Саму площадочку покрывал деревянный настил, местами, прогнивший и присыпанный снегом. Я выпрямилась и очень осторожно подобралась к краю. Всё отсюда было видно, как на ладони. В лицо мне дул сильный ветер, и я вдыхала холодный, свежий воздух. Весь большой участок был виден отсюда, и наша дача тоже! И пруды, и лес… "С высоты птичьего полёта" пришло на ум сравнение. И мне до ужаса захотелось, чтобы у меня выросли крылья. Я бы тогда улетела под облака, и ещё выше, сквозь них. И снова увидела бы солнце! А то я стала забывать его свет. Как же мне захотелось…летать. Парить над землёй и подниматься всё выше и выше… Я бы сейчас столько отдала за крылья, за это чувство полёта и за Солнце. Во мне вдруг снова проснулась мечтательница, было приятно на минутку оторваться от земли суровой реальности и унестись в мир грёз…
Но мои размышления прервал Никита, тоже взгромоздившийся на площадку.
– Ну давай, что ты тут собиралась делать. – Пробормотал он, переводя дыхание.
Я вытряхнула из ведра руку. Гвоздём прибила её к доскам на самом краю площадки, сама отошла в другой угол и стала ждать.
– Ну и зачем ты так поиздевалась над этой кистью руки? – Поинтересовался мой «телохранитель».
– Чтобы вороны её не стащили вниз. И вообще, замолчи. А то ты их спугнёшь.
– Ну удаче в охоте. – С явным сарказмом сказал Никита, но всё-таки замолчал.
Мы замерли и стали ждать. Те птицы, которых я спугнула, снова закружились над нами. Они робко садились на край перил, сверкая на нас своими чёрными глазками. Потом осторожно подбирались к руке и тыкали в неё клювами. Но через какое-то время они совершенно забыли про нас. Не возьмись откуда налетели ещё вороны, и между ними разгорелась возня.
Я смотрела на это примерно с час, после чего прогнала птиц, и накрыла остатки руки ведром, прижав сверху молотком, чтобы вороны не сожрали всё за раз.
Я решила не стрелять в них с первого дня. Пускай немного пообвыкнут.
– Всё это конечно прекрасно, но зачем здесь нужен я!? -Возмущался Никита по пути домой.
– Я тоже не понимаю. Я бы и одна прекрасно справилась. Но видишь, по-другому не отпускают.
Вечером я издали заметила, что птиц стало ещё больше. Целая стая ворон носилась вокруг башни. У них, как и у людей, новости о еде разлетаются быстро. Они чувствовали, что под ведром спрятана добыча, и я даже стала опасаться, как бы они его не перевернули.
На следующий день я снова взяла Никиту и отправилась к 4G вышке. Но в этот раз он отказался лезть за мной и остался караулить внизу. Мне так даже удобнее. На маленькой площадочке двоим было слишком тесно.
Залезать во второй раз оказалось почти так же страшно и трудно, но я хотя бы знала, чего ожидать. На снегу, выпавшем за ночь виднелось множество птичьих следов. Они хороводом плясали вокруг ведра. Вороны сидели на перилах и с подозрением смотрели на меня. Как только я сделала шаг по направлению к ним, они улетели. Тогда я сняла ведро, прикрывавшее останки руки, отошла в угол и стала ждать.
Несколько ворон прилетели довольно быстро и мне сразу захотелось выстрелить в них, но я выжидала. Наконец когда вокруг обглоданных косточек собралась целая стая, я очень медленно выпрямилась, вложила в древко стрелу, прицелилась и… с первого раза пригвоздила ворону к деревянному настилу. Она трепыхнулась пару раз в конвульсиях и притихла. Остальные конечно же разлетелись, но вернулись спустя пол часа.
Я выстрелила снова и снова попала. Но как мне не хотелось поохотиться ещё, на сегодня было хватит. Я привязала добычу к мешочку для стрел за лапки и тала спускаться, оставив косточки на прежнем месте.
Радуясь, как ребёнок, я прибежала домой и похвасталась своей добычей. "Фу" Сказала, поморщившись, одна женщина, но остальные похвалили. Мяса получилось немного, тем более что я потребовала довольно большой кусок для дальнейшей приманки, но жаловаться не приходилось. Даже самые брезгливые с жадностью набросились на бульон во время обеда.
Так я стала охотится каждый день. Никита уже не возмущался, идя со мной, а со временем меня стали отпускать и без него. И всё-таки он иногда поднимался наверх, и мы с ним о чём-нибудь разговаривали. Конечно моих двух-трёх ворон не хватило бы, чтобы прокормить такую ораву, но это позволяло экономить продукты, которых и так осталось немного. Я никогда не убивала больше трёх птиц за раз, потому что боялась спугнуть их насовсем.
Так что теперь я стала охотницей, полезным членом нашей общины. И я была очень довольна этим. Я привыкла каждый день забираться на башню и сидеть в одной позе по несколько часов, выжидая удачного случая. Ворон я кормила воронами, и они охотно ели своих вчерашних собратьев. Наверное, тоже были голодными, а то не стали бы летать туда, где их могло убить.
Иногда бывали неудачные дни, иногда подстреленные мной птицы, или просто неверно выпущенные стрелы падали с вышки, и тогда их по долгу приходилось искать в снегу. Некоторые находились, а некоторые нет.
Однажды я сама чуть ли не упала, карабкаясь наверх. Повторяя такой подъём каждый день, я стала забывать про осторожность. Торопясь побыстрее залезть, а заодно и согреться, я небрежно поставила ногу, и та соскользнула. Я почувствовала рывок и повисла на руках. С минуту я стояла не шевелясь, переводя дух и представляя, что со мной могло бы случиться.
Сидя в засаде, я любила наблюдать за лесом. Отсюда открывался потрясающий вид. Мрачный пасмурный пейзаж начинал казаться мне даже красивым. Если бы снег был белый как раньше, то деревья бы выделялись на его фоне резкими силуэтами. Я часто представляла этот пейзаж, каким бы он был раньше: ярким, солнечным, зелёным. Только сосны да ели остались прежними. Они стояли так же, как и год назад, как будто ничего не случилось. Их тёмные иголки радовали глаз.
А дальше меня захлёстывал ворох воспоминаний. Как я гуляла по лесу и плела венки из живой травы, купалась и прыгала с тарзанки, каталась на лошадях… «В этом краю была переплетена вся моя судьба. И она продолжалась здесь же. Когда я первый раз была тут, я чувствовала, что что-то магическое, значимое для меня должно произойти в этих лесах. Но я ни думала, что всё обернётся так… Как? Да вот так, как бывает только в жизни, когда веришь в чудо, и оно почти совершается, а потом оказывается, что это просто судьба сыграла с тобою очередную шутку.»
…
Проходили дни, недели отсчитывали время. Всё вошло в привычный круг, и каждый день был однообразен и не похож на предыдущий, как это всегда бывает с рутинными днями. У нас наступило потепление. Единственный термометр показывал в полдень околонулевую температуру. И это стало единственным значимым событием.
Я продолжала ловить ворон. Мне было чем заняться каждый день, но я теперь совершенно не знала для чего живу. Всё было слишком очевидно. "Я охочусь, чтобы есть, ем чтобы жить, а живу чтобы охотиться. Всё как у животных. И что нас теперь отличало от них?" Поэтому я старалась не думать об этом.
Над вышкой ворон кружило всегда более-менее одинаковое количество, несмотря на то, что я убивала их каждый день. Значит прилетали ещё. Может с другого конца леса. Они знали, что здесь их ждёт либо еда, либо смерть, как те люди, которые на нас напали. Среди всех птиц я стала узнавать одну, одноглазую ворону. Она была умнее своих собратьев, и за это я не убивала её.
Вообще последнее время я, сама того не замечая стала менее разговорчивой и более угрюмой. Мама даже как-то спросила, всё ли со мной хорошо. И тут я всерьёз задумалась над этим. "От природы я была не очень мнительной, но, когда я долго сосредоточенно пыталась понять, не болит ли у меня чего, всегда оказывалось, что что-нибудь, даёт о себе знать. Но стоило мне отвлечься на любое дело, как я забывала об этом и чувствовала себя хорошо. «Хотя… может со мной и в самом деле было что-то не так, просто я не обращала на это внимание? Может я уже больна?" Чтобы избежать этаких душевных терзаний я стала отгонять от себя эти мысли, как и те, что я убила человека. "Даже если я и пойму, что умираю, я буду до последнего держаться и не расстраивать родителей" Наконец решила я.
Папа всё так же проводил больше времени на улице, трудясь, не покладая рук, а в свободное время делал что-нибудь в кузнице для хозяйства или для души, а мама наоборот, царила в основном в доме.
Недавно заболело ещё несколько человек. Виталик промочил ногу, набирая воду и простудился, а потом у него поднялась температура. Но это была ещё не беда. Гораздо страшнее стали внезапные, беспричинные болезни, когда человек ни с того не с сего начинал чувствовать недомогание, и за несколько дней слегал в постель. Одна такая пациентка жаловалась Марии, на нарастающею боль в боку. Симптомы у всех казались разными, но на одного выздоровевшего стало приходиться два заболевших. Да и к вылечившемся симптомы часто возвращались. Жуткая статистика.
По лицам и характерам болезней я пыталась угадать, кто скоро умрёт. Некоторые предполагали, что это эпидемия, другие говорили, что начала давать о себе знать радиация, после взрыва. И правда, в основном болели те, кто во время катастрофы был близко к эпицентру. Эти мысли волновали меня больше остальных, ведь мы с родителями в тот день находились в Москве, ближе всех. Хоть бы это было не так…
Тем не менее мы старались сохранить самое главное – человечность. Мы искренни пытались с добром относиться друг к другу, хотя в последнее время становились всё раздражительнее. Виной тому было предчувствие смерти, которое витало в воздухе. Но несмотря на это мы старались вести календарь. По воскресеньям пили чай. Один раз даже праздновали день рождения. По этому случаю даже накрыли "Праздничный" стол. Мы вскрыли за раз несколько консервных банок, но всем досталось не слишком то по многу.
Иногда мы проводили собрания, но я заметила, что всё реже мы решали там вопросы, по существу. Чаще просто делились своими опасениями. Сейчас многим хотелось высказаться, начать говорить, что всё плохо, чтобы их убедили в обратном, но было некому. Никто теперь не хотел слушать нытьё и чужие тревоги. У всех на уме была только своя судьба. Хотя, стали поговаривать о том, чтобы снова построить теплицу, но это оставалось только в планах ещё и не первой важности.