– Иди ему навстречу! – Виржини подтолкнула ее вперед, и Пакита, сделав несколько шагов, остановилась.
– Привет, – сказал он мальчишески ломающимся голосом.
– Э… Здравствуй.
– Классная вечеринка… и платье у тебя классное. Супер.
Она улыбнулась и опустила взгляд.
– Держи, это моя мать тебе купила.
Она взяла протянутый подарочный пакет.
– Не знаю, что это за штука, что-то девчачье.
Она открыла пакет и обнаружила в нем браслет с подвеской в виде дельфина. Людовик не сам купил его, но она все равно будет хранить его всю жизнь.
– Какой красивый, спасибо большое!
– Не за что. Кстати, я хотел тебя кое о чем спросить… это немного личное.
И сердце Пакиты забилось еще сильнее. Она не сомневалась, что покраснела до корней волос!
– Не знаешь, у Виржини кто-нибудь есть?
Пакита моргнула.
– Что?
– Виржини, она с кем-нибудь встречается? Если нет, не могла бы ты ей сказать, что я хочу быть ее парнем?
Паките словно выплеснули в лицо целое ведро ледяной воды.
– Я… не знаю. Мне надо идти.
Она отвернулась, чтобы он не заметил подступивших к ее глазам слез. Никогда еще Пакита не чувствовала себя настолько униженной.
– Эй, только не забудь у нее спросить! – крикнул Людовик ей вслед.
Пакита вернулась в дом, не оборачиваясь и не отвечая на вопросы Виржини, которая бежала вслед за ней.
– Пакита, что случилось? Эй, подожди!
– Оставь меня в покое!
На кухне она нажала на педаль урны и бросила туда браслет.
Ей хотелось только одного: чтобы они убрались к черту. Они оба.
Ей больше не нужен был этот дурацкий день рождения, она больше не хотела быть венесуэлкой, славной толстушкой Пакитой. Она поклялась себе, что однажды станет совсем другой, а прошлое останется позади.
Глава 10
Я просыпаюсь, как от толчка, и упираюсь взглядом в брезентовый полог.
Это Фран так храпит? Еще не совсем очнувшись, я сомневаюсь, не приснился ли мне этот шум. А может, это был раскат грома?
Понятия не имею, который теперь час, но в палатке уже не совсем темно. Возможно, часов шесть утра. И тут я снова слышу равномерное приглушенное рычание, от которого волоски у меня на руках становятся дыбом.
Я поворачиваю голову к Фран: она мирно спит и не издает ни звука. Прерывистый храп раздается снова – еще громче, еще отчетливее. Не понимаю, откуда он доносится, но это очень близко.
Мое тело в спальнике вытягивается в струнку. Черт подери, снаружи какой-то зверь! Кабан – я уверена, что это кабан! Хотела приключений? Получи! Мне кажется, я вот-вот опи´саюсь. Главное, не двигаться и особенно не шуметь. Я даже задерживаю дыхание в попытке успокоиться. В палатке нет ничего съедобного, он уйдет. Обязательно уйдет.
Внезапно я чувствую, что кто-то, громко сопя, обнюхивает снаружи, через ткань палатки, мою макушку.
А-а-а-а-а…
– Фран, – шепчу я, и по ощущениям меня сейчас удар хватит, – снаружи кабан. – Фран…
– М-м-м-м-м…
– Тс-с! Тише!
Она начинает ворочаться, просыпаясь.
– Только не шевелись! Снаружи кабан. Он прорвет палатку клыками и нападет на нас, если ты будешь двигаться!
Я даже не уверена, что преувеличиваю. Храп немного отдаляется, кабан бродит вокруг, я вижу, как движется его тень. Остановившись у входа, он снова рычит и все больше принюхивается к самому низу палатки. Неужели он ее опрокинет?!
– Что такое? – спрашивает Фран, глядя на часы у себя в телефоне.
Быстрая, как молния, я выхватываю телефон у нее из рук.
– К нам пытается пробраться кабан, мы должны сидеть тихо!
Фран протирает глаза и садится в своем спальнике.
– И ты действительно думаешь, что он нас еще не почуял?
– Нет, но… Не шевелись, мне страшно!
Даже в темноте я вижу, что она улыбается.
– Ты правильно боишься, мало ли что – вдруг он примет нас за желуди. Я сглупила – не взяла свою полосатую пижаму.
Что? О чем это она?
– Я могла бы прикинуться Обеликсом[30], и все бы прошло на ура! – добавляет она.
Несколько секунд я пребываю в ступоре, а потом меня начинает разбирать смех. Я закрываю рот руками и прыскаю, как дура.
– Да ты чокнутая!
– Самоирония – лучшее в мире оружие. Смотри-ка, похоже, твой кровожадный монстр ушел.
Я замираю и прислушиваюсь. Кажется, действительно ушел, и я перевожу дух. Внезапно раздается новый рык, и кабан устраивает страшный шум, тычась повсюду своим рылом. Волоски у меня на руках снова становятся дыбом.
– По-моему, он что-то нашел, – замечает Фран.
– Ну да, если он нашел трюфели, то пусть поторопится. Мне жутко, когда он рыщет вокруг палатки.
Немного погодя, когда зверь, судя по всему, успокаивается, Фран вылезает из спального мешка и встает на колени, чтобы открыть палатку. А я, вся такая смелая и безрассудная, перестаю дышать и двигаться.
– И все-таки осторожней…
Она расстегивает молнию, высовывает голову, и вдруг издает истошный вопль; от страха я кричу еще громче. Она валится назад, раскинув руки, и начинает дико хохотать.
– Нет, ну ты и экземпляр, Марни! Черт, у меня даже живот заболел, но видела бы ты себя!
– Не смешно, ты меня здорово напугала.
Она протирает глаза, встает и откидывает края палатки.
– Смотри, он ушел, и солнце уже встает. Только вот… Боюсь, твоя сумка серьезно пострадала.
– Сумка?
Выбираюсь из палатки и теряю дар речи. Вчера вечером перед сном я вынула из сумки свитер, кое-как закрыла и забыла убрать ее в багажник. Теперь она буквально выпотрошена, а мои перемазанные землей и разорванные вещи раскиданы повсюду.
– О нет… Вот скотина! Моя одежда!
Фран подбирает то, что осталось от одного из моих бюстгальтеров, и сочувственно цокает языком.
– Ладно, зато теперь я знаю нашу сегодняшнюю программу: мы идем на шопинг!
Мы сложили багаж – вернее, то, что от него осталось, – и двинулись в Кан. На заправке становились выпить кофе и принять душ. Странное впечатление. Пришлось стоять в очереди в душ вместе с дальнобойщиками – те были удивлены не меньше нас, а некоторые даже подумали, что мы хотим потереть им спинку. Мне ничего не оставалось, как натянуть на себя вещи, в которых я спала – чертов кабан ничего мне не оставил. Вообще ничего. Даже чистых трусов. А все почему? Потому что я плохо закрыла баночку крема для тела с какао-маслом. Желание отведать «Вустерский охотничий соус»[31] ни у кого еще не было таким сильным.
Когда мы приезжаем в Кан, у нас еще остается время съесть полноценный завтрак в закусочной. А затем Фран везет меня по магазинам. Начинается мое первое испытание огнем.
Мы входим в фирменный бутик для полных женщин. Фран чувствует себя как рыба в воде, она точно знает, что и где искать, а вот я бреду мимо вешалок так, словно у меня швабра между ягодицами застряла.
– Вот увидишь, здесь ты найдешь свое счастье!
Я отвечаю кислой улыбкой.
По правде говоря, магазины стандартной одежды – для таких девушек, как я, сущий ад. Повсюду зеркала, боковые светильники далеко не лестно освещают фигуру; клиентки жалуются, что снова вернулись к 40[32] размеру, а потом смотрят на тебя и думают, что им особенно не на что жаловаться. И заключительный аккорд в этой серии унижений – продавщицы смущенно объясняют, что производитель предусмотрел большие размеры, но не больше 44. «У нас здесь на коров не шьют, милочка», – словно говорят они. Тогда, раз уж ты здесь оказалась, ты пытаешься натянуть на себя понравившееся платье, хочешь снять его через голову, но застреваешь в нем и стоишь, задыхаясь в комке ткани, с поднятыми руками и с пузом наружу. Так что я почти все покупаю в интернете, и до сегодняшнего дня ни разу еще не рискнула войти в такой магазин, как этот.
– О, смотри-ка! – восклицает Фран, тряся передо мной вешалкой. – Ты же обожаешь льняные комбинезоны, вот, примерь этот. У тебя какой размер? Сорок шестой?
Сразу видно – глаз у нее наметанный.
Она показывает мне почти точную копию того, что я ношу – цвета фуксии, но только – о ужас! – в укороченном варианте. Как будто я могла бы этого не заметить…
К горлу подкатывает дурнота, и я пытаюсь увернуться:
– Не уверена, что…
– Вам он будет очень к лицу, – говорит продавщица.
Ну разумеется…
– Какой у вас размер?
– Сорок шестой… – пищу я, совершенно не убежденная ее словами.
Она роется среди вещей на полке и протягивает мне комбинезон:
– Я дам вам 44 и 46 размер. С просторной футболкой, как на вас сейчас, но только с коротким рукавом, будет идеально. У вас такая есть?
– У нее ничего не осталось, ее вещи испортил кабан, – отвечает Фран самым серьезным тоном.
Продавщица хихикает, уверенная, что это шутка.
– Обычно я представляю комбинезон в сочетании вот с чем.
Она показывает мне бежевую хлопчатобумажную футболку с коротким рукавом и принтом в виде полупрозрачных золотых перышек.
Я не осмеливаюсь сказать «нет». Но почему?
Я должна была сказать «нет».
– Хорошо, спасибо…
Я захожу в примерочную, закрываю глаза и задергиваю занавеску. Когда я открываю их и смотрю на себя в зеркало, то не могу сдержать гримасу. А вот и цена отвратительной ночи и твоего эпического пробуждения, Марни! Волосы спутались, черты лица заострились, бледная кожа, измятый комбинезон заляпан грязью – должно быть, продавщица подумала, что Фран подобрала меня на улице.
Слава богу, что я хотя бы сделала эпиляцию ног!
Я раздеваюсь, надеваю футболку, комбинезон 46 размера и смотрю на себя, не веря своим глазам. Он мне велик! По бокам с каждой стороны остается еще добрых пятнадцать сантиметров. Невероятно! Ничего подобного со мной уже сто лет не происходило. При этом я знаю, что не потеряла ни грамма, но мое изумление слишком велико, так что я почти забываю, что комбинезон даже не прикрывает колени – мои ужасные колени; а руки в нем – так просто выставлены напоказ.