Главное же, уже с середины 1970-х население весьма успешно снабжало само себя теневыми овощами и такими же теневыми фруктами. А многие разводили на своих участках теневых кроликов и теневых поросят.
Это — нравы Сибири, где холодно и где трудно вырастить что-то, кроме картошки, морковки, капусты. А юг? По всей России к югу от Орла и Курска шумели теневые сады, цвели теневые огороды, благоухали теневые коровники и свинарники.
Колхозники имели смешные пенсии в 12,20 или 26 рублей. Их зарплаты тоже были невелики… В 1981 году я наблюдал на Брянщине колхозы, в которых зарабатывали по 70–80—90 рублей. Но почти всю еду эти люди выращивали сами. Мы, археологи из города, казались им очень богатыми. Сидят в чистых комнатах, занимаются какой-то ерундой, а получают смолоду по 140 рублей! А матерые, взрослые — и по 250! И по 300 рублей в месяц!
Мы пытались объяснять, что нам-то приходится покупать каждую картофелину и каждое яблоко… Понимали не все. Для многих колхозников было совершенно дико, что молодые и здоровые не могут сами картошку посадить, яблоню вырастить. Ленивые они, эти городские, сытые бездельники. И громадные деньги получают черт-те знает за что.
— А молоко?! Для ребенка…
— И что — молоко?! Молодая, вон какая, здоровая, возьми косу и сена накоси…
По-своему, очень логично. А в экспедициях мы ели теневые овощи и мучались животами от теневой черешни и таких же теневых персиков. Сердобольная бабушка пускала нас в свой сад: не разводить персиков она просто физически не могла, духу не было у крестьянки не разводить сада. А вывозить их в город и продавать никаких сил уже не было. Местные же ее персиков не брали — у всех свои есть.
Конечно, совершенно не дело археологу самому резать и разделывать скот. Полное безобразие, что населению предоставляют самому снабжать себя кабачками и морковкой, а правительство устраняется от этого, несмотря ни на какие продовольственные программы. Полный бред — мобилизация людей на «борьбу с урожаем».
Естественно, совершенно не дело вся эта глобальная «неучтенка», когда тонущая в кипени вишневых садов деревня ест, превращает в компоты и варенья, продает и дарит городским родственникам десятки тонн теневых, никак не учтенных и не зафиксированных ни на какой бумаге вишен. Когда целые стада коров и гусей проходят по графе «неучтенные».
Разумеется, все это так. Но я ведь и не восхваляю «застой» как время полной честности и великой законности. Я просто показываю, что:
1) впервые за всю историю России население в «годы застоя» было хорошо накормлено. Сытнее не жили ни «при царе», ни при «Никите-кукурузнике»;
2) никакого «застоя» в сельском хозяйстве не было.
«Застой» в сельском хозяйстве — это время множества событий и глобальных, судьбоносных перемен. Вся жизнь русской деревни, ее традиционная жизнь окончательно переломилась в эту эпоху.
Достижения мобилизационной экономики
Сказанное в предшествующей главке может звучать приговором мобилизационной экономике. Да, в сельском хозяйстве она показала полную неэффективность. Но не сама по себе мобилизационная экономика плоха, а ее распространение на весь хозяйственный механизм в целом, на все отрасли народного хозяйства. Не будем даже говорить, что мобилизационная экономика — необходимость в эпохи войн и катаклизмов. Она и родилась во время Гражданской войны и показала свою высочайшую эффективность в годы Второй мировой войны.
Но и при мирном небе есть области, в которых мобилизационная экономика как раз очень эффективна и полезна. Например, создание инфраструктуры. Например, прорывы в космос.
Мобилизационные модели в экономике возникают всегда, когда нужно что-то освоить, построить, завоевать, закрепить. В мобилизационном режиме строились железные дороги в колониальной Индии и Африке. Вообще колониализм был не столько актом частной инициативы, сколько актом мобилизации громадных сил под руководством государства. Той же Ост-Индской компании, которой до 1958 года принадлежала почти вся Индия, государство помогало последовательно и упорно.
Освоение территории США тоже велось мобилизационными методами. То есть «простые парни», которые ехали на Запад на фургонах, тоже осваивали территорию, но как? Строили деревянную избу, разводили стада коров, распахивали прерию. Все замечательно и героично, но на создание современной инфраструктуры никак не тянет. К началу XX века промышленно освоенной была территория США к востоку от Аппалачей — знаменитый «промышленный ад», который и самим американцам совсем не нравился. Основная часть территории США была освоена и введена в цивилизацию во время Великой депрессии. И во многом усилиями американского ГУЛАГа, Администрации общественных работ (PWA) и Администрации гражданских работ Civil Works Administration — СВА.
На общественные работы в некоторых штатах забирала полиция всех безработных. В других местах шли по желанию, но шел-то кто? Люди, буквально умиравшие с голоду. Работы состояли в чем? В строительстве каналов, дорог, мостов, причем в основном в необжитых и болотистых малярийных районах. Например, на Юге, в штате Теннесси. Там была создана специальная Администрация долины реки Теннесси, которая построила гидроэнергетический узел в одном из самых отсталых и депрессивных районов США. Теперь там прогресс, цивилизация и капитализм, но создано это полурабским трудом безработных.
На общественных работах одновременно были заняты до 3,3 млн человек. Всего же через американскую систему «общественных работ» прошло 8,5 млн человек. Были лагеря семейные, а были и отдельные, мужские и женские. И не все супруги потом смогли воссоединиться — лагерь могли перевести в другое место. Всех в товарные вагоны — и поехали! Теоретически за работу платили из $30, но обязательные вычеты составляли $25. Фактически люди трудились за еду в условиях, вполне сравнимых со сталинским ГУЛАГом.
В Европе, особенно в Германии и Италии, в 1920–1940 годы тоже создавалась современная инфраструктура. Например, великолепные автострады, которые и сегодня так нравятся российским туристам.
В СССР мобилизационная экономика позволила еще при Сталине создать целые промышленные районы, сравнимые по масштабам с Руром, Манчестером или с «промышленным адом» США. Об этой эпохе я пишу в другой книге.[103] Но в СССР «годов застоя» велась работа над 15 крупнейшими народнохозяйственными программами. Среди них такие масштабные, как программа развития сельского хозяйства в Нечерноземной зоне РСФСР, создания Западно-Сибирского территориально-производственного комплекса, строительства БАМа, Канско-Ачинского топливно-энергетического комплекса и многое, многое другое.
Многие программы такого масштаба были завершением того, что планировалось еще до Второй мировой войны. Приведу знакомый мне пример.
В СССР уже с 1920-х годов планировались ударные темпы освоения Сибири. В числе планов было строительство железной дороги от Салехарда в Европейской России до Берингова пролива — и там паромной переправы на Аляску. Позже, к началу строительства, планы были скорректированы — предполагалось, что на Чукотке железная дорога закончится ответвлениями на Камчатку и на Колыму.
Позже появились новые коррективы — например, решили не строить моста через Енисей, обойтись паромной переправой. Еще позже приняли решение довести строительство только до Енисея, до Игарки. Эта дорога Салехард — Игарка должна была достигнуть длины 1263 километра, с 28 станциями через каждые 40–60 километров и 106 разъездами через каждые 9—14 километров.
Этот план реализовался очень частично, но как подробно и реалистично он разрабатывался!
Гораздо большее значение имело строительство в 1949 году железнодорожной ветки Новокузнецк (тогда — Сталинск) — Абакан. Эта ветка связала построенный в 1929–1932 годы Кузнецкий комбинате месторождениями высокосортных железных руд Хакасии (раньше комбинат работал на уральских рудах).
В 1940-е годы построили и трассы Абакан—Тайшет, Абакан—Ачинск.
Стремительно строился Норильский никелевый комбинат и другие предприятия Норильска и Норильского района. Кроме навигации, планировалось поддерживать связь с Севером с помощью авиации. Во второй половине 1920-х годов были проложены конкретные авиатрассы на север, а главный авиаотряд расположился в Красноярске.
Росла Игарка, превращенная в океанский порт — место вывоза колоссальных объемов древесины. Лесозаготовки к югу от Ангары почти полностью велись с помощью подневольной рабочей силы, промышленные разработки — в огромной степени силами заключенных.
Уже в годы первой пятилетки сделали грандиозный рывок: «продукция промышленности края в 1932 году превышала уровень 1928 года в 3,4 раза».[104] Уже в годы первой пятилетки (1929–1932) введена в эксплуатацию первая очередь Красноярского машиностроительного завода (Крастяжмаш), начал работать Красноярский деревообделочный комбинат (ДОК), началось строительство Красноярской теплоэлектроцентрали (КрасТЭЦ).
С середины—конца 1930-х годов «значительные ассигнования отпускались на строительство в Красноярске заводов тяжелого машиностроения, синтетического каучука, шинного, гидролизного, цементного, сельского машиностроения, шелкового и трикотажного комбинатов».[105]
Часто считают, что это Вторая мировая война дала толчок освоению края. Уже сказанного достаточно, чтобы видеть, до чего это неверно. Но свой дополнительный толчок война дала: в начале Второй мировой войны на территорию края было эвакуировано более 40 предприятий. В их числе Брянский машиностроительный завод «Красный Профинтерн» (ныне «Сибтяжмаш» в Красноярске), Запорожский комбайновый завод, Люберецкий завод сельскохозяйственного машиностроения (в настоящее время — Красноярский завод комбайнов).
С тем же успехом дала свои плоды послевоенная политика Сталина, его попытки достигнуть мирового господства. Для того, чтобы воевать с мировым империализмом, необходима была атомная бомба. В 1949—1950-м начато строительство Горно-химического комбината (ГХК) для выработки плутония-239 и строительство Красноярска-26 (ныне Железногорск). ГХК введен в эксплуатацию в 1958 году. Сегодня в Железногорске живут 95 тысяч человек.