"Старт метеозондов. Одиночный, групповой режимы".
Ольга взглянула по правую сторону кресла, на похожую панель. И опять, недавно нанесенная надпись гласила:
"Правая ракетная установка. Режимы огня".
А под ней, словно призрак из иной, навсегда утраченной жизни, читалась вторая строка:
"Метеорологические ракеты. Переключение по типам облачности".
Ольге стало неуютно. Она уже заклеймила этот корабль, как нечто страшное, несправедливое, несущее лишь погибель, но жизнь, как обычно, рассудила по-своему, оказалась сложнее, преподнося урок относительно поспешности суждений.
Но как узнать истину?
Ее палец коснулся сенсорного экрана, активируя иконку одного из последних файлов, затребованных Игорем Рокотовым.
Тускло вспыхнули голографические экраны, замыкая кресло пилота в кокон объемного изображения.
Дабог. 20 декабря 2607 года… — развертка данных не оставляла сомнений, — это документальная запись.
Она увидела черный поваленный в одном направлении лес, землистые лица людей, бредущих ко входу в убежище, хлопья серого снега, падающего с пепельных небес, и частые, рвущиеся из-под земли вспышки ракетных запусков.
Она вернулась домой лишь к вечеру, растерянная и встревоженная.
Стип все еще возился с ремонтом "флая". Рядом стояла машина отца.
В гостиной горел свет, мама накрывала стол к ужину, ей помогал Сергей Воронин, — с ним Ольга не виделась больше года.
Все выглядели веселыми, будто ничего случилось, и эта обстановка жизнерадостности, как ни странно, подействовала, — она поднялась на крыльцо, обняла отца, почувствовав облечение: все дома, семья в сборе, а значит все будет хорошо…
— Сейчас, приду, только заскочу к себе, переоденусь.
Через несколько минут Ольга остановилась в дверях гостиной, с немым изумлением глядя на Сергея. Он возмужал, — практика в сельве, на соседнем материке неуловимо изменила его, сделав из юноши мужчину.
Их взгляды встретились, оба смутились.
— Здравствуй, Оля!.. — он запнулся, тоже не зная, как себя вести, ведь детская непосредственность уже вроде бы неуместна…
— Привет! — она вошла в комнату, протянув ему обе руки. — Как идет тебе форма… — опустив взгляд, произнесла Ольга, со смятением и трепетом ощущая прикосновение его пальцев.
— Это в наследство, от прадеда… — ответил он. — Семейная реликвия.
— А у меня ужин готов, — заметив смущение молодых, пришла на выручку мать. — Давайте-ка быстро за стол!
За окном сгущали сумерки, блекли краски заката, лишь одинокая багряная полоса еще держалась на облаках, рассекая небо, словно порез.
Сергей что-то рассказывал, отец внимательно его слушал, а у Ольги вдруг закружилась голова, — она представила уютный свет, сочащийся из окон их дома, эту милую никчемную болтовню…
— Как в городе, пап? — перебив Сергея, спросила она.
— Ну ты сама все знаешь, — он укоризненно взглянул на дочь. — Вызвали внезапно, переполох, кстати, был огромный.
Его тон покоробил. Слова звучали фальшиво, натянуто. Почему все пытаются сделать вид, будто ничего не произошло?
— Пап, а что мы знаем о Дабоге? — напрямую спросила Ольга.
Николай Андреевич вздрогнул. Несколько секунд он молчал, глядя в тарелку, затем аккуратно отложил вилку, поднял взгляд на дочь.
— Откуда ты узнала это название? — строго спросил он.
Ей стало не по себе, — в тяжелом взгляде отца она прочла осуждение, будто коснулась запретной, постыдной темы.
— Это что, секрет? — с вызовом переспросила она.
— Нет, — с трудом сохраняя самообладание, ответил отец. — Дабог, как выяснилось, — это одна из колоний эпохи Великого Исхода. Что-то около семи-восьми световых лет от Кассии.
— Там идет война? — тихо, настойчиво спросила Ольга.
Полвин кивнул, уже напрочь забыв о еде. Если бы дочь знала, как тяжелы ее вопросы. Ему пришлось пойти на сделку с совестью, предать самого себя, но поймет ли она, что жертва принесена исключительно ради молодого поколения?
— Да, там идет война, — негромко ответил он. — Земля неожиданно дала знать о себе, заявив права на все освоенные в период Исхода миры, якобы в качестве компенсации за те затраты, что несло Всемирное Правительство, снаряжая колониальные транспорты, — он невесело усмехнулся в ответ невысказанным мыслям.
— Чушь какая! — возмутилась Ольга.
На некоторое время в гостиной повисла тяжелая тишина.
— Говорят, что пилот подбитого корабля просил помощи у нашего правительства? — наконец нарушил молчание Сергей. — Это так, Николай Андреевич?
Полвин поморщился, словно от зубной боли.
— Ну, что ты, Сережа, на самом деле! — в сердцах воскликнул он. — Дался вам этот Дабог, разве больше не о чем поговорить?!
Ольга никогда видела его таким раздраженным и нервным. Она хорошо знала отца… вернее, до этого момента ей казалось, что знает, но сейчас за столом сидел совсем другой человек!
— Пап, это ведь первый контакт… — напомнила она, упрямо не желая менять тему. — Кирилл Александрович рассказывал мне перед входом в АХУМ, что мы на протяжении веков ждали подобного события! Так почему все вдруг шарахнулись в стороны, замолчали, как рыбы?
Ее слова прозвучали резко, вызывающе. Мать укоризненно посмотрела на дочь, но старший Полвин, похоже, смирился.
— Понимаешь, Оля, — он запнулся, пытаясь подобрать слова, а затем тихо, но твердо ответил: — Мы решили не ввязываться в конфликт. Пилоту оказана помощь, но его корабль вряд ли будет отремонтирован, — для этого нет технических возможностей, да и повреждения слишком велики. Игорь Рокотов останется на Кассии. Навсегда. Ему придется смириться. Контакт был признан нежелательным. Мы больше никогда не услышим о Дабоге…
— То есть как?! — опешив, переспросила Ольга.
Сергей искоса посмотрел на Полвина и вдруг ответил за него:
— Оль, ну ты разве не понимаешь? Решение принято. Жизнь продолжается.
— Значит, люди с Дабога ведут несправедливую войну? Они напали на Землю? Или пустили к себе новых поселенцев и стали притеснять их? Или я чего-то не понимаю?
— Оля, тебе незачем это понимать! — попыталась осадить ее мать. — У нас своя жизнь, которая не зависит ни от Дабога, ни от Земли!
— Нет! Я хочу, чтобы мне объяснили! Внятно и честно, как это было всегда! Или признайтесь, что посещение АХУМа и все прочее — это лишь комедия!
После ее слов вновь повисла гнетущая тишина.
— Ну чего ты так разошлась? — Сергей сидел вполоборота к Ольге, и она внезапно подумала, что он стал красив до неузнаваемости. Только ей почему-то больше не хочется смотреть в его сторону.
— Не лезь, — попросила она. — Я говорю с отцом! Папа, ответь, почему мы решили сделать вид, будто ничего не произошло? И почему мы вдруг забыли о собственном модуле колониального транспорта?
Старший Полвин пристально посмотрел на дочь. Его щеки залил румянец. Это был не стыд, а гнев. Гнев отца, поступившегося сокровенным, предавшим самого себя ради дочери. Но она не понимала этого!
— Потому что их планету сожгли! — медленно и внятно ответил он. — Когда Дабог отказался признать себя колонией Земли, их попросту уничтожили, стерли в пыль ударами из космоса!
Произнося эти слова, Полвин с горечью думал, что контакт все-таки состоялся. Шрамы на развороченном холме со временем сгладятся, зарастут, а вот в душах людей — никогда. Останется страх, стыд, — эти чувства будут глодать каждого посвященного, и лишь немногие смогут по-настоящему забыть, не придать значения, жить, как прежде.
— Оля, мы ничем не можем ему помочь, — тихо, но внятно произнес Полвин. — Хотели бы, да не можем. Если координаты Кассии станут известны, наш мир тоже сотрут. Мы слишком малы, беззащитны и незначительны. Нас даже не нужно завоевывать. Кто помешает сжечь Кассию, чтобы другие были более сговорчивы? Как колония, как стратегический объект, — мы ничто.
Ольга смертельно побледнела.
Почему-то в этот миг она смотрела не на отца, а на Сергея. Молодого, красивого парня в шитом золотом офицерском мундире. А на его месте упрямо возникал другой образ: Ольга видела Игоря Рокотова, как запечатлели видеокамеры "Беркута", — он стоит, запрокинув голову, смотрит в хмурые небеса Дабога, а на забрало его гермошлема, ложатся, не тая, снежинки ядерной зимы…
Разве сонный покой Кассии, по сути, не был куплен этим радиоактивным снегом?
У Игоря теперь не осталось никого, кроме покалеченного корабля, жутковатой серв-машины и кошмаров.
Бывает, что человек вдруг начинает воспринимать чуждые ему образы, как свои. Нечто подобное происходило сейчас с Ольгой, в силу возраста, впечатлительности, обостренного чувства справедливости, максимализма, острые углы которого еще не сглажены взрослой жизнью.
Она была сытой, а он голодным. Она богатой, а он бедным. Она имела все, и ради этого он должен был тысячу раз умереть там, на орбитах далекого Дабога, даже не задумываясь, что делает это в том числе и ради нее, — незнакомой девушки, какой-то там Ольги Полвиной, с далекой беззащитной Кассии… Но нет… он не умер, — сгорая, рухнул к нам, чтобы навек остаться среди людей, которые отвернутся, сделают вид, что не видят его.
Ей стало страшно от растущего внутри чувства пустоты…
В словах такого не выразить.
— Оля, быть может, ты не понимаешь? — Голос Сергея неожиданно приобрел снисходительные, менторские нотки. — Мы не можем помочь Дабогу даже при всем желании…
— Я думаю, тебе пора домой, — Ольга сама удивилась, как спокойно звучат ее слова. — И еще я думаю, что основной модуль "Кассиопеи" способен к гиперпрыжку. Мы могли бы попытаться эвакуировать, хотя бы детей.
Полвин пристально посмотрел на дочь.
— Я свяжусь с президентом и подниму этот вопрос, — твердо пообещал он.
Щеки Сергея Воронина залил нездоровый румянец. Он резко встал и вышел, не прощаясь.
Ужин был окончательно испорчен.