремуля, где его укрыли. Накал страстей был таков, что дом герцога в азарте чуть не спалили. Шум поднялся страшный, король был взбешен и повелел узнать, кто является зачинщиком ссоры.
— А кто являлся зачинщиком?
— Мы, разумеется, — невозмутимо ответил Рошфор. — Разве Вы видели, чтобы Бернажу прошел мимо мушкетера и не попытался вызвать его на дуэль? Но дело надо было представить обратным образом. Здесь многое зависело от слов де Ла Тремуля. Он, с тех пор как обострилась проблема с гугенотами, жил полнейшим затворником, хотя я и имею сведения, что финансовые дела партии идут как раз через него.
Его Высокопреосвященство приказал Кавуа срочно отправляться к герцогу и переговорить с ним до визита де Ла Тремуля к королю, чтобы узнать его позицию и, если надо, немного ее уточнить. Дело было вечером, король вызвал герцога на утренний прием.
Кавуа послушно поехал к герцогу, но де Ла Тремуля еще не было дома, и добросовестный трудяга Кавуа спокойно отправился спать, рассчитывая, что утром выполнит приказ. Но когда он прибыл утром, выяснилось, что герцога уже нет дома, он вернулся ночью, а посланец де Тревиля упорно дожидался его и дождался.
Ранним утром герцог де Ла Тремуль отбыл во дворец, а Кавуа оставалось только локти кусать. Вся вина пала на гвардейцев, де Тревиль ухмылялся в кулак, король был снисходителен, но холоден, а Его