– До сегодняшнего дня я исправно придерживалась этих правил. Или вы сомневаетесь во мне? Если вам дискомфортно, мы можем обсудить что-то другое.
Миссис Рипли многозначительно замолчала.
– Простите, если задел, – слегка смутился я. – У меня не было злого умысла.
Она кивнула в знак примирения.
– Так что вы хотели узнать?
– Я хочу спросить про извлекателей.
Её лицо дрогнуло в удивлении, но она быстро взяла себя в руки.
– Мне никто не может про них рассказать. Никто ничего не знает. Это запретная тема, полная тайн, – принялся я объяснять.
– Извлекатели – табу в Октавии, – сдержанно напомнила миссис Рипли.
– Да, верно, но я хочу знать о них. Про них так мало информации даже в сети.
Мне пришлось воспользоваться VPN, чтобы найти хоть что-то про извлекателей. Результат моих поисков был довольно скуден: несколько упоминаний в старых научных статьях, которых нигде больше в сети не найти, а значит, не прочитать, и старинная октавианская страшилка о том, что, если чистокровные дети будут плохо себя вести, их заберёт извлекатель. Он извлечёт всю тёмную материю, сделает детей низшими и оставит их в лесу, тогда больше их никто не найдёт. Я никогда не слышал об этой страшилке. Меня в детстве пугали тем, что если я не буду слушаться старших, то попаду в Запретные земли и останусь там навсегда. Скорее всего со временем октавианская страшилка пережила ряд изменений, лишившись таких опасных слов, как «извлекатель» и «извлечь тёмную материю».
– Вы знаете что-нибудь? – повторил я.
Миссис Рипли вновь сцепила руки в замок, но на этот раз движения вышли напряжёнными.
– Совсем немного.
– Это уже больше, чем ничего.
Она немного помедлила, собираясь с мыслями, и спросила:
– Извлекатели – это то, что вас тревожит в последнее время?
– Да.
– Могу я узнать, почему?
Я старался правильно подбирать выражения, но всё равно понимал, что любое слово может привести к катастрофе.
– Мне не даёт покоя мысль, что чистокровный может остаться без тёмной материи. Да, я понимаю, что существуют «гнилые» чистокровные, но вы сами сказали, что они редки.
– Извлекатели тоже редки.
Я кивнул.
– Эта тема вас будоражит? – спросила миссис Рипли, – Что вы чувствуете по этому поводу?
– Любопытство.
– Знаете, что говорят в народе? – Она серьёзно смотрела на меня.
– Что?
– Любопытство сгубило кошку.
– Думаете, меня погубит интерес к извлекателям? – Невольно я почувствовал раздражение.
– Думаю, что ничем хорошим это не закончится.
– Понял, – отчеканил я, не глядя на неё. Это с самого начала было глупой идеей. И почему я решил, что миссис Рипли что-то знает и уж тем более захочет говорить со мной на эту тему? Поднявшись, я промямлил: – Простите, мне пора…
Я уже было подумал, что на этом всё, больше она ничего не скажет, и я просто покину её кабинет, как вдруг она тихо проговорила:
– Одним из моих клиентов был извлекатель.
– Правда? – Я чуть не подпрыгнул на месте.
Она не смотрела в мою сторону.
– Я не люблю о нём вспоминать.
– Это был низший? – догадался я.
– Низшая. Да.
Извлекательница!
– Расскажите о ней. Прошу вас. Хоть что-то.
– Это так важно для вас?
– Да, – без колебаний ответил я.
– Обещаете, что не причините себе или другим вред, если я поделюсь информацией?
– Обещаю, – с жаром воскликнул я. – Клянусь.
Миссис Рипли не спеша поднялась, встала у картины «Бонапарт на перевале Сен-Бернар» и принялась внимательно её изучать, словно никогда прежде не видела.
– Я расскажу только то, что просочилось в частный научный журнал. Маленькая заметка, которой разрешили появиться. Это было много лет назад, когда ещё так пристально не следили за доступной информацией про извлекателей. – Миссис Рипли нервно откашлялась в кулак. – Возможно, эта заметка сохранилась в архиве. До широкой общественности ничего из этого всё равно не дошло.
Я уставился на неё во все глаза, смотрел жадно, внемля каждому слову.
– Мы провели мало сеансов, – помолчав, начала она.
– Что с ней сейчас? Она жива? – Я лихорадочно закидывал её вопросами.
– Я не могу этого знать. Мне не положено.
– Как она к вам попала?
– Одно время я работала на… – миссис Рипли осеклась, – на важных людей. Они тоже были заинтересованы в извлекателях. Они видели в них угрозу чистокровным.
– Эта низшая, какая она была?
Она задумалась.
– Потерянная, уставшая, загнанная.
Кулаки невольно сжались сами.
– Вы видели её силу? Она извлекала материю?
– Её руки были за спиной, в тяжёлых браслетах. Она с трудом сидела, настолько была измученной.
– Как её звали? – Жажду запретного знания всегда нелегко унять, и это был тот самый случай. – Сколько ей было лет?
Я понимал, что миссис Рипли не ответит на все мои вопросы, но надеялся, что хоть что-то пойму.
– Мне не разрешалось знать её настоящее имя.
– Как вы её называли?
– В её досье было написано, что её можно звать Седьмая.
«Седьмая».
– Думаете, она была седьмым извлекателем в Октавии?
– Я предпочитаю об этом не думать. За разговоры про извлекателей… – она замолчала.
– Что за это будет?
– Это не одобряется.
Октавия представилась мне здоровенным зверем, полностью состоящим из тёмной материи, совсем как лев Гедеона. И эта опасная махина безжалостно сжирала полукровок, низших, гнилых, извлекателей, переносчиков, чистокровных, осмелившихся задавать неудобные вопросы, – всех подряд. Все мы рано или поздно попадём в пасть этого чудища. Как его остановить? Я видел только один ответ. Присмотритесь! На спине чудища сидел Совет старейшин вместе с команданте Отдела Миграции Полукровок и Низших. Они все указывали пальцем на того, от кого надо избавиться. И тёмная материя, этот зверь, пожирал несчастного, заглатывая живьём.
– О чём теперь вы задумались, мистер Хитклиф?
Это чудище надо остановить любой ценой.
– Что будет с Октавией, если у чистокровных пропадёт тёмная материя?
– Такого не случится, – уверенно проговорила миссис Рипли.
– Давайте просто представим, – не сдавался я. – Что будет?
Она зажмурилась, словно от головной боли.
– Начнётся хаос.
– Вы думаете, что полукровки и низшие могут напасть на нас? Начнутся столкновения?
– Нет, так далеко не обязательно заходить. Чистокровные, потерявшие силу, лучше справятся с этим.
– С чем?
– С саморазрушением. – Миссис Рипли грустно улыбнулась. – Уроборос, змей, кусающий себя за хвост. Сначала чистокровные поглотят друг друга.
Чудище из тёмной материи укусит себя за хвост и так доберётся до Совета старейшин с команданте Лафаром, восседающим на его спине.
Больше она не сказала ни слова. Как бы я ни задавал вопросы про извлекателей или гнилых чистокровных, она переводила тему или открыто заявляла, что на сегодня всё, она не будет говорить об этом. Дальше наша встреча пошла в привычном русле: мы затронули тему вступительных экзаменов и обучения в Академии Святых и Великих.
Уже прощаясь у дверей, я произнёс:
– Вы спросили меня в начале сеанса, кем я вас вижу.
– И кем же, мистер Хитклиф? – Она подпёрла изящным плечом дверной косяк.
– Сейчас я вижу в вас союзника.
Миссис Рипли улыбнулась, хотя я видел, что наш сеанс её знатно вымотал.
– Я рада, что мы пришли к этому статусу. Судя по вашей интонации, это довольно шаткое положение.
– Ваш статус будет зависеть от того, – нехотя признался я, – передадите вы моему отцу наш сегодняшний разговор или нет.
– В моих интересах оставаться вашим союзником как можно дольше.
Обернувшись в холле, я произнёс:
– Я не кошка. И тем более не кот.
– Простите? – Она растерянно уставилась на меня.
– «Любопытство сгубило кошку». Так вот, я не кошка. Я беркут. Меня не сгубить.
И, не дождавшись её ответа, я на ходу бросил:
– Доброго дня, миссис Рипли.
– Доброго, – всё также растерянно добавила она, – мистер Хитклиф.
Вычитав на запрещённом сайте, что во время правления Бёрко в стране существовал Благородный легион – элитное воинское формирование, состоящее из чистокровных, – я не мог отделаться от мысли, что кто-то из моих предков явно вдохновлялся Священным отрядом из Фив. Было бы забавно, узнай я, что в Благородный легион тоже набирали храбрых мужей, готовых отдать друг за друга жизнь. Я тихонько посмеялся себе под нос от одной только мысли.
Октавианцы, подобно фиванцам, давали присягу верности, а также использовали литанию, способную успокоить и придать сил перед сражением.
«Я бьюсь не за себя, я бьюсь за Империю», – говорил один из них на поле боя.
«Я бьюсь не за себя, я бьюсь за Бёрко», – отвечал ему второй.
Задумавшись, я вновь неосознанно крутил на пальцах ручку – трюк, которому недавно научился у Оливера, – и воображал себя одним из легионеров. Смог бы я отдать жизнь за другого человека? А за страну?
Они веками преданно служили императорской династии, но всему приходит конец. Часть солдат погибла во время переворота; выжившие примкнули к Совету старейшин и, сменив название, стали гвардейцами. Есть ли у них сейчас эта литания? Наверное, уже нет, ведь они больше не бьются за Бёрко.
«Раньше легионеры принадлежали твоей семье, – тяжело вздохнул Люмьер, когда впервые упомянул их. – Их сердца бились ради Бёрко. – И горько добавил: – Лучшие из лучших. А теперь они служат старейшинам…»
Я скептически отнёсся к его словам, но вслух ничего не сказал. Иногда казалось, что Люмьер жил воспоминаниями о прекрасном прошлом и тешил себя будущим, в котором Империя непременно должна возродиться из пепла благодаря мне. Не хотелось с ним спорить, но я всё больше приходил к выводу, что Люмьер слишком юн, чтобы тосковать по Октавианской империи. Он её попросту не помнил. Скорее всего, он тосковал по своему доблестному отцу, который неразрывно был связан с Империей, а потому Люмьер так жаждал вернуться в те времена.