Теперь я уже всерьез переживаю. Хорошо, что Элиотт ушел в магазин и не увидит моих мокрых глаз.
Делаю успокоительный глубокий вдох и решаю принять душ. Потом я пойду к Фран, и мне станет полегче.
О зонтике я не подумала и по дороге попала под дождь. Мы с Фран живем в пятнадцати минутах ходьбы друг от друга, но этого хватает, чтобы я вымокла до нитки. Теперь волосы у меня снова закурчавятся – что ж, тем хуже.
– О, овечка пожаловала! – смеется Фран, открывая мне дверь. – Проходи в гостиную, я принесу тебе полотенце.
Я подчиняюсь и начинаю знакомство с ее квартирой с просторной комнаты, которая, очевидно, служит Фран гостиной. Само здание старое, возможно, даже XVIII века, но это помещение полностью переделано, от пола до потолка, и совершенно не в стиле Фран. Получилась современная квартира с однообразным интерьером, безликая, холодная. Похожа на шоурум, настолько в ней все продуманно… и безжизненно. Ни одной фотографии, ни цветка в горшке, ни пледа, ни книги или случайно оставленного где-нибудь бокала; кажется, что все рассчитано с точностью до миллиметра, чтобы ничего не выпадало из общей картины и не нарушало цветовой гармонии. Все в серых, белых, бежевых тонах, все стерильно-чистое и сверкает так, что можно смело есть и спать прямо на полу. Признаюсь, у меня возникает здесь странное чувство. Как будто абсолютное умение Фран организовать пространство вокруг себя натолкнулось на ее неспособность контролировать собственное тело. Не знаю почему, но я уверена, что не ошибаюсь.
– Держи, – она протягивает мне махровое полотенце и наклоняется, чтобы вытереть с пола несколько капель, упавших с моих волос. – Хочешь что-нибудь выпить?
– Да, спасибо. Зеленый чай, если можно.
– Сейчас принесу, садись.
Я осторожно сажусь на замшевый диван. Его поверхность тщательно почищена в одном направлении. Черт, во время нашего приключения я не замечала за ней такой маниакальной страсти к порядку. Не решаясь откинуться на спинку, я сижу ровно, сжав ноги и положив руки на колени и жду ее.
– Ого! – смеется Фран, возвращаясь из кухни. – Сидишь в позе пай-девочки. Что с тобой? У тебя запор?
Однако!
– Нет, просто… у тебя здесь такая чистота и порядок… Я боюсь что-нибудь испортить.
– О, знаешь, когда живешь одна, вещи особо не раскидываешь. А вообще я не люблю беспорядок.
– И лишние предметы.
– Совершенно верно! Даниэль Пеннак писал, что архитектура – это искусство внушения. Мне нравится минимализм у меня дома; он помогает мне вычленить главное и исключить лишнее.
Я ничего не понимаю. Кроме того, что это какой-то художественный прием.
– Познакомишь меня с Индиго?
– Пойду поищу его, он был в спальне.
Она возвращается с огромным светло-серым котом, каждый волосок у которого на конце словно обмакнули в черные чернила. Из-за этого кажется, что на мордочке у него маска. А сквозь нее смотрят пронзительные синие глаза.
– Представляю тебе Индиго – самого ленивого кота на земле. Вот увидишь, он обожает ласку.
Она водружает его мне на колени, и месье сразу же удобно устраивается в ожидании, что его начнут гладить. Перебирая его шерстку, я думаю о том, как сильно люблю кошек и как несправедливо, что у Элиотта на них жуткая аллергия.
– Хорошо выглядишь, – говорю я Фран.
– У меня все хорошо.
– Куда именно ты едешь?
– В Бретань. Воспользуюсь возможностью зарядиться солнечной энергией, – иронизирует она.
– Знаешь, похоже отвратительная погода сейчас на всем севере.
Я продолжаю почесывать кота.
– А у тебя сегодня, кажется, не самый лучший день, или я ошибаюсь? – спрашивает она.
За неделю, что мы провели вместе, я поняла одну вещь: ее невозможно обмануть. Фран обладает безошибочным чутьем.
– У меня проблемы с матерью.
– Вот это уже близко…
– То есть?
Она вздыхает и улыбается.
– То, что тебя гложет, гораздо важнее, чем сомнения по поводу ребенка. Который к тому же у тебя будет, в этом я уверена. Но по неизвестной мне причине все твои страхи так или иначе связаны с твоей матерью.
Стрела попадает в цель. В кошачью шерсть падает слеза. Я поспешно вытираю вторую, пока она не скатилась следом.
– Потому что она моя мать, и я люблю ее, несмотря на все, в чем упрекаю. Потому что виню себя за то, что она постоянно меня раздражает, за то, что я на нее злюсь, хотя она действовала из лучших побуждений.
Фран смотрит на меня с бесконечной нежностью.
– Если эта тема для тебя так болезненна, может, с ней и надо разобраться в первую очередь? Взять быка за рога, так сказать.
– Я не могу говорить об этом с матерью.
– Не думаю, что это самое важное. Главное – понять, как бросить этот тяжеленный багаж, который ты столько лет с собой таскаешь. Только тогда ты сможешь принять решение спокойно, не мучаясь мыслью о том, что причинишь матери боль. Знаешь, у нас в ассоциации есть дискуссионные группы, они собираются каждую неделю. В понедельник вечером одна из тем будет «Какова роль родителей в формировании наших проблем?» Может, стоит туда сходить?
– Не знаю… И потом, мне ведь надо покормить твоего кота.
– Не надо, я уеду только в понедельник, и ты сможешь прийти во вторник утром. А что касается группы, то тебе не обязательно говорить самой, можешь просто послушать, и это поможет тебе немного освободиться от чувства вины или на чужом примере лучше понять ваши собственные отношения.
Я глубоко вздыхаю.
– Я бы предпочла дискуссию на тему «Как усилить оргазм?»
Фран хохочет.
– Этот вопрос стоит изучить!
Она садится рядом и обнимает меня за плечи.
– Все получится. Помни: если тебя что-то мучает, то лишь потому, что ты как раз собираешься это изменить.
И ровно в этот момент, как будто для того, чтобы подтвердить ее правоту, Индиго пронзительно мяукает.
– А это означает, что он голоден! Пойдем, покажу тебе, где лежит его корм.
Глава 19
Я долго сомневаюсь, стоит ли мне туда идти. Утром Фран даже посылает мне с дороги напоминание о том, что группа собирается сегодня. Мысли об этом преследуют меня в офисе весь день, как навязчивая муха, летающая перед носом и от которой безуспешно пытаешься отмахнуться. Кроме того, Элиотт утром поехал на встречу с клиентом, у которого будет проводить аудит, и я на пару дней останусь одна. Я сообщаю начальнице, что мой рабочий день окончен, и иду пешком в ассоциацию «Пышки за солидарность». Сегодня, по крайней мере, нет дождя.
Администратор в окошке показывает мне, где будет проходить дискуссия, и я стучу в нужную дверь.
– Добрый вечер! – приветствует меня дама лет пятидесяти. – Вы пришли в дискуссионную группу?
– Добрый вечер, да. Это Фран Бюисоннье посоветовала мне прийти, правда, я не записывалась.
– Она правильно сделала, и не волнуйтесь, мест всем будет достаточно. Приехали еще не все, но проходите вон в тот зал и садитесь. Там есть кофе, чай, печенье – угощайтесь.
И она указывает мне на широко открытую дверь.
Я вхожу.
У кофе-машины разговаривают две женщины.
– Добрый вечер…
Они одновременно оборачиваются и улыбаются мне.
– О, я тебя помню! – говорит одна из них. – Ты была здесь несколько недель назад.
– Ах, да, – говорит другая, – теперь и я припоминаю. Ты сидела в заднем ряду.
– Я до такой степени выделялась среди других?
– Вовсе нет! – смеется вторая. – Просто перед тобой сидела женщина – она болтала без умолку, и все на нее оборачивались.
Я улыбаюсь.
– Ах да, точно… Меня зовут Марни, приятно познакомиться.
– А меня – Фанни!
– А меня – Роза.
У Фанни – мы с ней, кажется, ровесницы – рост не меньше ста восьмидесяти, и, судя по ненормально обвисшей коже на руках, она сейчас как раз худеет.
Роза старше, ее волосы уже тронула седина, и она с трудом ходит, опираясь на палку.
– И много нас в этих дискуссионных группах?
Фанни берет с тарелки «мадленку» и макает ее в кофе:
– Зависит от темы, но, думаю, сегодня вечером компания у нас будет небольшая – все-таки летние каникулы.
– А как это происходит? Каждая берет слово?
– Обычно модератор задает тему, а присутствующие выступают, если есть желание. Смысл в том, чтобы обменяться мыслями, лучше понять некоторые проблемы, с которыми мы сталкиваемся, и в результате осознать, что ты не одинока. Но если не хочешь выступать, никто заставлять не будет.
Улыбаясь, я киваю – Фран говорила мне то же самое.
– Вот увидишь, Элен очень милая!
Я едва успеваю открыть рот, чтобы спросить, кто такая Элен, как в зал входит мой терапевт собственной персоной, а с ней еще две женщины. Почему я почти не удивлена? Советуя мне пойти к «Пышкам за солидарность», она не упомянула, что входит в число руководителей, но теперь это кажется мне очень логичным.
– А, нас все-таки будет шесть, прекрасно! – говорит она с воодушевлением.
Тут она наконец-то замечает меня, замолкает и улыбается.
Как истинный профессионал она старается не показывать, что мы уже знакомы, иначе все наверняка поймут, что она мой терапевт.
– Добрый вечер, я Элен.
– Добрый вечер, я Марни.
– Ну, хорошо, садитесь. Думаю, больше к нам никто не присоединится, так что можем начать. Мы по очереди сделаем небольшую презентацию, даже если некоторые из нас уже друг с другом знакомы, – добавляет она, бросая мне понимающий взгляд.
– Я Фанни, мне тридцать пять лет, вес сто двенадцать кило, и я только что сбросила тридцать.
Вот черт, это и есть презентация?
– Роза, шестьдесят два года, сто десять кило, полностью разрушенные колени.
– Эмелин, двадцать два года, девяносто шесть кило, учусь на юридическом.
– Диана, двадцать семь лет, сто четырнадцать кило, домохозяйка.
Осталась только я.
– Марни, тридцать пять лет, девяносто два кило арахиса в карамели, работаю в маркетинге.
Элен – единственная, кто понимает мой намек, – улыбается. Другие, конечно, его не поняли и ограничиваются вежливым кивком.