Потом строем получили люлей от Командира – шуметь здесь, в мирном лесу, почти на старой границе России было нельзя. Здесь, несмотря на то что еще недавно была территория ЛНР, никогда не было войны. И люди здесь жили мирные и спокойные.
Я уже два раза перестирал всё своё белье – первый раз в ледяном ручье, второй раз – в шайтан-ведре, и теперь чудом сохранившиеся парадно-выходные джинсы и майки сохнут на верёвках, растянутых между деревьями.
Раньше всегда знал, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Теперь точно знаю, что из этих двоих – ждать в разы тяжелее.
–
Ну, я же взрослый человек, верно? – раздаётся голос с соседней кровати.
–
Ты это к чему, – я стараюсь сосредоточиться на рисунке деревянной доски над головой, ожидая продолжение глубокой мысли.
–
Нет, ну я же правда – взрослый человек? Могу же вот сам решать, что делать?
–
Можешь, можешь, – я переворачиваюсь на бок и пытаюсь рассмотреть в сумраке лицо говорящего.
–
Значит сам могу решать – хочу на улицу пойду, хочу прямо здесь обос**усь. Я же взрослый и самодостаточный.
Не ожидал такого вывода:
–
Тем и хорошо быть взрослым – сам насрал, сам убрал – это и называется свобода.
–
Не, сам убрал – это уже не свобода. Сам убрал, это уже рамки.
С Печкарем мы пересекались и раньше, он был связистом и его, так же, как и меня перевели в узбеки-строители. У него был реальный опыт возведения зданий и сооружений – незадолго до командировки у себя дома он построил настоящий дом. И не где-нибудь, а в Сибири, ну, то есть не из того, что под руками и палок.
Кстати, борщ в плавающей кастрюле во время потопа тоже был приготовлен им.
–
Не будем загонять себя в рамки, пошли на улицу.
Мы выходим с ним и молча делаем свои дела. Ополаскиваем так же молча руки в самодельном рукомойнике – в норку идти не хочется, в ней время тянется бесконечно долго.
–
А ты вообще, домой не боишься возвращаться, – Печкарь смотрит немного исподлобья.
Никак не могу понять, почему его так волнует этот вопрос.
–
А чего мне там бояться? – осторожно начинаю я. – Мои давно в курсе, где я нахожусь и чем тут занимаюсь. Да и не вижу я за собой никакой вины.
-
Нет, я не об этом, – Печкарь смотрит куда-то сквозь деревья, словно пытается разглядеть свои мысли. – Вот смотри, мы тут все нужны друг другу. Нет, даже не так – вот здесь каждый смог доказать, что чего-то стоит, а потому… – он замолкает, стараясь подобрать нужные слова. – Здесь каждый из нас уверен в своей необходимости для какого-то общего дела. Мы же все сюда пришли сами, не по приказу или распоряжению.
Я начинаю понимать про что он. Это совсем не про мертвецов и покойников, которые будут проходить во сне, и не про косые взгляды соседей и прочих прохожих.
–
Печкарь, ты боишься, что там станешь никому не нужен?
Он молча, чуть заметно даже не кивает, а просто моргает глазами:
–
Вот именно, что там снова стану никому и низачем
–
Но подожди, у тебя же там есть семья, ты же рассказывал – жена, дочка. Разве они тебя не ждут, разве не будут рады?
Печкарь поднимает с земли ветку, чистит её от листьев и неожиданно со злобой делает несколько взмахов – прут свистит и срезает верхушки высокого кустарника.
–
Рады, конечно, будут рады. Но я вот внутри… Понимаешь, дома я делаю какое-то дело, чего-то достигаю. Дом вот построил, в этом году баню подниму. Но делаю это всё как бы не сам. Ты вот говоришь – нужность. Я ее очень хорошо ощущаю там, но мне как будто её недостаточно. Как будто она совсем не настоящая. Как китайская подделка – вроде бы и сделал, что должен, и рады все вокруг, а чувствую – не то. И жена моя это чувствует, и дочка – но все радуемся, а от того получается, что друг друга обманываем, друг другу врëм.
–
Ну, так вернись сюда после отпуска – ты же видишь, что работы здесь ещё на пару-тройку лет.
Печкарь сидит на поваленном дереве, которое мы используем вместо лавки, закуривает и слегка покачивается. Его глаза смотрят куда-то сквозь листву и ветки, мимо нашего лагеря, мимо сооруженной наспех столовой, вообще – мимо всего, возможно прямо вот до своего дома.
–
Я же вроде и как там кому-то нужен – семье, родителям, соседям. Да много кому, – он затягивается и замолкает, выдыхает дым. – Всем нужен, а себе не нужен получается, вроде как не для себя живу.
Я зеваю, чтобы скрыть свою растерянность, ведь надо что-то отвечать. Мысли в целом понятные и знакомые.
–
Знаешь, как почтальон Печкин говорил в мультике: “Это я почему такой злой был – потому что у меня велосипеда не было”
–
Предлагаешь купить велосипед?
–
Ага, двух колёсный. А еще лучше придумать себе цель, даже непросто цель, а Цель! Целую ЦЕЛИЩУ! А потом маленькими кусочками, маленькими целями идти к ней. Тогда будет за что себе спасибо говорить.
Печкарь подозрительно смотрит на меня:
–
Ты вроде здесь уже полгода, а говоришь так, будто вчера Ютуба насмотрелся. Цель найти?! Сам-то определился со своей Целищей?
–
Ты же знаешь – другим советовать легче, чем себе. Скажем так, я лежу в еë направлении. Если бы определился, то, наверное, сюда бы не пошёл. Или наоборот – на пару лет раньше здесь бы оказался.
–
А хрена ли тогда советуешь? – Печкарь пытается свести всë к шутке, смеясь неестественным смехом. – Если сам только лег в еë сторону?
–
Ты же сам сказал – мы уже люди взрослые, хотим советовать советуем, хотим выбирать – выбираем, хотим кофе попить – идем и пьем.
–
Давай до Командира сначала дойдем – может чего известно?
Вечером в таком же продуваемом КАМАЗе, как и почти полгода назад мы ехали в сторону Луганска.
Наша командировка закончилась.
Эпилог
Когда-нибудь это всё остановится. Я сяду в машину и поеду в Артёмовск. Я очень хочу, чтобы этот город всё-таки стал называться Артёмовском.
Быть может, навигатор будет ругаться со мной всю дорогу, говоря, что “Вы ушли с маршрута”, “Маршрут перестроен” и в конце концов, я просто уберу звук до минимума. Мне не будет нужен кратчайший путь – я буду ехать той дорогой, которая мне знакома, по которой я ни один раз проезжал сам в эти короткие и длинные полгода.
Сначала будет Алчевск, дальше Брянка, затем Стаханов, и Ирмино. В Первомайском я немного задержусь и не поеду по улице Куйбышева в сторону Калиново-Борщеватого и Попасной (может тоже восстановят).
Я припаркуюсь на пятачке, где, с одной стороны, магазин из красного кирпича, в котором всегда покупали блоками чудные сигареты “Чапман” – коричневые и зеленые. А с другой стороны – Супермаркет с вай-фаем, и небольшой киоск с хот догами и шаурмой, очередь за которыми иногда растягивалась на пару десятков метров.
Да, точно – сразу в Попасную не поеду, не спеша развернусь на север и доеду до Горского (Гiрское). Обязательно найду ту пятиэтажку, и, как знать, может встречу Шахтера. Собственно говоря, общих тем для разговоров у нас сильно не было и не будет, но будет приятно знать, что у этого большого и сильного человека всё хорошо.
А затем “вернусь на маршрут”, и по дороге из красной пыли пролечу Попасную, два раза посигналю, проезжая поворот на Вискрива (писяйкриво) и Пилипчатино. В сам Артёмовск заезжать не буду если только после того, как его восстановят.
Я видел этот город урывками, с высоты полета разведчика и его же глазами.
Первое, что запомнилось – большой флаг сине-желтого цвета, развевающийся на каком-то заведении. Полотнище спускалось с верхнего этажа почти до самого низа – почему-то тогда я первый раз подумал о том, что в городе есть мирные люди.
Второе яркое воспоминание Артёмовска – памятник самолету. В середине февраля 2023 года его подорвал противник, отступая из города. Мы всегда старались аккуратно работать в ту сторону – с памятниками не воюем.
Еще была местная рублёвка – не знаю, что за район города, но там находились коттеджи, а за ними Северный ставок – водоем. Коттеджи были ориентиром, а в воде было очень сложно поймать первые пристрелочные разрывы. Рядом находился ещё какой-то парк или аллея. Его я видел в двух видах – в январе 2023, когда ещё угадывался рисунок дорожек, и через 4 месяца, в мае, незадолго до полного падения города. Когда наши забирали Тетрис и Гнездо, мы с утра полетели на разведку – рублевку я нашел не сразу, а парк был скрыт в утренней дымке и дымах пожаров.
Заеду в Соледар, в нашу Дачку под Бахмутом. Но долго там не задержусь, а отправлюсь на перекресток поворота на Васюковку и Сакко и Ванцетти.
Это – та самая Остановка, где мы отбивали один из самых опасных и неожиданных накатов противника. Где в прямом эфире видели, как убивали наших ребят, и как мы всем чем можно пытались сохранить им жизнь.
Дать отойти в сторону смешного поселка, состоящего из трех избушек и названного в честь рабочих анархистов из США. Чуть больше 300 метров по прямой, и у парней, возможно получилось бы выжить.
Но слишком неравными были силы, а мы смотрели на это всё “в прямом эфире” и бессильно матерились, накидывая одну за другой пульку, но понимая, что слишком поздно. Обязательно оставлю цветы и пару сигарет.
Спасибо, Братцы, благодаря Вам мы остались живы.
Вообще, хочу проехать по Васюковке – за месяц работы я выучил все её улицы и переулки – дом со Старлинком, дом с зеленой крышей, статуя Ленина, Павлик Морозов – это были отметки на моей карте.
И еще – доеду до Облачка – на картах в этом месте огромное белое пятно, аккурат на пересечении лесопосадок. А по факту – минимум три замаскированных точки работы противника. И столько же забараненных самоходок.
А еще… Да много куда хочется проехать, посмотреть, походить, пощупать, и закрыть эту страницу для себя.
Мы же Созидатели, а не Разрушители.