– Ха-ха, ты действительно заметила? Просто мои серёжки серебренные, поэтому быстро остывают на морозе, а от этого у меня начинают болеть уши. Вот я и решила, что лучше без них.
Я не ожидала, что всё окажется так просто. Это заставило меня задуматься о том, не накручиваю ли я себя?
Единственное, что мне не нравилось, так это то, что мама постоянно ухаживала за больными. Я говорила ей это в открытую и всячески старалась оттащить от этого занятия, ведь она же могла заразиться!
Один раз придя уставшая с улицы, я почувствовала першение в горле, на ночь выпила кружку кипятка и к утру всё уже пошло. И я как ни в чём не бывало пошла на дежурство.
Вообще на своём здоровье я почти не зацикливалась, потому что моё самочувствие было нормальным. Я только надеялась, что у родителей тоже. Я верила их словам, но наверняка знать не могла.
Врач Мария, запретила всем кашляющим надолго выходить на улицу, поэтому на дежурстве теперь были в основном молодые.
Папа большинство свободного времени проводил в кузнице. Он уже неплохо освоил это ремесло, и даже подарил мне самодельный медальон, с обратной стороны которого были написаны инициалы, мои, его и мамины, а спереди надпись: "Любимой дочке".
…
Однажды утром у нас случился переполох. Вышедший на дежурство с рассветом Володин заметил человеческие следы, ведущие от каменной стены почти до дома и обратно. За забором следы уводили по дороге, которая раньше была проезжей частью. Ясно оставалось одно, кто-то чужой наведался к нам.
Мы сразу осмотрели вещи и в первую очередь кладовую, но ничего не пропало. Тогда зачем приходил этот человек? Может он побоялся войти в дом? А может это были хозяева?
Страх того, что сюда вернуться Нуар никогда не покидал меня. Вряд ли они умерли. А здесь у них есть и запасы еды и тепло. Нас было больше, но откуда мне знать, что этот дом не ловушка для людей?
С самого утра среди нас витало беспокойстве, которое оправдалось во время обеда. Сначала мы услышали отдалённый крик, служивший сигналом опасности, а затем в кухню вбежал взволнованный Володин и тоже начал что-то кричать. Все повскакивали. Со стороны дороги к забору пришли вооружённые люди. Очевидно утренние следы оставил их разведчик.
Все, кто мог, похватали ружья и побежали туда. Я тоже взяла свой арбалет и помчалась вдогонку, даже не накинув куртку. В дверном проёме мама попыталась остановить меня, но мне удалось вывернуться.
Все столпились у внутренней стены. Она имела такую кладку, что со стороны участка забираться на неё было гораздо удобнее, чем с улицы. Поэтому многие из нас, особенно те, у кого были ружья вскарабкались повыше и стали аккуратно выглядывать наружу, придерживаясь руками за камни. На дороге, заваленной сугробами стояло человек 10, а точнее 12. Каждый из них был вооружён. Они медленно подходили к первому забору, озирались по сторонам и тихо переговаривались, не подозревая, что за ними уже следят.
Слезь, я буду вместо тебя, раздался над моим ухом чей-то голос, но я сделала вид, что ничего не слышу и продолжила внимательно всматриваться в неизбежное.
Вдруг один из людей, идущий первым, вскинул автомат и выстрелил в мою сторону. Я даже зажмуриться не успела, как прозвучал резкий пугающий звук. На секунду всё во мне замерло. Я, не шевелясь телом медленно повернула голову направо, в сторону, куда, как мне показалось, должен был прийтись удар. И успела заметить лишь падающее тело того, кто стоял справа от меня.
Я тоже спрыгнула с забора и моё место сразу же занял другой человек. Прозвучали ответные выстрелы с нашей стороны, потом опять с их…
Я подошла к упавшему. Это был старенький дядя Стёпа. Рядом с ним на снегу валялось его ружьё. К нему уже тянулись руки Никиты, самого молодого, после меня в нашей общине человека, которому шёл 21 год, но я успела схватить первая. Теперь и у меня было нормальное оружие.
– Отдай ружьё мне. – Посоветовал Никита, но я уже снова лезла на стену.
Когда я во второй раз осторожно высунула голову, перестрелка была во всю. Я смешалась, запуталась и вообще мало что понимала в происходящем. Оружие чужаков явно превосходило. Длинной очередью снова дали по нам. Я спрятала голову. Не было никакой возможности прицелиться. Или я просто не могла? Ко мне снова пришла мысль "А могу ли я выстрелить в живого человека?"
Я стояла и ничего не делала, среди этого хаоса. Один раз я не высовываясь, выпалила наугад и конечно же промахнулась. Может нужно было отдать ружьё Никите ещё тогда? Но теперь было уже поздно. Он исчез из поля моего зрения. Кто-то громко вскрикнул. Я хотела быть полезной, но теперь, когда я поняла, что это снова был крик боли, мне стало страшно и я боялась даже пошевелиться. Я стала искать внизу глазами того, кому могла бы отдать своё оружие.
Но вдруг всё стихло. Это заставило меня высунуть голову. Очевидно от того, что раньше я не принимала участие в перестрелке, никто не обратил на это внимание. Я заметила, что к самому зелёному забору подкрадывается человек с чем-то тёмным в руке. По тому ли что он замахнулся характерным жестом, или просто доверясь чутью, я поняла, что это граната в его сжатых пальцах. Сразу поняла.
Если он подорвёт стену – конец. «И почему в него никто не целится!» Почти с обидой подумала я. В поле моего зрения попадали тёмные фигуры, растянувшиеся на снегу, а из-под них вытекали багровые пятна крови.
«Я его не убью, я постараюсь выстрелить только в руку.» Промелькнуло в голове решение за тысячную долю секунды, вот я уже плохо прицелилась и… Раздался выстрел, сопровождаемый ещё более мощным грохотом. Я не видела, что произошло, потому что зажмурила глаза сразу после того, как спустила курок. Вцепившись пальцами в холодную стену, я стала ждать.
Наступила пауза. Наконец я открыла глаза и глянула вниз. По ту сторону забора раздались голоса. Нападающие прекратили стрельбу и подгоняемые редкой пальбой из нашей засады, отступили по бывшей дороге.
Все долго следили за ними. Очевидно эти люди хотели просто убить и ограбить беззащитных жителей, у которых был кров и пища, забрать себе всё, что у нас оставалось. Но никак не ожидали вооружённого отпора. Правда я так и не поняла, что произошло сейчас.
Наконец я оглянулась на своих, стоящих под стеной. Все их взоры тоже устремились на меня. Тогда я снова перевела взгляд за забор. Там валялись трупы и весь снег был в чьих-то ошмётках и залит кровью.
Я поспешно отвернулась и спрыгнула вниз. Мне стали пожимать руки.
– Я кого-то убила? – Неуверенно предположила я.
– Да! А ты что, не видела?
Я печально покачала головой.
Тут все наперебой начали мне рассказывать, как было дело. Из их слов я поняла, что, целясь в руку, нечаянно, наверное, руководимая непостижимым проведеньем, попала в гранату, и та взорвалась. Это и переменило ход битвы. Так, мой промах волей случая сыграл решающую роль. Было ужасно представить, что по моей вине одного, хоть и враждебного человека, разорвало на куски, а стоящих рядом покалечило. Но с другой стороны приятно было стать героем, меткой спасительницей моих родных и просто друзей.
Мне пожимали руки. Потом отвели домой и дали сладкое варенье, вкус которого я уже успела забыть. Силуэт мамы показался в дверях, но сразу же исчез. Став центром внимания и удобно сидя на диване, я думала о том, что если бы никого не убила, то не ела бы сейчас это варенье. "Выходит жизнь человека стала ценой этой сладости? Но ведь я спасла всех остальных. Спасла, может быть, много жизней…» Такие мысли и тяжёлое чувство на сердце не покидали меня. Теперь я была убийцей. И самое ужасное, что, представляя себе эту ситуацию снова и снова, я убеждалась, что убила бы и во второй раз. Не об этом ли говорила мне Эруан?
«Нужно сходить к маме, посоветоваться.» Но сейчас я была не в состояние сделать это. Пришла нервная разрядка. По всему телу пробежала дрожь, а ноги стали ватными. Когда все наконец оставили меня в покое, я ещё с час посидела в укромном уголке, тупо уставившись прямо. В голову снова полезли кошмары. Кошмары, которые сведут с ума, если хоть на секунду дашь им волю, перестанешь контролировать. Немного придя в себя всё-таки отправилась к матери.
Её я нашла на втором этаже, в соседней комнате, от спальни. Здесь было свежо, но не холодно. Мама сидела спиной к двери и сшивала сильно порванную старую простынь. Поэтому я не видела её лица, когда вошла.
Я присела рядом, на пол, но она продолжала не обращать на меня внимание.
– Мама… – Обратилась я к ней.
Она замерла на секунду, потом сильно выпрямила спину и приняла какую-то неестественную позу.
– Ты не послушалась меня! Зачем ты туда пошла?! – Начала она.
– Я убила человека. – Перебив её, сказала я.
Мама осеклась на середине слова, и я всё рассказала ей. – Я теперь убийца? – Закончила я вопросом.
На протяжении моего рассказа, я следила за выражением её лица. Сначала оно отобразило ужас, но потом мама справилась со своими эмоциями, и когда я закончила, обняла меня с лёгкой улыбкой на губах. И хоть эта улыбка казалась до наивности не натуральная, но я была благодарна ей за это.
– Нет! Конечно ты не убийца. Это был хороший, смелый поступок. Ведь ты не хотела его убивать, а защищалась! Это была самооборона. Её признают даже в суде. Ты наша спасительница. Но я умоляю тебя, не рискуй так больше. Я так хочу, чтобы мы пожили вместе… – Тут её голос дрогнул.
– Но всё-таки это считается. – Ответила я и по моим щекам покатились слёзы.
Мама не мешала мне плакать. Я сидела на полу, возле её кресла, а она легонько гладила меня по волосам. Но при этом её поза оставалась такой же неестественно прямой.
– Ты на меня не сердишься?
– Нет, я тобой восхищаюсь. – Честно ответила она.
Мы помолчали. Вдруг я вспомнила, как однажды расспрашивала папу, про то, как они добирались сюда из города, и он отослал меня с этим вопросом к маме, сказав, что из него плохой рассказчик. Тогда я об этом быстро забыла, но сейчас это могло бы стать хорошим поводом сменить тяжёлый разговор, и последовавшее за ним тяжёлое молчание.