Мы с Оливером и Леоном переглянулись, но промолчали.
– Оскар и сам бы хотел быть с ней в паре, она ведь отличница, – ядовито парировал Люмьер, – да вот только Энфис не захотела.
– Энфис и с тобой бы не захотела, но через тебя удобно заполучить Гедеона.
К нашему всеобщему удивлению, Люмьер расхохотался.
– Кого-то она мне очень напоминает, – довольно произнёс он.
Оливия плотно сжала губы и в целом выглядела так, словно сейчас набросится на кого-нибудь из них и растерзает. Мы втроём, – я, Леон и Оливер, – на всякий случай отступили на шаг.
– Ей нравится Гедеон? – невинно спросила Оливия, но её голосом можно было резать металл.
– Она влюблена в него с первого курса, – ответил Оскар.
– А Гедеон? – тихо спросила Оливия, затаив дыхание.
– А Гедеону нравится только учиться, – Оскар пожал плечами.
– И фехтование, – добавил Люмьер.
– И власть, – проговорил Оскар
– И… – начал было Люмьер
– И возможность надрать вам зад, если вы не прекратите обсуждать со всеми мою личную жизнь, – холодно прервал их Гедеон, спускаясь по лестнице.
Габриэлла, – как мы все надеялись, – выполняла домашнее задание в своей комнате, а значит, не могла больше нам помешать. Не в ближайший час. Да и прислуги дома не было, как и отца. Мы расположились в гостиной, предчувствуя сложный и долгий разговор.
– Значит команданте посетил вас, – скрестив руки на груди, подвёл неутешительный итог Люмьер.
Он прислонился к стене между высоким книжным шкафом и позолоченной картиной с канарейкой в клетке. Картину нарисовала мама ещё до того, как узнала о заболевании. После неутешительного диагноза ей пришлось отказаться от красок, холстов и мольберта. Мама так быстро теряла силы, что в скором времени не могла даже держать вилку. С её уходом мы долго пытались собраться с силами, чтобы разобрать её вещи, которые частями хранились на чердаке. Только на днях Гедеон нашёл там картину и повесил в гостиной.
Люмьер обвёл всех нас испытующим взглядом.
– Франк Лафар вызывал вас к себе? – обеспокоенно уточнил Оскар.
Он стоял у кресла, засунув руки в карманы студенческих брюк, и вглядывался в наши лица, словно ответ был написан у нас на лбах. Мы – Леон, Оливия, Оливер и я – уместились вчетвером на диване, тесно прижавшись друг к другу, будто только что вылупившиеся птенцы в гнезде, и нервно переглянулись. Замявшись, я ответил:
– Он навестил меня и Леона дома, а близнецов – в конюшне.
– Мистер Лафар с Оливией почти не общался, только со мной, – уточнил Оливер.
– Значит всё вышло на новый уровень. – Оскар задумчиво нахмурил брови.
– Команданте навестил и меня, – добавил Гедеон, сидя в кресле и смотря непроницаемым взглядом куда-то между мной и Оскаром.
Я удивлённо вскинул брови, но брат больше ничего не сказал.
– Ты не говорил об этом, – произнёс Оскар с мягким укором и обратился к Люмьеру: – Ты знал?
Уолдин помотал головой. Он продолжал буравить нас всех тяжёлым взглядом.
– Теперь сказал, – сухо бросил Гедеон. – Он приходил на прошлой неделе.
– Угрожал? – Всё внимание Оскара теперь было приковано к Гедеону.
– Искусно выпытывал, почему я написал письмо в поддержку полукровки, и намекнул, что в Совете старейшин такое не одобрят.
– Ещё бы, – хмыкнул Оскар. – Небось уже донёс Верховному Сизару.
– Фредерику Лиру? – охнул Леон, на что Оскар кивнул.
Повисло тревожное молчание, и никто не решался прервать его первым. Оливер рядом со мной громко шмыгнул носом. Я ободряюще положил ладонь на его плечо и слегка сжал. Он благодарно посмотрел на меня и слабо улыбнулся.
– И что мы имеем на данный момент… Мистер Лафар навестил всех, – заключил Люмьер, – кто написал сопроводительное письмо.
– Это плохо? – нервозно спросил Оливер, сжимая руку сестры. Та нежно гладила его по ладони кончиками пальцев.
– Как тебе сказать, – начал Оскар; он устало потёр переносицу, выдохнул и наконец произнёс: – Мистер Лафар из тех, кто с радостью высек бы большими буквами всем октавианцам на груди «Чистота крови – чистота помыслов» в качестве напоминания.
– Всё очень пло-охо, – протянул Оливер, безнадёжно опустив плечи.
– Хорошего мало, – согласился Люмьер. – Что вы ему сказали?
– Честно признались, что дружим со Скэриэлом и хотим вместе учиться, – ответил Леон. – Больше нам сказать было нечего.
– А ты что сказал? – спросил я у брата.
Гедеон раздражённо бросил, не глядя:
– Сказал, что вижу потенциал.
– Теперь вы все у него на мушке. Чёрт, – выругался Люмьер, и, задумавшись, проговорил: – Я виделся с ним однажды в Пажеском корпусе в Септентрионе. Он выступал с отвратительной речью, откровенно врал, что покойный император Бёрко только за чистокровных, что он хотел очистить Октавию от низших, и низшие это не более, чем зараза, которую нужно искоренить.
– Больной ублюдок, – зло прошептал Гедеон.
Люмьер в свою очередь осуждающе произнёс:
– Он нацист и даже почти не скрывает этого, просто называет чуть другими словами и оправдывает чуть другими вещами.
– Лафар гордится своими взглядами. – Поморщившись, Оскар прошёл к креслу и сел напротив Гедеона. – Не просто так он на своей должности и в фаворе у Совета.
Все снова замолкли.
– Что он может нам сделать? – ровно спросила Оливия. Со стороны казалось, что она держит себя в руках, но каждый, кто знал её чуточку лучше, заметил бы и едва заметную дрожь пальцев, и чуть поджатые в задумчивости губы. Не такие уж они с Оливером были и разные.
– Команданте – приближённый к Верховному Сизару, – ответил Гедеон.
Отец упоминал это, но я не думал, что всё так серьёзно.
– Верховный Сизар… может нам навредить? – с опаской предположил я.
– Что ты о нём знаешь? – спросил Гедеон, и не дождавшись моего ответа, обратился ко всем сидящим на диване: – Что вы о нём знаете?
– Фредерик Лир состоит в Совете старейшин, – чётко ответил Леон, словно был на уроке в лицее.
– Он им руководит, – поспешно добавил Оливер.
– Фредерик Лир считает, что полукровок и низших нужно поставить на учёт, отгородить от чистокровных, отслеживать их численность, – отчеканила Оливия. – Они с мистером Лафаром придерживаются похожих взглядов.
– Откуда ты всё это знаешь? – слегка опешил Оливер, но сестра не ответила.
– Оливия права, – мрачно подтвердил Гедеон. – Будьте с ним осторожны. И мистер Лир, и мистер Лафар очень опасны. И у них есть…
– Власть, – закончил Оскар.
– Что ещё хуже, у них есть единомышленники, – сердито добавил Люмьер.
Мы с Оливером переглянулись.
– Фредерик Лир был советником последнего императора Октавии, – тихо сказал я, вспомнив лекцию по гражданскому воспитанию в начале года.
Гедеон сосредоточил на мне взгляд, от которого перехватило дыхание.
– Ему было выгодно свергнуть императора, – как бы между делом проговорил Люмьер.
– Люмьер! – рявкнул Гедеон.
– Они должны знать!
– Ты не можешь просто так вываливать на них свои домыслы! – Оскар повысил голос.
– Ты прекрасно знаешь, что это никакие не домыслы, – едко возразил Люмьер.
– Замолчите оба, – отрезал Гедеон, жмурясь словно от головной боли.
– Что всё это значит? – Я озадаченно посмотрел сначала на Гедеона, затем на Люмьера.
– Верховный Сизар, наш уважаемый мистер Лир, не был согласен со многими предложениями Бёрко, – проговорил Гедеон.
– Он считал, что иногда предложения императора, мягко говоря… – Люмьер отошёл от стены и неторопливо прошёлся по комнате. Мы все неотрывно следили за ним.
– Противоречивые, – Гедеон тяжко вздохнул.
– Сомнительные, – добавил Оскар.
– Еретические, – невозмутимо закончил Люмьер и встал в центре гостиной, напротив нас.
– Еретические? – непонимающе переспросил я.
– Мистер Лир считал, что предложения императора идут вразрез с официальными взглядами Октавии и Бога. А Бог хотел, чтобы чистокровные были во главе угла. Или так хотел нацист Лир, поди их разбери. У него точно комплекс бога.
Я знал, что всё очень плохо, но чтобы настолько… Октавия сейчас в руках чудовища.
– Отец сказал, что слухи о поступлении полукровки в Академию Святых и Великих стали известны некоторым родителям. Они хотят забрать документы и перевести учеников, – проговорила Оливия, смотря прямо перед собой. Казалось, она обращается ко всем и ни к кому конкретно.
– Туда им и дорога, – недовольно цокнул языком Оливер.
– Это только начало, – угрюмо заметил Гедеон, смотря прямо на меня. – Скоро весь Ромус будет гудеть из-за поступления полукровки. Готовьтесь столкнуться с последователями Верховного Сизара и команданте среди своих однокурсников.
– А что его сын? – спросил я, стараясь игнорировать взгляды брата. – Кажется, его зовут Эллиот. Мы виделись с ним на приёме. Он тоже поддерживает взгляды отца?
– Эллиот Лафар? – уточнил Оскар, вспоминая приём. Он приехал тогда среди последних гостей прямо к банкету.
– Боже, со спины я решил, что это девушка, – воскликнул Люмьер, тихо посмеиваясь. – Ещё подумал: какая странная особа, раз носит костюм, похожий на форму команданте.
– Я тоже думал, что это его дочь, пока не увидел его ближе, – согласился Оскар. – Команданте был так горд им.
– Эллиот сказал, что это был его первый официальный выход в свет, – ответила Оливия. – Он сам жутко нервничал.
– Когда ты успела с ним поговорить? – удивился Оливер.
– Мы столкнулись с ним в коридоре.
– Надеюсь, не у женского туалета, – Оливер закатил глаза.
– Не будь таким вредным, – возмутилась Оливия. – Эллиот показался мне хорошим парнем.
– Парнем, – фыркнул Оливер.
– Я с ним не общался, – перебил Гедеон. – Но раз это сын Франка Лафара, а тот его так любит, стоит быть осторожнее и следить за тем, что вы говорите в присутствии Эллиота.
Мы кивнули. Гедеон, решив за всех, что собрание окончено, поднялся.
– Экзамены на