сия относительно дальнейших путей развития. Люди, прилетевшие на "Кассиопее", разделились на одиннадцать групп, создав независимые очаги освоения.
Ольга вздрогнула. Она знала о заброшенных поселениях, разбросанных вдоль побережья.
— И сколько выжило?
— Только один анклав.
— А почему погибли другие?
Лисецкий не ответил, молча забрал у андроида заряженные аккумуляторы, вставил их в гнездо пульта и коснулся сенсора.
Внутри холма что-то дрогнуло. Ольга почувствовала легкий озноб.
Вертикальная, поросшая мхом стена начала сдвигаться вбок, открывая вход в тускло освещенные помещения огромного бункера, предназначенного для хранения невостребованных машин, разгруженных с борта колониального транспорта, а главное — компьютеров, содержащих все накопленные знания цивилизации.
— Иди. Ты сама должна ответить этот на вопрос.
Посещение АХУМа потрясло Ольгу Полвину до глубин души.
Как будто обжигающий ветер дохнул на нее из глубин древности, опалил, а затем сдул оболочку наивности.
Она узнала все. Увидела умирающую Землю, превратившуюся в гигантский отравленный токсинами город, а затем и жестокую, не укладывающуюся в голове хронику первых лет колонизации Кассии.
Здесь выжил лишь каждый десятый. Глупая, необоснованная вражда между людьми, не желавшими сотрудничать, стала причиной гибели большинства колонистов.
В первый момент Ольге хотелось кинуться к взрослым, потребовать от них вразумительных объяснений, спросить: почему остальным девяти анклавам позволили погибнуть в результате их собственных ошибок, почему им не пришли на помощь?!
Она с трудом подавила эмоциональный порыв, — ведь правда уже открылась. Жестокая арифметика выживания людей, выброшенных волею судьбы на чуждую планету, не сразу нашла понимание. Предварительно ей пришлось принять и другие, еще более обидные и непонятные поначалу факты.
Она узнала, что такое Слой земного киберпространства, и как деградировали люди, жизнь которых протекала в инмодах[2]. Оказывается, девяносто процентов колонистов были выходцами из этого пресловутого "Слоя". Они не умели ничего.
Ох, как тяжело было юной хозяйке прекрасных земель, понимать, что ей просто повезло: у истоков ее генеалогического древа стояли люди, способные выжить в условиях неизведанного мира, чего не скажешь о подавляющем большинстве пассажиров "Кассиопеи".
Подбор экипажей колониальных транспортов являлся игрой случая. В соседних криогенных капсулах могли оказаться тупица и гений, но почему-то тупиц, потребителей, лентяев оказалось в десятки раз больше, чем умных и решительных людей.
Естественно, что после посадки "Кассиопеи" люди, до этого прозябавшие в фантомных вселенных "Слоя" на вечном пособии Всемирного Правительства, быстро раскаялись в принятых решениях и превратились в злобных, агрессивных нытиков, — по сути они представляли из себя никчемную толпу потребителей, не способных трудиться даже ради собственного выживания. Такова оказалась горькая правда.
Все смешалось в голове. Урбанистические панорамы далекой прародины, хроника первых дней высадки, жестокая арифметика выживания…
"Но ведь это происходило столетия назад! Сейчас Кассия совершенно другая! Что мне за дело до событий прошлого? — она пыталась как-то успокоиться, привести в порядок мысли и чувства. — Моя жизнь совершенно другая, у меня обязательно будет свое счастье, дети, семья, хотя бы с тем же Сережкой Ворониным…"
Не помогло. Не осталось в душе прежнего покоя. В полном смятении она вышла из АХУМа, чувствуя, как законсервированные за ненадобностью машины (их оказалось слишком много после гибели большинства колонистов) провожают ее холодными взглядами видеодатчиков, словно усмехаются вслед, шепча: "Вы лишь горстка пыли, брошенная под порыв солнечного ветра. Однажды вы исчезнете, враждуя, вырождаясь, и тогда останемся только мы — мертвые, холодные, вечные свидетельства ваших несостоявшихся амбиций…"
"Да что за чушь лезет в голову?!" — она разозлилась, коснулась сенсора на пульте управления, закрывая ворота АХУМа, и коротко обронила:
— Стип, пошли.
Обуреваемая противоречивыми эмоциями и мыслями, Ольга вернулась к дому.
Окна гостиной были открыты. Оттуда сочился теплый свет, доносились голоса.
Лисецкий сидел за столом, пил чай и что-то рассказывал, а мама кивала, украдкой бросая взгляд за окно, явно переживая за дочь.
Но почему все так нервничают? Неужели из-за того, что я узнаю некую "правду", не имеющую прямого отношения ко дню сегодняшнему?
На самом деле информация, полученная в АХУМе, являлась тестом на историческое равнодушие. Важно, как девушка воспримет ее. Ужаснется, огорчится, запомнит, или же пренебрежительно фыркнет, пожав плечами, — мне-то что за дело, — все в прошлом, а живу я здесь и сейчас…
— Жаль, что Николай в городе, — голос Лисецкого долетел до ее слуха через приоткрытое окно. — Помнишь, Машенька, ту ночь, когда я и Николай сходили в АХУМ?
Она кивнула, улыбнувшись далеким воспоминаниям.
— Помню… Двое сумасшедших. Разбудили всех посреди ночи, наделали переполох, требуя коды доступа к основному модулю колониального транспорта… Как, не раздумал лететь на поиски других цивилизаций? — не удержавшись, подтрунила она.
— Да куда теперь-то? — Лисецкий похлопал себя по обозначившемуся с годами брюшку. — Поздновато… Пусть молодые дерзают.
— Стип, заведи машину, — негромко сказала Ольга, затем решительно поднялась на крыльцо, заглянула в гостиную, положила пульт на каминную полку, и тихо произнесла в ответ на вопросительный, тревожный взгляд матери:
— Я… Я проедусь со Стипом. Извини, мам, мне сейчас нужно побыть одной… Поговорим потом, ладно?
Сказала и вышла. Заурчал двигатель, и вскоре свет фар исчез среди деревьев, за поворотом дороги.
— А знаешь, Кирилл… я вот иногда думаю, а может, надо было в ту ночь настоять на своем? Может, мы, поколение за поколением, так и упускаем свой шанс?
— Не знаю, Машенька, честное слово. По мне и тут забот хватает. А может быть, ты права, — надо было тогда добиться своего и рвануть к звездам… Кто знает, как бы сложилось дальше? Но я сегодня говорил Оле: когда-нибудь это обязательно случится. Не верю, что экипажи всех колониальных транспортов погибли. Кто-то обязательно вновь выйдет в космос и быть может отыщет Кассию?
На самом деле, все, о чем они сейчас говорили, сидя за столом в уютной гостиной, уже свершилось.
В зоне высоких орбит прошитый снарядами штурмовой носитель "Беркута", выйдя из слепого рывка, неуправляемо дрейфовал к планете: вскоре, повинуясь силе гравитации, он войдет в разреженные слои атмосферы и продолжит падать, чтобы вдребезги разбить сонный покой цивилизации Кассии.
Земля. Мегаполис "Европа". Здание Всемирного Правительства. Месяцем ранее…
Джон Хаммер пристально изучал звездную карту с наложенными на нее маркерами планет и тонкими линиями разведанных гиперсферных маршрутов.
Война полыхала уже шестой месяц. Эскадры земного Альянса развивали атаку по трем направлениям: Надыров все еще безуспешно пытался овладеть Дабогом, Нагумо сейчас приближался к Элио, — одной из трех наиболее развитых колоний эпохи Великого Исхода, а Горнев приступил к скрытной высадке на Кьюиг.
Звездные системы, расположенные на удалении одного прыжка от Земли, теперь пестрели различными маркерами. В космосе велось строительство боевых станций. На непригодных для жизни планетах основывались форпосты, закладывались промышленные базы, велась разведка источников сырья.
Цепь миров, окружающих метрополию, уже прозвали «Линией Хаммера». На случай, если при дальнейшем продвижении эскадр будут встречены высокоразвитые колонии, обладающие собственным космическим флотом, или хуже того — инопланетные цивилизации, — этот рубеж станет защитой для Земли, ибо при современном уровне гиперсферной навигации миновать его невозможно.
Раздался негромкий сигнал внутренней связи:
— Говард Фарагней прибыл с Юноны и ожидает аудиенции.
— Пусть заходит.
Говард Фарагней, талантливый инженер и кибернетик, возглавлял отдел перспективных разработок в недавно созданном исследовательском центре с неброским кодовым названием "Гамма".
Он переступил порог и невольно замер, осматриваясь: немногие могли похвастаться, что побывали в личных апартаментах Джона Хаммера.
— Проходи, — президент Земного Альянса движением руки свернул голографический сгусток тьмы, расцвеченный искрами звезд. — Присаживайся. Ты прямиком с Юноны?
— Да, господин президент.
— Как ощущения от гиперпрыжка?
— Я его не заметил, — смутился Фарагней. — Проспал. Накануне много работал.
Хаммер жестом пригласил его в зону отдыха, где был сервирован столик. Когда дело касалось незаменимых гражданских специалистов, он предпочитал разбивать мифы и фобии, проявляя радушие. Впрочем, мало кто заблуждался на этот счет. В любой момент президент Земного Альянса мог показать свой крутой, непредсказуемый нрав.
Фарагней стушевался.
— Ну, давай, докладывай, — сегодня Джон Хаммер находился в хорошем расположении духа. — Как продвигаются дела по "Беркуту"?
— Мы изучили все видеозаписи и сигнатуры, но без прототипа серв-машины, выводы приходится делать с большой осторожностью.
— Не верю, — президент сделал глоток кофе и добавил: — Аграрии Дабога сконструированы на основе колониальной техники, где применялись типовые решения.
— Да, но инженерный гений Ганса Гервета не укладывается в рамки унификации. Вот один из примеров, — Фарагней коснулся своего кибстека. Над столиком появилась модель серв-машины. В продемонстрированной симуляции по "Беркуту" с небольшой дистанции били три электромагнитных орудия. Снарядные трассы вгрызались в броню исполина под разными углами.
— Ну, и? — Джон Хаммер вопросительно приподнял бровь.