Фран вся пунцовая, ее влажные волосы прилипли ко лбу, но она качает головой.
– Нет, я хочу взять реванш!
– Реванш?
– Поднимемся наверх, и я расскажу.
И мы идем дальше. По дороге нам попадается четырехкилометровая отметка, но впереди ждет новый подъем. Тело становится липким от пота, сердцебиение учащается. Я уже давно вышла из зоны комфорта, а усилия Фран и вовсе кажутся мне неимоверными. Ей все хуже и хуже, хотя мы еще далеко от цели. Не останавливаясь, я роюсь в рюкзачке и протягиваю ей мою фляжку с водой, но она отказывается. И продолжает упорно идти вперед тяжелым, сбивчивым шагом.
Я хмурюсь: мне хочется сказать ей, что она не обязана ничего доказывать, но я сдерживаюсь, не имея ни малейшего понятия о том, что происходит у нее в голове и насколько важно испытание, которое она сама себе назначила. Мы идем, не говоря ни слова; я посматриваю на нее каждые пять минут и забываю, что мне тоже уже немного не хватает воздуха.
Мы подходим к участку с грунтовой тропой, которая ведет к обзорной площадке, и первое, что бросается в глаза – этот подъем будет гораздо круче. Остается еще как минимум сорок пять минут ходьбы. Я с тревогой смотрю на Фран, которая, задыхаясь, поднимает голову и в унынии опускается прямо на склон, усыпанный кусками черной породы.
– Я больше не могу…
Она сидит, наклонившись вперед и упершись руками в бедра, и кажется, сейчас выплюнет свои легкие…
– Фран! Тебе плохо?
– Помираю…
Вокруг нас все еще лес, нет ни скамейки, ни камня, на котором можно было бы передохнуть.
– Сделай глоток воды, и пока остановимся здесь.
Рядом как раз оказывается ясень с искривленным стволом.
Удобно откинувшись на него, Фран немного восстанавливает дыхание.
– Тебе лучше?
– Ага…
– Пойдем обратно, мы уже достаточно высоко забрались!
– Ни за что. Будем продолжать.
Я не верю своим ушам.
– Но… почему? Если это из-за меня, то оно того не стоит.
– Не только из-за тебя. Ты не нарочно выбрала этот террикон, ты не могла знать, но у меня с ним связана одна история.
– Что за история?
Она откидывает голову назад и закрывает глаза.
– Мне было двенадцать лет, когда я в последний раз приезжала сюда вместе со школой. Мои одноклассники карабкались наверх, болтали и почти не обращали на меня внимания, потому что я тащилась позади всех. Я не хотела показывать, как мне тяжело, но выдержала в таком темпе только тридцать минут. Со мной впервые в жизни случился приступ астмы, и учителям пришлось вызвать спасателей. Мне провели вентилирование легких и унесли на носилках. Я тогда, должно быть, весила уже килограммов восемьдесят. Спасатели чуть не надорвались, пока тащили меня вниз по склону. Потом, в автобусе, одноклассники только это и обсуждали. Толстуха сумела-таки привлечь к себе внимание.
– Какой ужас…
Я не знаю, что еще сказать, мне никогда не приходилось переживать такое, но каждый случай, о котором рассказывает Фран, становится для меня новым уроком. Если я никогда себя не любила, то Фран несла двойное наказание: другие не любили ее тоже.
– Такова жизнь! Идем дальше?
– Ты уверена? Отдохни еще немного.
– Нет, все в порядке!
Она встает. Ягодицы у нас обеих перепачканы шламом, а физиономии такие красные, что со стороны мы наверняка выглядим так, словно вылезли из печи, но Фран великолепна в своем мужестве и решительности.
– Фран…
Она поворачивает ко мне голову
– Что?
– Я тобой восхищаюсь.
Она качает головой.
– Это потому что ты не знаешь мою темную сторону. Давай, пойдем уже.
– Только помедленнее, хорошо? Ты все равно дойдешь.
Она улыбается.
– Ну конечно, ты ведь со мной.
Эта фраза трогает меня. И даже больше: она вдохновляет, побуждает хотеть гораздо большего, чем просто принять участие в приключении на родине Мароля[40]. Фран пробуждает во мне желание превзойти саму себя ради нее, ради того, что она пережила и претерпела. Она стала мне другом, и то, о чем я думаю в эту минуту, – не просто слова. Я дорожу Фран и хочу, чтобы она знала: да, все возможно, но стыд не является оправданием, и еще меньше – веской причиной не верить в себя. И она права, это не какие-то пустые мечтания. Я тоже могу и хочу в это верить.
– Та, кто придет второй, платит за обеих в ресторане!
Убийственная экспедиция. На вершине мы оказываемся одновременно, но в состоянии, для описания которого трудно подобрать слова, похожие на толстых ощипанных индюшек, совершивших переход через пустыню. Сбрасываем рюкзачки на землю и буквально валимся рядом с каменным столом-ориентиром – лицом к небу, раскинув руки и ноги. Панорамные виды отложим на потом. Переодевание в чистую одежду – тоже. Я даже боюсь себе представить, в каком Фран состоянии после небольшой передышки на обломках руды.
– Ты это сделала… – удается произнести мне между двумя вздохами.
Фран молчит.
– Ну что, жива?
– Не знаю…
Закрываю глаза и тоже пытаюсь восстановить нормальное дыхание. Одежда у меня, может, и пропитана грязью, зато бронхи я полностью очистила.
– Дождь пошел, – говорит Фран.
– Ну да…
Одна капля, две, три – и вот уже хлещет ливень. Мы не успеваем ничего предпринять, как начинается библейский потоп. Мы вскакиваем и, оцепенев, смотрим друг на друга, а потом разражаемся астматическим смехом, который невозможно остановить.
В социальных сетях есть популярная игра: взлохмаченная девица, перепачканная грязью, заявляется в парикмахерскую и плюхается в кресло, чтобы ей навели красоту. Это про нас! «Нью Битл» только и ждет, чтобы мы плюхнулись на его сиденья.
– Подожди, – говорит Фран, подходя ко мне. – Вот здесь малость не хватает.
Она наклоняется, зачерпывает немного грязи и шлепает меня по щеке.
– Эй! Ты чего?
– Не плачь, это улучшает цвет лица.
– Ах, так?
Я тоже зачерпываю полную пригоршню грязи и размазываю ей по лбу и волосам. Дождь мне помогает, у Фран на лице мгновенно оказывается полноценная маска. Зеленый свет дан! Следующие пять минут мы швыряемся комьями земли, гоняясь друг за другом вокруг стола-ориентира, на который даже не успели посмотреть.
Мы скачем, веселясь, как глупые гусыни, и тут появляются двое туристов, экипированных гораздо лучше нас: ветровки, палки для ходьбы, туристические ботинки и прочие понты. Они замирают и смотрят на нас во все глаза. Не удивительно: надо было видеть нас в эту минуту!
– Мы косметологи и поднялись сюда, чтобы опробовать грязевые ванны, – бросает Фран без тени смущения и самым серьезным тоном. – Видите?
Она круговыми движениями массирует себе щеку. Я еле сдерживаюсь, чтобы не прыснуть.
Туристы молчат и растерянно переглядываются. Это все всерьез, или над ними издеваются? Такое впечатление, что они действительно не понимают, что происходит.
– Ладно, мы уходим! – сообщаю я, улыбаясь. – А вам надо попробовать: цвет лица будет необыкновенный! Счастливо!
Они провожают нас взглядами, пока мы не исчезаем из вида.
– Поторопимся, а то попадем внизу прямо в объятия санитаров. Я уверена, что они уже позвонили в психиатрическую службу!
Внезапно Фран останавливается и берет меня за руку. Несмотря на дождь, стекающий струйками по ее лицу, я вижу, что глаза у нее полны слез.
– Спасибо…
Я улыбаюсь.
– Тебе спасибо. За это путешествие и за все открытия, которые я делаю рядом с тобой. Я уже голодная, поедем куда-нибудь, поедим?
Она с минуту взволнованно смотрит на меня, а потом кивает:
– Поедем!
Неожиданная находка! Нам везет: мы набредаем на маленькое кафе в соседней деревне и на собственном опыте убеждаемся в необыкновенном радушии жителей севера. Мы только слегка ополаскиваем лица, прежде чем войти, и управляющие – очаровательная супружеская пара – решают, что мы упали, спускаясь с террикона. Они буквально настаивают на том, чтобы мы привели себя в порядок и переоделись в их ванной комнате на втором этаже. Так что за стол мы садимся почти в три часа дня, когда в зале уже не остается ни одной кошки, и только несколько туристов доедают десерт, в том числе семья с двухлетним малышом.
– Потжевлеш[41], фламандский пирог с маролем, ватерзой[42] с курицей, уэлш[43], фламандское рагу и запеченный цикорий. Не торопитесь, – говорит хозяин и ставит перед нами гигантскую тарелку с незнакомыми деликатесами, которые Фран заказала на двоих. – Я принесу вам картошку фри, чтобы легче было со всем этим справиться.
Меня ожидает холестериновая кома. Но еще раньше я сгорю со стыда. Мне страшно оборачиваться. Что подумают люди, когда увидят перед нами гигантское блюдо, словно предназначенное Гаргантюа? Меня заливает волна жара, а в горле словно застряла крупная косточка. Почему я не взяла овощной салат?
– Накладывай! – предлагает Фран.
В качестве украшения на блюде лежат салат латук и помидоры черри. Их я и перекладываю себе на тарелку.
– Хм… Ты правда собираешься ими ограничиться?
– Я не очень голодна.
– Лгунишка! Еще два часа назад ты говорила совсем другое. Не беспокойся, никто на тебя не смотрит, давай, – настаивает Фран, обмакивая кусок хлеба в уэлш.
С вилки капает жирный соус… Я исподтишка оглядываюсь по сторонам и решаюсь съесть кусочек потжевлеша. Это белое куриное мясо в желе, меня же не осудят за куриное мясо в желе, правда?
Боже, как же я напряжена!
– Ты не хочешь послать этот миф куда подальше? Ну, о том, что толстые – просто жрут много и без разбора и потому толстые? – спрашивает Фран, у которой с аппетитом все в порядке.
Я не отвечаю. Я жую.
– Не говоря уже о том, что толстый, постоянно жующий в ресторане салат, – довольно странное зрелище. На него смотрят с жалостью, но поверь мне, лучше, чтобы нам завидовали, а не жалели нас. К тому же, как говорил старина Дэниэл Кливер в «Бриджит Джонс», мужчины любят толстые задницы, чтобы было куда пристроить велосипед или поставить кружку пива!