ХЗ, как тут с деньгами, видимо очень плохо, торговля никакая.
Люди не спеша переговариваются, что-то обсуждают. Иногда со стороны терриконов раздаются звуки канонады или пулеметных выстрелов, но никто не обращает на это внимание. Мы делаем по третьей ходке, руки немного ноют, спина мокрая – поднять на девятый этаж два ведра воды оказывается не такой уж и веселый аттракцион.
На лестничной площадке первого этажа бабулечка выставляет полные пятилитровки. У неё сегодня занятие на целый день – живет она на третьем этаже, но за раз может поднять только одну пластиковую бутыль. Поэтому она медленно переносить все свои зашорканные бутылки на следующий этаж, сопит и долго отдыхает. Проходя мимо неё, я автоматически распрямляю спину и делаю вид, что такой фитнес мне по душе.
–
А чего не этими таскаем, -киваю я на укупорки, стоящие под лестницей первого этажа. – Удобнее чем ведрами будет.
–
Да их привезли ночью, лень было поднимать – а потом они замёрзли, – тяжело дыша поясняет Мопед. – Оттают, потом поднимем.
Машина с водой уехала, люди потихоньку разбредаются по своим темным и холодным квартирам. В городе много людей, но их не видно. Они компактно, тонким слоем растянуты по окружающим домам. И встречаются два раза в неделю возле вот таких машин с водой. Небоскребы вокруг нас, серые панельные девятиэтажки не разрушены, окна в них в основном целые, лишь изредка видны отверстия от осколков. В частных домах на дверях написано “Живут люди”, в многоэтажках – телефоны комендатуры, и какое-нибудь доброе напоминание, типа, как на нашей – “Юрочка, не забудь закрыть за собой дверь”.
Говорят, что на себе не стоит показывать, но сегодня, таская воду к себе на девятый этаж, я почему-то вспомнил своих родителей. Остановился на пятом этаже передохнуть, и постучал сначала несколько раз по дереву, а потом для верности – еще и себе по голове. Никогда у моих такого не будет, не должно.
–
Картошка готова, – встречает нас Кошман. Он честно сказал, что четвертую ходку делать не будет. Но зато успел достать противень из духовки, и теперь раскладывает дымящуюся вкуснятину по тарелкам. Тихонько закипает чайник, тело ломит от проделанной работы, и всё вокруг так немного по-домашнему и по уютному.
В который раз думается – и на фига воевать.
А с утра установилась хорошая погода…
Глава 9 Змей Горыныч
Я потер заросший подбородок и сладко потянулся. В комнате было мутно от дыма сигарет и парилок, на часах мигало 21:45, за окном было темно и мерзко – шел пятый день непрерывной работы. Разведчики взлетали, кружили где-то в районе Соледара, возвращались домой, менялась батарея, проклеивались стыки, укладывался парашют – и птичка снова упрямо шла в тыл к врагу. Горло болело, хотелось пить и кашлять. А еще больше – спать.
Волчий сон, по определению, идеально подходил для ритма нашей работы – короткие промежутки сна по 30-40 минут точно совпадали по времени с перезарядкой разведчика. Потом 3 часа активной работы, и снова полчаса на покушать_поспать_размяться.
–
Готово, – на мониторе перед Тотемом появилась серая картинка заснеженного поля, и тут же раздался голос из радиостанции.
–
Даю свет, – значит включено питание и начинается предполетная подготовка.
–
Вижу, – Тотем защелкал пальцами по клавиатуре, картинка на экране начал изменяться: камера посмотрела вправо, затем влево, немного вверх, немного вниз. Затем пришла очередь проверки систем управления, укладки парашюта…
На экране все пункты проверки перед взлетом отметились зелеными галочками. Затем изображение зашевелилось – птицу установили на взлетную площадку, мелькнули чьи-то руки – ноги. Пару минут, и птичка уже в небе, набирают высоту, на экране проносятся посадки, поля, темные полосы дорог. 50 оттенков серого…
Уже весна, мы поменяли место работы и живем практически одни в большой советской пятиэтажке – на 60 квартир жилых от силы три. В Горском нет света, нет газа, нет воды, не работает канализация.
Хозяева нашей квартиры сейчас находится в районе Нидерландов или ещё каких-то Англий. Свежий ремонт, новая мебель, куча учебников за 10 и 11 класс с отметкой местной гимназии. Наш рабочий кабинет – это бывшая детская, на обоях постеры с участниками k-pop групп, какие-то безделушки, зеркальца, фотографии девочки разных лет – от колыбели до выпускного. Класса до 9-го у неё ярко выраженная челка отличницы, затем модная прическа.
В спальне и зале – наши рюкзаки стоят между кроватей, заменяя нам тумбочки и шкафы. В самих шкафах поселилась плесень, поэтому стараемся их не открывать. В коридоре стоит удлинитель, от которого во все стороны тянутся черные змеи кабелей. Сам генератор пыхтит на третьем этаже в чьей-то разгромленной квартире.
–
Тут госпиталь был, – смотрящий за квартирами Шахтер закуривает, – естественно, что хохлятский. Как раз в подвале дома лежали, а в этой квартире медсестрички их жили. Офицеры как-то немного перебрали и пошли знакомиться, те, естественно, не пустили. Вот они им дверь и вынесли. А потом уже, когда сбежали все, то квартиру разбомбили шакалы всякие.
Шахтер Костя – местный, все его знакомые разъехались по разным странам – кто беженцем в Европу, кто к родным на Украину, а кто в России теперь живет. Но ключи от квартир оставили ему и пару раз в неделю он приходит и смотрит за их состоянием. Костя большой, грузный и грустный.
–
Опять дебилы малолетние в Телеграмме радовались, что подстанцию восстановили, свет дадут, х*ё-моё. А вчера туда два снаряда прилетело, и всё – опять теперь подстанцию надо восстанавливать. С**и, молчать не могут же, – вопрос с электричеством здесь самый обсуждаемый. Всем надоело уже жить при свечах и таскать воду из колодцев. – Обещали в феврале дать, теперь уже на апрель перенесли, никто ничего не знает, но зато все и обо всем пишут. У меня вот дружок тут рядом жил, сейчас со всей семьей в Голландии. Сначала всё туда звал – и денег дают, и работать не надо. А сейчас всё – по прижали их там. Последний раз, когда созванивались, говорит, как свет в городе появится – сразу домой поеду. Видел же, какая у него жинка?
Неделю назад были сильные морозы, канализация не выдержала и всё наше добро вышло в квартире на пару этажей ниже. Течь была устранена, тепловой пушкой отогрета замерзшая каныга, порядок наведен силами местного пролетариата. Там в квартире мы и увидели фотографию друга с женой.
–
Хороша? – Костя поднял палец вверх, – так и звали её между собой Света, значит звезда, наша.
Мы с Кошманом соглашаемся. Глаз радуется, мозг отвлекается.
–
Я завтра вам борща принесу, нашего, местного. Моя приготовила.
И вот с этого самого завтра прошло уже пять дней. Борщ мы съели ещё в самом начале, потому что готовить что-то серьезное было некогда. На улице начались последние морозные мартовские деньки. И мы, и враг понимали, что как только станет теплее, знаменитый луганский и донецкий чернозем станут непролазной преградой для любого вида техники, отличного от МТЛБ.
Поэтому фронт активизировался, мы с каждым вылетом мы замечали всё новые и новые колонны с пополнением, прибывающие с той стороны. Вчера днем срисовали несколько шустрых грузовиков, резво высадивших свежие резервы рядом с “хамелеоном” – лесопосадкой, своими очертаниями напоминающую эту хитрую ящерицу. Противник не ждал, что наш разведчик будет крутиться в той стороне – бои шли южнее и севернее этого места, поэтому войны в новеньком камуфляже не спеша спрыгивали с бортов грузовиков, принимали шмурдяк и БК. Кто-то даже начал закуривать.
–
Лунтики, опять лунтиков привезли, – улыбался Кошман, набирая на гаджете номер расчета.
Он не признавал переписок и корректировал орудия исключительно при помощи громкой связи, отчего иногда было даже радостно, что у нас нет соседей. Так себе была бы история, если бы каждую ночь к нам приходили невыспавшиеся мужики в трусах и грозились бы вызвать участкового (шутка и сарказм, если что). “Лунтики” тем временем не спеша уходили в посадки – листвы не было, цель была как на ладони.
–
Набирай соседей, – была смена Кошмана, он был за старшего. – Отработаем с двух рук.
Намечалось знатное побоище. ЛБС за последнее время продвинулась хорошо вперед, но наши орудия еще не перекатывались ближе, и поэтому эффективно работать по противнику мы могли только вдоль дороги. Готовился явно накат, и чем больше мы выпустим снарядов сейчас, тем меньше нам придется выпускать их потом.
–
Белый, прими икс-игрек, – скороговоркой прокричал Кошман в телефон, – повтори, да, верно. Навестись и доложить – тут тьма народа ждёт, будем вместе с соседями работать.
Кошман отложил свой гаджет на правую сторону ствола и взял мой:
–
Братец, как ты там, поработать хочешь? Прими цель, – второе орудие также получила координаты. Второй телефон лег по левую сторону ствола. – Мопед вот так будет проходить траектория от первого орудия, вот так – от второго. – Кошман для оператора дрона рукой показал на карте в верхнем углу экрана направление стрельбы.
–
Принял, – Мопед, удерживая картинку лесополосы с резервами врагов, увел разведчика немного дальше, предстояло “ловить” первые разрывы, для дальнейшей корректуры. Как всегда летного времени оставалось немного, и для экономии батарей оператор развернул птичку против ветра.
–
Наведен – готов! Наведен – готов! – практически одновременно пришёл ответ и с правого, и с левого телефона.
Кошман, наклонившись вправо, отдал приказ:
–
Первый, один – огонь!
–
Выстрел, – раздалось через какое-то время.
Мопед щелкнул секундомером:
–
Какое подлетное?
Кошман сверился с записанной информацией, полученной с орудий:
–
Двадцать пять, – и выждав еще порядка 10 секунд, наклонился к левому гаджету, – Второй – огонь!
–
Выстрел!
Мы уставились в экран, ожидая разрывов. Нам не было видно фигурок врагов, только некое общее шевеление, скорее всего отцы командиры там сейчас пытались навести некое подобие порядка, чтобы спрятать новенькое мясо до момента наступления.