понятно, что бы из этого вышло, если бы со мной не связался Люмьер.
– Что было потом?
– Ректор Брум вызвал Скэриэла к себе, а префект Мур его сопроводил. Мы тоже хотели пойти, но профессор Бертран запретил. Разве он имеет на это право? Представляешь, он просто накричал на нас! Он постоянно кричит!
– Такая у него политика в общении с патрициями.
– Отвратительная политика.
– И что потом? – Люмьер терпеливо старался вести разговор в нужном ему русле.
– И всё, – стоя перед ним, я развёл руками. Я был слишком взвинчен, чтобы усидеть на месте. – Вчера мы со Скэриэлом увиделись на паре по фехтованию, а сегодня его уже нет в Академии. Всё, – не унимался я, – конец, финиш, финита ля комедия.
– Ректор всеми силами старается вернуть порядок в полисах и не разозлить родителей учащихся. – Я понимал, о чём говорил Люмьер, но это никак делу не помогало, только ещё больше раздражало.
– Да плевать мне на этот Совет! – И для пущей убедительности я ударил ногой по какому-то камню. – И на порядок тоже плевать.
– Поэтому ты не ректор Академии, – усмехнулся он.
– И на Академию мне плевать. Как же бесит вся эта грязная игра против Скэриэла!
– Вполне в духе чистокровных, – подметил Люмьер.
– Я жалею, что в этом мире есть чёртово разделение. Некоторых людей нельзя подпускать к власти, и не важно, кто они. Их дурманит сила, заставляя терять всякий рассудок.
– Но при этом чистокровные искусны в том, чтобы прятать своё дерьмо за фасадом приличия, – рассуждал Люмьер. – Так мы поступали веками, и это настолько стало частью нашей натуры, что мы сами больше не замечаем этой черты. Считаем себя образцом чистоты и праведности – и при этом совершаем ужасные вещи. Чистота крови – чистота помыслов, Киллиан. Вот откуда всё началось.
Я вновь начал лихорадочно наматывать круги перед беседкой, а затем остановился, чтобы выплеснуть очередную полную претензий тираду.
– Почему они не могут определиться? Либо разрешите Скэру учиться, либо откажите ему. Хватит играть в эти подачки, чтобы потом выставить его на улицу.
– Всё не так легко, как кажется, – авторитетно заявил Люмьер. – В этой, как ты выразился, грязной игре участвуют слишком много сторон. Все они хотят разного.
– Ты про Совет Старейшин? Я знаю, что они…
– Я про всех, – перебив, мягко улыбнулся Люмьер. – Совет Старейшин с Фредериком Лиром. Оппозиция во главе с твоим отцом. Франк Лафар со своим Отделом Миграции. Не стоит забывать и про чистокровных октавианцев. Их вес во всей этой игре тоже значим. Одно недоброе слово, и мы все окажемся в подвале Совета Старейшин.
– Есть ещё одна сторона.
– Какая?
– Я.
Люмьер с довольной улыбкой кивнул.
– Я взойду на трон в девятнадцать лет, – уверенно начал я. – Им придётся со мной считаться, иначе…
– Иначе?
– Они окажутся в своём любимом подвале.
Я задумчиво осмотрелся, словно впервые видел эту крышу.
– А чего… – мой голос вдруг стал тихим. – Чего хотел мой настоящий отец?
– Лукиан Бёрко?
– Да.
– Он хотел сделать всех равными в Октавии.
– За это его убили другие чистокровные?
– Да.
– Значит такова будет и моя участь. И поэтому надо быть на шаг впереди.
Тут дверь резко открылась и на крышу кто-то ворвался, стремительно приближаясь к беседке. Я уже догадывался, кто это мог быть.
– Сейчас нас поставят в угол, – пошутил Люмьер.
– У меня больше нет на это времени, – ответил я.
Гедеон предстал перед нами во всей красе. О, каким он был сейчас грозным! Я вспомнил тот день, когда брат узнал о выбранном мной наставнике. Какое ужасное чувство дежавю.
– Готье! – окликнул меня Гедеон, но, увидев Люмьера, осёкся и сдержанным, но всё ещё полным гнева голосом, – серьёзно, это нереально скрыть, даже не стоило пытаться, – обратился к нему: – Ты не мог бы нас оставить?
Наступила гнетущая тишина. Люмьер не сдвинулся с места, лишь уточнил:
– Это по поводу Гильермо?
– Ты знал?! – будто обвинение бросил Гедеон, за секунду проваливая все попытки сохранить спокойный тон.
– Тебя в стенах Академии может вывести только один человек, – поднимаясь со скамьи, пожал плечами Люмьер.
Гедеон скрестил руки на груди и сердито посмотрел на друга.
– Оставь нас, – процедил он сквозь зубы.
– Нет, – произнёс я. – Люмьер мой наставник. Пусть остаётся.
– Но, Готье… – недовольно начал Гедеон.
– Он останется, – твёрдо повторил я.
Чуть помедлив, Гедеон, выразительно нахмурил брови и бросил:
– О чём ты думал? Стервятники опасны!
– Разве? – скрестив руки на груди и непроизвольно повторив его позу, ровно спросил я, чем сильно удивил его.
В любой другой день я бы ещё подумал, говорить с Гедеоном в таком тоне или нет. Но сегодня я был на взводе – он попался под горячую руку.
– Ты даже не знаешь, кто они такие, – выдохнув, раздражённо сказал Гедеон. – Гильермо нельзя доверять.
Кто этот Гильермо такой, что способен вывести брата с полоборота? Раньше я считал, что только Люмьер или Оскар были способны на подобное.
– А кто тут говорил о доверии?
Гедеон разгневано смотрел на меня.
– Он будет морочить тебе голову.
– Мне не привыкать, – с натянутой улыбкой ответил я.
Гедеон растерялся, словно не мог поверить в то, что слышал. Он перевёл вопросительный взгляд на Люмьера.
– Это ты его надоумил? – в голосе слышалась неприкрытая обида.
– Я не обсуждал с ним Гильермо, – с ходу отмахнулся Люмьер. – Это ваше дело.
Тёмное небо совсем близко прочертила яркая молния, и следом на всю округу раздался ошеломляющий раскат грома. Никто не сдвинулся с места, будто даже не обратил внимание на шум.
– Готье, как ты не понимаешь, – Гедеон чуть снизил накал в своём тоне. – Гильермо – отброс, он жаждет переманить тебя на свою сторону. Он будет плести за твоей спиной интриги.
– Я вступлю в Стервятники не ради него или тебя, Гедеон. Я вступлю ради нужных мне сведений.
Теперь растерянным выглядел и Люмьер.
– Каких ещё сведений? – с новой силой начал заводиться Гедеон. – Ты можешь узнать всё у меня!
– Прости, – сухо произнёс я, – но ты слишком заинтересованное лицо. Ты не делишься информацией, а получать её по крупице в приступах твоей доброты я не намерен. Теперь мне этого мало.
На этих словах я обогнул Гедеона и Люмьера сбоку и направился к двери, ведущей с крыши. Хватит на сегодня обсуждений. Я прогуляюсь до озера, даже если ради этого придётся прыгнуть из окна. Сейчас мне было тесно не только в своей комнате, но и на крыше с этими двумя.
– Готье! – Гедеон нагнал меня, схватил за плечо, но я лишь отмахнулся.
Над нашими головами уже гремел гром, тут и там сверкали молнии. Ладони сами сжались в кулаки. Эти братские нравоучения начинали выводить из себя. Я честно старался никого не обидеть, но понимал: Гедеон на этом не остановится. Он никогда не останавливался.
– Послушай, Готье. – Он нагнал меня у выхода, подошёл вплотную, заслонив собой дверь, и вновь положил ладонь мне на плечо. – Ты совершаешь большую ошибку.
Я посмотрел на брата. Как жаль, что наши узы, только начавшие становиться крепче, вновь придётся разорвать, но глубоко в душе понимание, что это не только для моей безопасности, но и для безопасности всех дорогих мне людей, делало этот нелёгкий выбор единственно верным. Наконец я медленно перевёл взгляд на его ладонь, сжимавшую плечо, и, оттолкнув руку, проговорил:
– Я не Готье.
Гедеон смотрел на меня так, словно не узнавал меня. Его потерянный взгляд метался по моему лицу.
– Что? – одними губами произнёс он.
Люмьер напряжённо застыл сбоку от нас, явно осознавая, что может сейчас произойти.
– Меня зовут Киллиан Парис Бёрко, – произнёс я твёрдо. – Думаю, что для тебя это не стало открытием.
Новый яростный раскат прогремел в чёрном небе, будто засвидетельствовал эти слова. Лицо напротив выглядело белее мела во вспышках молний.
– Но… – прошептал Гедеон.
– Мой предок, Люсьен Немо Бёрко, основал Стервятников, и уж ты меня точно не остановишь от того, чтобы присоединиться к ним.
После этих слов Люмьер встал рядом с Гедеоном плечом к плечу, поклонился и торжественно проговорил, прижав правую руку к сердцу:
– Да, мой принц, – голос Люмьера был полон благоговения. – Да здравствует Киллиан Парис Бёрко!
Гедеон уставился на Люмьера, затем медленно перевёл непроницаемый взгляд на меня.
«У императора нет друзей. И семьи тоже нет. Есть только союзники, подданные и враги», – повторял я про себя как мантру, стараясь побороть ком, вставший в горле. Всю семью Бёрко жестоко убили в один день, не оставив и шанса на спасение. Мне надо отдалиться от Хитклифов, чтобы защитить их. Теперь, когда на моей спине нарисована мишень для всей Октавии, нужно думать о последствиях.
– Да, мой принц, – медленно произнёс Гедеон, и, прижав руку к сердцу, поклонился, смотря на меня исподлобья. Его голос был отстранённым и безжизненным. – Да здравствует Киллиан Парис Бёрко.
Ещё немного от автора
Спасибо, что дочитали Принца! А теперь перейдём к тому, что я очень люблю, – обсудим обложку, название и кое-что ещё.
Почему такая обложка?
Я с самого начала планировала, что на обложке третьей книги будет Джером Батлер и всё будет в тёмно-красных тонах. На первой был Скэриэл Лоу, на второй – Готье Хитклиф, значит, пришло время Джерома. Изначально я хотела немного другую позу для него, но пока писала Принца, книга с похожей обложкой успела выйти. Вот что бывает, когда слишком долго пишешь:) Пришлось думать над новой идеей. Но я так прониклась прошлой, что решила хотя бы оставить бейсбольную биту. Если вы спросите меня, Фрэнсис, причём тут бита, я вам отвечу, – в Ренессансе есть глава, где Джером поквитался с отчимом Райли. Мне самой так хотелось наказать отчима, что я вручила Джерому биту (а ему биту показал Адам Шерр, точнее, показал, какая это удобная и практичная вещь) – и сказала: «Вперёд и с песней!». Думаю, что Райли бы это понравилось. А костюм – из глав, где он встретился с Готье в клубе. Джером в костюме, что ещё для счастья надо?