“I love Popasna” – “Я люблю Попасную”.
–
– А я попал в Попасную, – фраза получилась двусмысленной. Попал, бл.дь
Сегодня город остался по правую руку. Рядом с блокпостом на въезде в город стояли обгорелые танки, самоходки, машинки, еще какой-то маловразумительный хлам – говорят его стаскивали сюда, а затем дальше отправляли на переплавку.
В Соледар заезжали через час. Командир и Мопед соревновались в топографическом ориентировании на местности – наш будущий домик был где-то здесь, а может здесь, а может и не здесь. Там же пальма была, и мужик стоял. Я до сих пор не уверен, что мы заселились именно туда, куда было нужно. Точнее туда, куда они накануне наметили.
Это была какая-то дачка в два этажа с офигенно глубоким подвалом. Толщина перекрытий наводила на мысль, что хозяин либо был бандитом из 90-тых и использовал подземное помещение, чтобы выбивать из должников ипотечные проценты, либо готовился к войне, и в случаи чего планировал пережить атомные бомбардировки.
Во дворе вперемешку лежали не вскрытые консервы с фасолью из наших и хохлятских сухпайков – эту гадость мало кто любит. В гараже были навалены матрасы и одеяла, в летнем домике бегали мыши и шуршали домовые. На месте беседки красовалась огромная яма диаметром метров 5 или 7. В яме деловита складировался мусор, почему-то подумал, что свежие мусорные пакеты – отличный демаскирующий признак.
Командир показывал куда-то далеко вправо:
–
Вот там уже пидоры, километра три-четыре до них. И там, где-то стоит оху…ная камера с хорошим зумом. Ходим, смотрим, оглядываемся, не отсвечиваем.
Не очень-то и хотелось.
Связисты шустро разворачивали связь, маскируя антенну и кабели хламом. Беспилоты стучали дырку в крыше, вытаскивая свою бандуру, а мы с Командиром обустраивали рабоче-спальное место. Подвал 3 на 5, и на этих 15 метрах нам теперь предстояло жить, любить и работать.
–
Птичка! – Мопед кубарем скатился с чердака. – Не наша!
Я стоял в коридоре, выкидывал хлам, оставшийся после прошлых постояльцев. Услышав крик со второго этажа – замер с веником и совком в руках. В дверном проеме, где-то чуть выше соседнего дома летело крыло – то ли фурия, то ли гарпия, то ли лелека, но точно не Баба Яга. Это был разведчик, чем-то напоминающий нашего, и вот так почти рядом я видел его впервые.
Знаете, кто такой Павлик Морозов? Не будем говорить о его правости и левости, но для меня он просто мемный герой, чувак, которых всех сдал. Причем здесь СВО? Рассказываю и сразу упрощаю историю до 20 символов.
Павлик – это любой опездол, попавший в зону видимости разведчика, который своими действиями либо своим бездействием привел к тому, что мы находим схроны, штабы и прочие ПВД, и из-за которого потом туда начинало прилетать и раскурочивать. Вот таких вот товарищей я и называл Павликами Морозовыми.
Например, первый утренний вылет. Родная и через огороды дышащая миром Васюковка. Уже какой раз ни птички нет, ни коровки, ни овечки. Все спят и прячутся. И вдруг краем глаза машина. А что ты тут делаешь, родная в такую-то рань? Неужели товарищ председатель на работу едет? Надо посмотреть.
И мы летим на высоте в километр с лишним, сопровождаем неизвестно откуда взявшийся подарок. А подарок останавливается у относительно целого домика, неспеша (вот негодяй) запарковывает задом (дважды негодяй) под дерево председательский виллис. Пару минут, и от машины быстро-быстро бежит кто? Правильно, Павлик Морозов.
Из-за своей лени и скудоумия он только что раскрыл ПВДеху. А мы еще немного получше туда присмотримся – ага, вот и старлинк торчит, и тропки до ветру натоптаны, и да много чего еще.
–
Ну, что, спасибо тебе паря. Ориентир – дом с зеленой крышей, координаты получи, навестись доложить, огонь.
Вот так таким Павлушей с дурацким веником и подобием совка я себя сейчас почувствовал. В голове почему-то пронеслось на ломанном немецком: “Рус, сдавайся! Яйки, курки, млеко!”. Прямо увидел себя на экране оператора хохлодрона – стою с мусором, глаза на выкате, головою молча поворачиваю. Классический стукачок.
Крыло скользнуло и развернувшись полетело куда-то в сторону больнички. Надеясь, что у него нет регистратора с камерой заднего вида, аккуратно зашел под прикрытие входного козырька, выдохнул.
Мы тогда еще не знали, что рядом с нами живут друзья РЭБовцы, это чудо было уже обсчитано, и жить ему оставалось буквально минуту. Да даже если бы и знали – история так себе получалась, наше место обиталище могли срисовать и накрыть, а мы сегодня еще даже не обедали.
–
Как думаешь, заметили?
–
Через пару минут узнаем, отгони машину подальше. Куда-нибудь под забор, – Командир тоже проводил чужого взглядом. Сильно не отсвечиваем.
–
Мы уже антенну поставили, – Мопед с Тотемом тянули провода в подвал. – Через час можем пробовать.
–
Связь с техниками?
–
Работает. Там еще с ним рядом ШО стоит. Я сейчас туда съезжу, предупрежу, что мы теперь отсюда взлетать будем, чтобы не сбили, – Мопед деловито застегивал броник. – Тотем доделает.
Перед выходом из домика, он остановился, оглядел небо, вздохнул и вышел по стеночке к воротам, за которыми его уже ждала буханка техников.
Шутки походу кончились совсем.
Глава 13 Какие-то маньяки на острие атаки
Три распиздяя шли по длинной улице Григоровки – бодро размахивая руками, куря одну за другой сигареты. Между ними весело бегала собачонка, то путаясь под ногами, то забегая в распахнутые калитки оград, а то деловито семеня немного в стороне.
Распиздяя весь день копали траншеи на краю деревни и видимо очень устали – солнышко в тот день светило совсем не по-весеннему, а может просто хотелось жить и не думать о том, что вокруг война.
Но думать было надо – наш разведчик сопровождал троицу уже почти полчаса. Легкая птичка с чудным именем Zala (позывной Дед – уже больше 100 вылетов) иногда отвлекалась, чтобы осмотреть окрестности, заглянуть немного вправо, немного влево, и еще куда-то за горизонт, а затем каждый раз снова и снова возвращалась к трём хлопцам, что бодро шагали по улице, состоящей из полуразрушенных домов и сложенных сараев.
–
Не, ну, и мразь же ты, – Тотем отвлекся на секунду от управления Дедом, затянулся и, выпустив клубы сладковатого дыма, в очередной раз с укором бросил мне, – мразь, короче.
Я не спеша переносил на планшет свежие координаты ЛБС, сверяясь с информацией из ЧК. Линия уверенно двигалась на Запад, что очень радовало. Услышав про “мразь” – поднял глаза и улыбнулся. После вчерашнего вылета среди нас появилась новый повод для шуток.
–
Ну, как так-то? – продолжал Тотемушка. – Ты же наш, русский человек! Ты, что – вообще животных не любишь?
–
Животных – люблю, стреляю – хорошо, кормят – хорошо, слава ВДВ, – отшутился я.
Отшутился, но не отбился. Оператор снова отвлекся от монитора, где троица уже превратилась в славную пятерку, и уверенно шла куда-то в сторону леса.
–
Ты же видел, там собакен бежал, живодер!
Вчера работали по окраинам Часового Яра.
Улица состояла из двухэтажек, у нас дома их называли “шестнадцатиквартирками” два подъезда, по четыре квартиры на этаже. В детстве мы жили на втором, а мои друзья – на первом. Мы бегали друг к другу в гости, двери в подъезд никогда не закрывались, а перед каждой входной дверью лежал коврик, на котором стояла вся уличная обувь. Возле входа в подъезд на улице висел большой почтовый ящик сразу на весь подъезд, и на новый год на нем всегда стояли противни с пельменями – первая квартира использовала его в качестве холодильника.
Вот вчера вокруг таких “хохотажек” нарыли стоящую под деревьями технику врага. Большая часть её располагалась внутри двора, примыкая к стене, что делало невозможным работу с нашей стороны – снаряд должен был пройти через весь дом, чтобы достичь командных автомобилей.
Но накануне одно из орудий перекатили, и его местоположение позволяло теперь отработать примерно половину техники, чем мы и занялись. Очень скоро герр командиры остались без своих боевых коней – что-то было разбито прямым попаданием, что-то посечено осколками, а на одну из машин положили часть стены жилого дома.
Но прямо под большим деревом, между домом и магазинчиком из красного кирпича (так мы решили, что это постройка – магазин) стояло что-то похожее на моталыгу. Все летевшие снаряды падали куда угодно, но только не туда куда было нужно. Я начинал психовать и выражаться. И тут откуда-то на улицу выскочила черная дворняжка, заметалась между домом и магазинчиком, а потом как-то шустро юркнула под МТЛБ.
–
Стоп стрельба, стоп стрельба, – то ли в шутку, то ли всерьез завопил Тотем. – Стоп, смотри, там Шарик!
И следующий снаряд накрыл цель. Стало тихо, даже беспилотник похоже завис где-то в вышине, а мне ничего не пришло лучше на ум, чем с умным видом сказать:
–
Шарика – жалко. Погиб, как герой.
И вот уже второй день Тотем считает меня живодером. О нелегкой и страшной кончине дворняжки сообщалось всем, кто приходил к нам в гости. У меня даже было подозрение, что в перерыве между вылетами был организован просмотр видеофиксации – судьба черного Шарика волновала его больше, чем любая другая уничтоженная цель.
–
Тотем, тебе не надоело?
–
А ты подождать не мог, видел же, что он под машину ушел!
–
Ну, то есть, бабку, которая в магазин спряталась, тебе не жалко, а за животину переживаешь! – сразу после первого выстрела из подъезда выскочила старуха и резво забежала в красный магазинчик, там видимо был подвал.
–
Бабка что, она умная, она выжила, а Шарика ты – задвухсотил, – Тотем накидывал мне и, кажется, останавливаться не собирался. У тебя, что – никогда собаки не было?
–
Я больше кошек люблю. У меня дома сейчас Изольда живет, породистая – я как её родословную увидел, теперь к ней только на Вы и с улыбочкой. Так и говорю ей каждое утро: а что это Вы, Изольда Оксюмороновна, так много сегодня навалили?