– И что нужно Октавии? – тихо спросил я, будто боялся, что нас кто-то услышит.
– Развитие и диалог. – Отец сделал глубокий вдох и продолжил: – Сейчас мы придерживаемся нейтралитета. Октавия не входит ни в один союз или альянс. Но, кажется, все равно повторяет собственные ошибки, да?
И правда. Я вспомнил уроки отечественной истории: то, как в 1604 году Блэзиус Ксавьер Бёрко захватил Октавию и положил начало императорской династии. Три века мы оставались в стороне от крупных конфликтов, но потом, желая расширить территории, вступили в мировые войны – на стороне Германии. Октавия помогала только продовольствием и финансами, не войсками, беря в пример политику Испании и Португалии. И все же это был позорный, чудовищный профашистский период. В учебниках эти годы прописаны сухо и кратко, верхушку, принявшую те решения, подвергли трибуналам. Октавия дорого за всё заплатила, и после поражения мировое сообщество вынудило её стать нейтральной. Да и сами Бёрко этого пожелали. Но дальше пути Октавии с другими странами сильно разошлись. И наш мне не нравился.
– Сейчас мы никого не трогаем и нас никто не трогает, – добавил отец. – Здесь свои плюсы и минусы. Но повторюсь, ресурсы не вечны, и за нами пристально наблюдают. В будущем нам нужно привлечь международные инвестиции и дать понять: мы готовы к сотрудничеству. Сейчас главный работодатель у нас – государство, соответственно, и только у чистокровных есть шанс стать высококвалифицированными специалистами. Полукровки – рабочая сила, про низших я даже не говорю. У нас столько рабочих рук в стране, столько умных голов, и они нуждаются в хорошем образовании. Если дать полукровкам совсем немного свободы, они смогут экспоненциально увеличивать экономику Октавии.
– Совет старейшин этого не понимает?
– Мы разделились во мнении. Многие не хотят ничего менять. Они вцепились в свои кресла в Совете, закрыли глаза и зажали уши. – Голос отца звучал сердито. – Совет старейшин сейчас наверху пищевой цепочки, им нет смысла что-либо менять. Они аргументируют свою точку зрение тем, что экономические взлёты это, конечно, хорошо, но если дать свободу полукровкам, то неизбежно их интересы приведут к критическим для чистокровных последствиям. – С каждым сказанным словом он словно ещё больше злился. – По их мнению, чистокровные могут потерять свои места. Им проще и безопаснее оставить всё как есть. Это бесконечный спор между двумя кардинально противоположными группами.
– А что вы, отец?
– Я, само собой, в числе тех, кто считает, что страна, как любое живое существо, должна развиваться.
– И я тоже так считаю, – твёрдо кивнул я. – Нам нужно меняться.
– Чтобы влиться в мировое сообщество, мы должны провести ряд радикальных реформ в стране.
Отец говорил гладко, но я чувствовал, что что-то не так.
– Дать права только полукровкам? – задумчиво уточнил я.
– Про низших даже разговор не ведётся. Это моментально отпугнёт всех старейшин.
Подобный ответ меня расстроил. Но я знал, что начинать надо с малого, и надеялся, что в будущем права получат все в Октавии.
– Но как всё это связано со Скэриэлом?
Отец откинулся на спинку кресла.
– Он маленький винтик в большой системе изменений. Даже появился в нужный момент. Можно сказать, что его поступление будет красивым прецедентом в глазах международного сообщества. Это докажет, что Октавия готова к изменениям и они направлены на свободу и равноправие. Именно этого и ждут от нас соседние страны. Старейшины не хотят принять тот факт, что это сыграет нам на руку и будет выгодно в долгосрочной перспективе.
Скэриэл будет марионеткой в руках Совета старейшин. Я испытывал противоречивые чувства по этому поводу. Отец был до ужаса искренен: он не хотел помочь Скэриэлу, он хотел его использовать. Выгода, не более. Скэриэл был для него маленькой, но нужной деталью, вовремя подвернувшейся под руку.
Между тем отец уверенно продолжал:
– При правильном раскладе Скэриэл Лоу может стать нашим тузом. К этому я и апеллирую. По большей части Совет старейшин согласен только на то, что им выгодно. Я обставил всё так, чтобы они поняли, что это выигрышная кандидатура для поступления. Как говорил Цицерон: «Следует не только выбирать из зол наименьшее, но и извлекать из них самих то, что может в них быть хорошего». – Он сделал паузу и проговорил: – Поступление полукровки в элитное учебное заведение – наименьшее из зол, но извлечь мы можем из этого выгоду для всей страны.
Отец взял со своего стола маленькую позолоченную фоторамку и передал мне.
– Лука хотел изменений.
– Лука?
Я узнал ту самую фотографию, на которой радостно улыбались девять молодых мужчин. В центре компании выделялось красивое и величественное лицо Лукиана Модеста Бёрко, по правую руку от него стоял Уильям Хитклиф. Мои два отца: родной и приёмный.
– Последний император Октавианской Империи. – Отец помедлил и тихо закончил: – Мой лучший друг. И теперь он покоится в склепе.
– Как и вся его семья, – тихо произнёс я.
Остался только Киллиан.
Остался только я.
Я крепко сжал фоторамку в руках, словно от этого зависела моя жизнь.
Иногда я задавался вопросом: кем бы я сам хотел быть? Готье Хитклифом, сыном банкира, или Киллианом Парисом Бёрко, сыном императора – бессонными ночами эти тревожные мысли не давали мне покоя.
– Лука, – он откашлялся и исправился, – Лукиан, Северина, Паулина и малыш Паскаль. Да, вся.
Я долго всматривался в лица на фотографии, где два моих молодых отца выглядели счастливыми.
– Слышал, что вы все были друзьями.
– Да, – улыбнулся отец. – Попробуй угадать, кто здесь кто.
Я пристально всмотрелся в знакомые лица, молодые и беззаботные.
– Вас я сразу узнал. – Я указал на молодого Уильяма Хитклифа. – Это, кажется, дядя Леона, совсем не изменился. – Я продолжал водить по снимку пальцем. – А вот тут отец близнецов. Это мистер Вотермил и мистер Дон. Остальных не узнаю.
– Остальных ты не знаешь. Рядом со мной Маркус Уолдин, отец Люмьера. Чуть подальше Рэйвен Романо и Дариус Котийяр.
Те самые две семьи, чьи фамилии Люмьер не желал называть.
– Вы похожи на одну команду.
– Да. – Отец бросил тихий смешок. – Мы были очень дружны в те годы. Во дворце нас в шутку называли «Девять достойных». Слышал что-нибудь об этом?
– Честно говоря, нет.
– Думаю, что в Академии об этом расскажут. – Он выдохнул. – «Девять достойных» – это, как ты уже понял, девять легендарных героев. Они были олицетворением идеала рыцарства в Средние века. Среди них: Гектор, боец Троянской войны. Его многие знают после прочтения «Илиады» Гомера, – перечислял он, загибая пальцы. – Великие полководцы Александр Македонский и Гай Юлий Цезарь. Предводитель еврейского народа Иисус Навин. Давид, царь объединённого царства Израиля и Иудеи. Иуда Маккавей, он руководил восстанием евреев. Король Артур, – с улыбкой проговорил он, – Сильвия точно тебе в детстве читала о нём книги.
Я охотно кивнул.
– Кто там ещё остался… Король Карл Великий, его ещё называют «Отцом Европы». И последний, крестоносец Готфрид Бульонский. Конечно, мы были не такими великими и легендарными, как они, но название за нами закрепилось.
– «Девять достойных» – это девять семей? – Я вернул фотографию.
– Да. – Отец поставил фоторамку на место, поднялся и вновь подошёл к окну. – Бёрко, Хитклиф, Уолдин, Кагер, Брум, Вотермил, Дон, Романо и Котийяр.
Все они были приближёнными императора, а сейчас состоят в Совете. Все они – кроме покойного Маркуса Уолдина – могут быть убийцами моей настоящей семьи.
Отец молча посмотрел в окно и нервно произнёс:
– Он приехал.
– Кто?
После всех этих разговоров о выгоде, винтиках и «Девяти достойных» на секунду я забыл, почему мы здесь оказались.
– Франк Лафар. Я надеялся, что он не порадует нас своим визитом. Мне нужно его встретить. Гедеону лучше тоже держаться от него подальше. – Отец поправил галстук. – Старайся не оставаться с ним наедине. Он опасен.
– Опасен для меня?
– Для всех нас. Он – доверенное лицо Совета Старейшин. С его мнением считаются. И он ненавидит полукровок и низших всей душой.
– Не проще ли закрыть перед его носом дверь?
Внезапно отец разразился низким приятным смехом. Давно я его не слышал.
– Знаешь, я бы очень хотел это сделать, – улыбнулся он. – С превеликим удовольствием когда-нибудь последую твоему совету.
Я смущённо улыбнулся в ответ. Уже в дверях отец остановился, будто бы над чем-то раздумывая, затем посмотрел на меня и спросил:
– Знаешь, что такое рокировка в шахматах?
Я помотал головой.
– Это необычный ход в партии. Движение двух фигур за один ход: главная задача – защитить короля. Выдвигаешь ладью для того, чтобы она отбивалась, но нужно это делать только если точно понимаешь, что делаешь. В противном случае можно ухудшить ситуацию.
Я не понимал, к чему он ведёт.
– Этот полукровка, Скэриэл Лоу, – печально проговорил отец, – теперь он наша ладья.
– Франк, – натянуто улыбнулся отец, раскинув руки навстречу гостю.
– Уильям! – радушно поприветствовал команданте и сгрёб отца в объятия, не переставая при этом хлопать его по плечу.
Это был высокий мужчина с короткими, уложенными назад светлыми волосами, в офицерском чёрном кителе и фуражке с кожаным козырьком и серебряным шнуром. Выцветшие серые глаза казались почти белыми, что делало взгляд довольно жутким. На груди ярко выделялся символ Октавианских Вооружённых Сил – атакующий беркут.
– Уилли, дружище, а это, должно быть, твой сын, верно?
«Уилли».
Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь обращался к отцу подобным образом, даже мама не позволяла себе такого. Вряд ли ему нравилась эта фамильярность, но он терпел, стиснув зубы.
Команданте смотрел на меня не мигая, отчего с каждой секундой становилось всё тревожнее. Он скалился в пугающей улыбке: ослепительно белые острые зубы словно были созданы, чтобы вонзаться в чью-то плоть. Я уже чувствовал: это только начало, мистер Лафар удивит м