– Я бьюсь не за себя, я бьюсь за Империю, – несколько раз твёрдо проговорил я, вслушиваясь.
Хотелось верить, что я правда мог биться за Октавианскую империю – мифическую страну, к которой мало что испытывал, но с которой меня многое связывало.
Отложив ручку в сторону, я сконцентрировался на тёмном пламени, появившемся на ладони. Люмьер советовал тренироваться каждый день, но у меня уже крыша ехала от ненавистных треугольников и стрел. Я хмуро уставился на огонёк.
Это то, что позволяет мне быть чистокровным. То, из-за чего я должен чувствовать себя важнее полукровок и низших. Крепко сжав кулак, я ударил по поверхности стола – спасибо, ребро сразу напомнило о себе, – да так, что ручка подскочила. Я важнее, чем полукровки и низшие? Кто, чёрт возьми, это придумал?
– Какая чушь, – сердито прошептал я себе под нос.
Оставшись без тёмной материи, кем я буду? Останусь таким же важным для Октавии чистокровным? Или стану низшим? Где грань, что разделяет нас? Кто вообще вправе нас делить? Я злился, только думая об этом. И всё же мне не давала покоя одна мысль.
Кем я буду без тёмной материи? Извлекателем? Гедеон говорил, что извлекатели – низшие. Реже полукровки. Но я – чистокровный, способный отбирать тёмную материю. Почему именно я? Это божий замысел или я не более чем ошибка природы?
Я уставился на свои руки.
«А если забрать материю у чистокровных… – лихорадочно пронеслось в моей голове, – кем будут они?»
Представить страну без тёмной материи было так приятно, что я даже на миг улыбнулся. Все равны, все едины. Никто больше не выделяется, никто не кичится силой. Никаких контрольно-пропускных постов, криков: «Чернокровки!» – и задранных носов чистокровных, упивающихся своим положением.
Как я раньше не пришёл к этой мысли? Октавия, у жителей которой я мог бы забрать тёмную материю… Какой она будет? Быть может, я ради этого и появился на свет?
Я нервно поднялся. Пальцы рук слегка дрожали. Мысли захватили меня с головой.
Что если извлечь тёмную материю из всех чистокровных? Забрать её навсегда.
Октавия, где все равны. Реальна ли она?
– Нужно тренироваться не только создавать материю… – тихо произнёс я.
На ладони вновь появился маленький огонёк; теперь я с улыбкой наблюдал за тем, как подрагивают языки пламени. Я медленно сжал кулак и с удовольствием затушил огонь.
– Не только создавать, всё верно, – кивнул я самому себе, – но и извлекать её, отнимать.
Это было словно озарение, как будто нашёлся способ решить все проблемы разом.
Осознание собственной силы захватило меня. Возможно, впервые ко мне пришло чёткое понимание, что дальше делать.
– Я бьюсь не за себя, – крепко зажмурившись, уверенно произнёс я. – Я бьюсь за равенство.
В Академии Святых и Великих обучали уплотнению материи – с помощью этой силы Гедеон периодически разносил наш дом. Но брат, в отличие от меня, ещё до поступления управлял материей на хорошем уровне и вполне мог перевернуть стул или выбить окно. Я не был уверен, что хочу владеть этой способностью. Впрочем, я и извлечением не горел желанием владеть. Но теперь, хочу того или нет, у меня нет другого выбора. Октавия погрязла в распрях и угнетении своего народа, превратилась в настоящую тиранию. Я заберу всё у Совета старейшин и любого, кто встанет на моём пути, если это поможет добиться равенства. Французская революция подала мне хороший пример. Чистокровные могут и должны желать равных прав для всех. Если во Франции они смогли объединиться с полукровками, чтобы свергнуть власть, может, и у меня такое получится. Но смог бы я заручиться поддержкой местных полукровок?
«…Глубокое отвращение к тирании, ревностное сочувствие к угнетённым…» – так, кажется, говорил Максимилиан Робеспьер, чистокровный французский революционер. Главное только обойтись без гильотины. Мне ещё пока дорога моя голова.
Люмьер прав. Нужно тренироваться. Я положил учебник по истории Октавии на край стола. Не знаю, как Гедеон это делал, но мне хотелось во что бы то ни стало поднять учебник, не притрагиваясь к нему. Появилась тёмная материя, – я уверенно направил её, – но на этом сила иссякла. Как я ни старался – тщетно. Учебник не сдвинулся ни на сантиметр. Да что уж там. Ни на миллиметр.
– Да как Гедеон это делает?! – раздражённо взвыл я.
Следующие полчаса я как умалишённый бился над тем, чтобы приподнять учебник. Под конец тренировки меня можно было выжимать, так я вспотел и вымотался. По разгорячённому виску скатилась капля пота, рука горела от перенапряжения, как будто я без перерыва занимался силовыми упражнениями. Да и больное ребро не давало покоя, хоть мистер Дон и говорил, что мой молодой организм быстро идёт на поправку. Разминая кисть, я в ужасе думал о том, что если так будет продолжаться, то о поступлении в Академию не может быть и речи.
Тёмная материя словно чувствовала, что я мысленно отторгал её, а потому не спешила покоряться.
Я вновь направлял материю, но тёмный сгусток, столкнувшись с книгой, рассеивался, подобно дыму. Так прошло ещё минут двадцать. Я был на пределе. Хотелось не только приподнять учебник, но и отшвырнуть уже и письменный стол в придачу. Желательно сразу в окно.
«Подчинись, – мысленно приказывал я. – Ты моё продолжение, ты второе я!»
И, о чудо! Не знаю, как так вышло, но материя еле заметно уплотнилась – я боялся всё испортить, а потому, кажется, задержал дыхание, – и, когда учебник сдвинулся на самую малость, в дверь постучали.
– Господин… – громко начала было Сильвия.
От испуга я резко дёрнул рукой, и учебник отбросило прямо в стену, рядом с дверью, да так сильно, что раздался мощный удар. Я потрясённо уставился на порванный корешок книги, теперь лежавшей на полу.
– …Готье, – закончила за дверью Сильвия. Помолчав, она неуверенно спросила: – Вы в порядке?
– Да, всё в порядке!
– Что это был за шум? – Сильвия взялась за дверную ручку, та угрожающе двинулась. – Могу ли я войти?
– Нет! – крикнул, поднимаясь. – Я не одет.
– Хорошо, – произнесла она, отпустив дверную ручку. – Обед подан, пожалуйста, спускайтесь.
– Буду через пару минут. – С этими словами я закинул испорченный учебник в ящик стола и направился в душ, мечтая поскорее забыть о боли в ребре.
Неужели тёмная материя подчинилась? Мне не верилось.
Вернувшись после обеда в комнату, я увидел Скэриэла, вальяжно развалившегося на кровати. На ноутбуке была опасно открыта вкладка с запрещённым сайтом – и как я позволил этому случиться! – который я до этого читал. Ящик стола был выдвинут. Книги там не оказалось.
– Что это за легион? – с интересом спросил он, указав на экран ноутбука.
– Да так. – Я пожал плечами и уклончиво ответил: – По истории надо было. – Я торопливо закрыл ноутбук.
Я вдруг вспомнил, как Франк Лафар так же нагло разглядывал мои вещи, и почувствовал острое желание скрыть от Скэриэла всё, что я смог узнать о Благородном легионе. И это желание мне не понравилось. Мы заметно отдалились, и это меня терзало.
– А это тоже по истории надо? – Не сдержав смешок, он вытянул из-за спины испорченный учебник. Да, я перестарался. Учебник выглядел плачевно. Пришлось признаться:
– Не рассчитал силы.
– Для чего? – улыбнулся Скэриэл, поднимаясь с кровати. – Для чтения параграфа?
– Тренировался с тёмной материей.
И тут до меня дошло. Скэриэл, – полукровка, – тоже ею владел. Быть может, он такая же ошибка в системе, как и я.
– Помнится, я обещал с тобой тренироваться.
– Да, но… – растерянно проговорил я. – Как ты себя чувствуешь? Твоя рана?..
– Более-менее, – кивнул он, поднимаясь. – А ты как?
– В порядке, – нерешительно бросил я, не зная, куда деть руки. Находясь в последний раз в этой комнате, я, кажется, раскис, прежде чем вломился Гедеон. Ну и как себя вести после того, как Гедеон чуть не задушил Скэриэла?
Он подошёл ближе и теперь с интересом рассматривал моё лицо, как будто заново изучал его. Я смущённо улыбнулся, испытав чувство дежавю.
– Иногда мне кажется, что ты очень меняешься, пока мы не видимся, – внезапно серьёзно проговорил он, нахмурив брови.
Я хотел было по привычке начать оправдываться или уклониться от ответа, но тут, неожиданно даже для себя, согласился.
– Мне тоже так кажется. – Я помедлил. – Ты тоже меняешься. И пропадать стал чаще. – Я надеялся, что это всё же не звучит как упрёк.
– Верно, – медленного кивнул он.
Я молчал, наблюдая за ним.
– Но это ведь ничего не меняет, всё равно останемся «мы»? – обеспокоенно спросил Скэриэл. – Несмотря ни на что?
– Да. – Я улыбнулся. – «Мы». Несмотря ни на что.
Но он всё не сводил с меня взгляда, и там читалось что-то, что я не мог понять. С тяжёлым сердцем я опустился на кровать, и он тоже снова присел рядом, чуть сгорбился.
– Жаль, что теперь мы так редко видимся, – наконец проговорил он. – Хотел бы я вернуться в то время, когда зависал у тебя почти каждый день.
Вздохнув, я коснулся его плеча, сжал пальцы. Хотел ответить, искал слова, но чувствовал где-то глубоко в душе, что не найду. Мы оба уже не те. Что-то изменилось и продолжало меняться. Наши отношения не будут такими, как прежде. Я больше не хочу быть тем Готье, которого он встретил у музея и которого постоянно… опекал?
Скэриэл нехотя отстранился первым, кажется, чувствуя моё состояние.
– Что там с тренировкой, легионер? – спросил он, медленно расправляя плечи.
– О, хочешь вступить со мной в Благородный легион? – шутливо спросил я, радуясь тому, что мы нашли тему для разговора.
– А какие требования?
– Быть верным, храбрым, – задумчиво протянул я. – И знать литанию.
– Литания? – Левая бровь Скэриэла поползла вверх.
– «Я бьюсь не за себя, я бьюсь за Империю», – с улыбкой проговорил я, положив руку на сердце.
– А-а-а. – Скэриэл махнул рукой на ноутбук. – Видел, читал.
– Ну так что? – Я поднялся, отошёл на пару шагов и встал в позу, будто собирался участвовать в дуэли. Шутливое предложение присоединиться к игре.