Как мне быть?
– Он ведь жив, верно? – нерешительно уточнил Люмьер.
– А?
– Скэриэл ведь жив? Гедеон со своими попытками придушить его…
– Скэриэл? – перебил я. – Да, но…
– Никаких «но», – горячо прервал меня Люмьер. – Не отвлекайся. Пожаловаться на Гедеона ты всегда успеешь, а вот потренироваться со мной – нет.
Я поджал губы, шумно выдохнул через нос и нехотя согласился.
– Вот и славно, Готье, – заключил Люмьер и ускорил шаг.
«Урок третий: тебе всё-таки придётся воспользоваться тёмной материей, чтобы защититься».
Теперь я буду защищаться.
– Люмьер! – позвал я его у самых ворот клуба.
Он обернулся. Я подошёл ближе, крепче сжал лямку рюкзака и пристально посмотрел на него.
– Киллиан, – твёрдо проговорил я. – Отныне зови меня Киллианом, когда мы наедине.
Голос звучал властно, требовательно, совсем не так, как я привык говорить. Это был мой первый приказ. Люмьер застыл в нерешительности – на секунду я подумал, что он сейчас поднимет меня на смех, – затем еле заметно поклонился, приложив кулак к груди. На его лице блуждала слабая улыбка. Весь его вид словно кричал: «Наконец-то! Я так долго этого ждал!»
– Да, мой принц, – с почтением произнёс он.
Резким движением Люмьер выбил шпагу из моей руки. Та с лязгом отлетела в сторону. Я чуть было не выругался вслух. Следовало признать: Люмьер бесподобен в фехтовании. Я попросту не поспевал за ним. Весь мой мир сейчас сузился до стен тренировочного зала, никогда прежде я не желал чего-то так страстно: покорить собственную шпагу, победить на дуэли. Будто нет на свете важнее целей, чем эти. И даже боль в ребре отступила на задний план.
Люмьер стоял напротив меня в белом стёганом костюме. За чёрной сетчатой маской смутно угадывались знакомые черты лица, но я был уверен, что сейчас он хмурится. Голос его звучал спокойно, но в тоне сквозили едва уловимые нотки неодобрения. Он уже битых полчаса настаивал на окончании тренировки. Люмьер не был готов к тому, что я упорно буду стоять на своём. Я и сам от себя подобного не ожидал.
Тяжело дыша, я бросил на Люмьера испепеляющий взгляд. Не буду лукавить, сейчас я его ненавидел. Меня раздражало буквально всё: то, как непринуждённо он стоит в боевой стойке, как быстры его атаки, как уверенно он двигается. И, само собой, как метко комментирует все мои промахи.
– На сегодня хватит. Ты устал и не можешь удержать шпагу.
Сняв маску, левой рукой я торопливо вытер со лба пот. На правой была перчатка, которую нестерпимо хотелось стянуть, но она являлась обязательной частью экипировки. Моё тело предательски подводило. Я знал, что могу лучше, желал этого больше всего на свете, но меня всего трясло от усталости. Прочистив горло, я требовательно проговорил:
– Ещё раз.
– Киллиан, – он помотал головой, – ты еле стоишь. Мы должны были сегодня отработать только стойку и выпады. Я не планировал серьёзно биться с тобой.
Киллиан. Было непривычно слышать это имя в свой адрес. Тем не менее я должен принять его, как и своё прошлое.
– На этом стоит закончить. – Люмьер опустил шпагу.
Он говорил, что нельзя наводить конец шпаги на человека без маски. Таковы правила фехтования.
– Ещё раз. – Натянув маску, я пригладил язычок под шеей. Люмьер молча наблюдал за тем, как я через силу доковылял до места, куда отлетела шпага, подобрал её и, повернувшись, отрывисто произнёс: – Я готов.
Все мышцы были напряжены, ребро кололо, но рука – она практически горела, стоило мне вновь взяться за шпагу. Сжав рукоять крепче, я сделал взмах, разминая ноющую кисть, и внутренне чуть не закричал от острой боли. Сжав губы, я глубоко вдохнул через нос.
Люмьер устало выдохнул и встал в позу: правая стопа вперёд, левая повёрнута под углом в девяносто градусов, – согнув колени, он равномерно перенёс вес тела на обе ноги. Я встал напротив него и повторил боевую стойку. В правой руке у него была шпага, направленная на меня; левая – чуть приподнята. Люмьер рассказывал, что по одной из версий необходимо держать так левую руку, потому что раньше дуэли были запрещены и проходили по ночам. В левой руке держали фонарь, освещая всё вокруг, а в правой – шпагу. Звучало неубедительно. Так же неудобно! Я мигом представил, каково мне было бы держать в левой руке тяжёлый фонарь, и скривился. По другой версии, стойка с приподнятой левой рукой позволяла уравновесить корпус, встать к противнику боком, тем самым сузив зону поражения. Эта версия мне нравилась куда больше, звучала правдоподобно. Моя левая рука не выдержала бы дополнительного веса.
Я поднял шпагу в его сторону. От плеча до кончиков пальцев всё ныло, но я постарался собраться. Мне жизненно необходимо было попасть в Люмьера. Хоть один чёртов балл. Я что, так много прошу? Всего раз дотянуться и кольнуть его в грудь или в живот. На худой конец в бок.
– Левая рука, – указал он, – ты опять про неё забыл.
Я приподнял левую руку, свесив кисть к голове. Чувствовал, как все мышцы напряжены, буквально пронизаны болью. О существовании некоторых мышц я не знал до сегодняшнего дня. Завтра не смогу встать с постели, это уж точно.
Мы разминались целый час перед тем, как приступить к отработке стойки и выпадов, но это, само собой, не помогло бы мне достичь уровня Люмьера. Он был на четвёртом курсе, а до этого учился в Пажеском корпусе. У меня не было шансов против него, но я не мог закончить этот раунд полностью разгромленным. Не в его глазах.
– Ты вымотался, – хлёстко прокомментировал Люмьер, наступая.
Я сделал шаг назад, затем два вперёд и резкий – как мне казалось – выпад, но Люмьер отскочил. Я двигался преступно медленно, в то время как он словно в два раза быстрее. Мы скрестили шпаги, периодически слышался громкий, пронизывающий нутро лязг клинков. Я старался отбивать атаки Люмьера, но видел, как он сдерживает себя, чтобы не нанести мне вред. Это до чёртиков злило. Он не воспринимал меня всерьёз.
– Контролируй эмоции, – продолжал он поучительным тоном, от которого меня всего выворачивало. – Ты должен видеть, чувствовать соперника, заранее продумывать ход, чтобы отбить или ударить первым. Это как в шахматах. Ты ведь хочешь победить?
Я бы хотел, чтобы он замолчал.
Только и оставалось, что удивляться, как он мог одновременно так слаженно говорить и легко двигаться. В голове всё было словно из ваты. О каком продумывании ходов он говорил? Я еле держался, чтобы не рухнуть, но не мог в этом признаться даже самому себе.
В какой-то момент я сделал неудачный выпад, понадеялся, что пронесёт, но оступился – чёрт возьми, всё к этому шло, ступни были словно из свинца, а ребро обжигало болью, как будто я только вчера получил ушиб, – и грузно упал, приложившись маской об пол. Ударился не так сильно, как если бы приложился головой, но всё равно мне досталось. Шпага третий за тренировку раз вылетела из рук. Я так и лежал, не в силах встать, только медленно, пыхтя, перевернулся и с большим удовольствием снял маску, а затем стянул ненавистную перчатку. И, не глядя, отбросил её куда подальше.
– Киллиан? Как ты? – Люмьер встал надо мной. Он тоже снял маску, бережно держал её в левой руке, так что теперь я мог видеть, что его лицо слегка покраснело, а волосы взлохматились. – Что-то болит?
– Ага, – выдохнул я еле слышно. Не думал, что он услышит.
– Что? – Люмьер присел на одно колено, отложил в сторону шпагу и испуганно начал меня осматривать.
– Моя гордость, – разочарованно проговорил я.
Он на секунду застыл, а потом рассмеялся.
– Ничего смешного нет, – пробурчал я, зажмурившись, чтобы не видеть его веселья.
– Прости. А чего ты ожидал на первой тренировке?
– Что хотя бы не упаду на дуэли…
– Ты забыл про стойку. Вес тела надо удерживать на двух ногах, а ты опять перенёс всё на одну.
– Ты… – помедлив, нехотя произнёс я. – Ты ведь не расскажешь об этом Гедеону?
– Гедеону? Нет, конечно!
– Правда? – недоверчиво спросил я, уставившись на него снизу-вверх.
– Да он меня убьёт за то, что я слишком рано вручил тебе шпагу, – проворчал Люмьер. – Оно мне надо?
Это было слабым утешением, но я смог улыбнуться в ответ. Люмьер бодро похлопал меня по плечу.
– Не переживай, Гедеону ничего не скажу. Мне кажется, он считает тебя уж совсем беспомощным ребёнком. Как, – Люмьер задумался и добавил: – Как Габриэллу.
– Спасибо. Это сейчас очень облегчило моё положение. – Я продолжил без тени обиды: – Теперь я чувствую себя ещё более слабым и ни на что не годным.
– Я не это имел в виду.
– Забудь. – Я вяло махнул рукой, продолжая лежать.
Вставать совсем не хотелось. Можно было остаться здесь, на полу, до вечера. Желательно, всё так же не двигаясь. Я представлял, какое мучение ждёт меня завтра. Наутро я не смогу подняться с кровати. Если, конечно, до неё сегодня доберусь.
– Ты знал моего отца? – внезапно спросил я. – Не Уильяма Хитклифа. А того, настоящего.
Люмьер долго молчал, прежде чем ответить. Повернувшись в его сторону, я уже думал повторить вопрос, когда он сказал:
– Мне было слишком мало лет, чтобы знать его достаточно хорошо.
– И всё же ты предан ему.
– И тебе, мой принц. Я предан всей династии Бёрко. – Люмьер неторопливо уселся рядом.
– Принц, – прошептал я, словно пробуя слово на языке, и горько усмехнулся. – Ни на что не годный принц. Не повезло нашей стране. Могли бы найти кого-нибудь получше.
– Не говори так.
– Это сущая правда, Люмьер. Давай уж начистоту.
– Ты только в начале своего пути, – как ни в чём не бывало произнёс он.
– И уже успел тебя разочаровать.
– Это не так, – твёрдо отчеканил Люмьер. – Я не потерплю подобных высказываний в сторону Бёрко, даже если это говорит один из них.
– Тебе не кажется, что это слишком фанатично? – ляпнул я и сразу прикусил язык. – Прости…
– Так вот ты какого обо мне мнения. Всё в порядке. Этот, как ты выразился, фанатизм поддерживал меня на протяжении всей жизни. И я называю это верностью и преданностью. А ты кому-нибудь предан, Киллиан?