Стас вышел из поезда через две остановки после Эльвиры. И медленно пошел по тихой деревенской улице к маленькому домику, чистому и красивому, как игрушка. У ворот достал ключ, неторопливо открыл и заботливо проверил крепость забора изнутри. На крыльце посидел, отдохнул, наслаждаясь вечерней свежестью. Затем вошел и зажег везде свет. Его ждут восхитительный вечер и спокойная, богатая ночь. Ночь общения с миром и собой. Со своим миром.
Стас разделся, долго возился с ноутбуком. Затем принял ванну, закутался в пушистый халат. Налил у бара полстакана виски Glenlivet. Пил медленно, с наслаждением, ощущая каждый глоток, как тяжелую и теплую каплю счастья, солнца в ночи. Затем раздвинул шторы и долго смотрел на пушистые ели за окном. Его дом очень похож на дом Тома Вайса, только здесь есть и маленький, ухоженный сад, и несколько грядок.
Перед тем как сесть к компьютеру, Стасу захотелось усилить приятные ощущения. Он подошел к небольшому красивому буфету под старину, открыл дверцу и поднял крышку супницы. Там лежали документы на дом. Купчая на собственность. Стас прочитал эти слова как чудесные стихи.
Эльвира ходила по своему крошечному замку босиком, теплый деревянный пол ласкал ее ступни. Она собиралась этим вечером ничего не делать. Это значит, найти только в мыслях самое главное, оценить масштаб и важность задач, услышать в душе отклик. Такой была ее система: начинать работу с отклика в душе. Она неправильный ученый. Для нее важны не столько факты и строгость теорий, сколько догадки, интуиция, тень открытия. К этому уже пристроятся и факты, встанет на страже строгая логика.
Эля лежала на кушетке перед камином, смотрела в огонь, искала тропы в страну Дождя, обживала область тайн, которые природа, знания и любовь откроют только ей. Все было хорошо, только что-то главное не давалось в этом чудесном уединении, о котором она столько мечтала. И сама себе не давала понять, что же есть это главное.
А главное вдруг открыло дверь.
– Эля! – нетерпеливо позвал из прихожей Том. – Ты где?
– Удивительно, – произнесла Эля, появившись из комнаты. – Я знала, точнее, чувствовала, что ты сегодня приедешь. А собирался, кажется, через месяц.
– Не получилось, – коротко объяснил Том. – Столько не вынес бы. Вдруг подумал, что через месяц, в мою свободную неделю, мы могли бы уже расписаться. Если завтра отвезем заявление.
– У нас вечер обручения?
– Ну, да. Я привез шампанское и торт.
О чем только они не говорили во время пиршества. За несколько часов обменялись своими жизнями. И мгновения хватило, чтобы подумать в унисон: это судьба. Единственный шанс из всех возможных.
Поздно ночью Том вдруг спросил у Эли:
– Тебе совсем не интересно, кто тогда тебя ограбил? Или ты боишься это узнать? Ведь совсем чужих людей в тот день у тебя не было.
– Пожалуй, не хочу, – задумчиво произнесла Эля. – Не боюсь, нет. Просто не хочу касаться тайны человека, у которого, возможно, это был последний шаг большого отчаяния, безысходного горя.
– Точнее?
– Скажу точнее. Ирина Скворцова, мать моей пациентки, страшно нуждается. Состояние ее единственного ребенка критическое. А такая сумма могла бы очень многое изменить. Подарить своему печальному, испуганному ребенку дни счастья. И это повлияло бы на их будущее. Шамс, у которого четверо детей, одна дочка парализована, – тоже мог бы повезти девочку на операцию, может, за границу. И что-то такое не исключено у каждого, кто входил тогда ко мне.
– У твоего риелтора тоже?
– Да. Я этого не допускаю, но и у Стаса была тогда ужасная ситуация. Тяжело заболела мать, и он отказался от операции, которая могла бы ей помочь. Из-за денег, как он сам мне сказал. Мать умерла. Мне говорили, что он похоронил ее на социальном кладбище.
– Что это за кладбище?
– Для бедных, у которых нет родственников. Деревянные кресты и могилы не в один слой. Ужас. Жена его тогда сохраняла беременность, девочка потом родилась с проблемами, обеим требовалось лечение. Да, я могла бы понять такой поступок, единственный в жизни, ради спасения близкого человека. И очень рада, что забрала заявление. Все равно этот гусь поймал бы не того.
– Какая красивая теория. Не совсем научная, но тебе она так идет. Ты сейчас похожа на сказочную фею, которая не знает лишь одного: кого раньше коснуться волшебной палочкой, чтобы подарить прощение и радость. Я рядом с тобой, наверное, жестокий демон. Именно поэтому я должен тебе кое-что рассказать. Хоть какую-то защиту поставить на твое нежное и щедрое сердце.
– Может, не нужно? – нахмурилась Эля. – Или хотя бы не сегодня? У нас такая ночь.
– Нужно. Именно поэтому. И закроем тему. Я не майор Григорьев, я всегда ставлю точку в конце истории. Ему достаточно корзины с самогоном. Я всегда ищу правду. Не так давно я заметил из машины, как от электрички по соседнему поселку идет наш риелтор Стас. Меня это не удивило, я даже хотел было остановиться, но он как-то поспешно свернул на тропинку и быстро удалился, как будто не заметил меня. Я проехал пару домов и остановился: оттуда было видно, куда Стас вошел. Этот дом выставил на продажу мой знакомый, который переезжает на ПМЖ в Италию. Вечером я ему позвонил. И теперь коротко, по пунктам. Стас купил у него дом за миллион рублей, деньги привез вечером девятнадцатого февраля, в день твоего ограбления. Сделку оформил на следующий день. На сайте его агентства сделка оформлена девятого февраля. Пропустил единичку, а сделки, совершенные до ограбления, твой майор не проверял. Теперь насчет крайнего и единственного шанса, когда нет денег на спасение мамы. Стас Галецкий с самого начала нашего знакомства советовался со мной насчет перевода своих валютных счетов из России в Германию. Я даже посоветовал ему знакомого финансиста. Речь шла о серьезных суммах.
– Я не могу понять зачем? Мы ведь сотрудничали. Это репутация и заработок, в конце концов.
– А как пострадала его репутация? Даже если бы ты подозревала и сказала бы об этом полиции, никто бы ничего не доказал. Ты же не знаешь номера купюр, у него полно своих денег. Но он не рисковал даже так. Точно знал, что сумеет тобой управлять. Насчет заработка – это пять процентов от суммы сделки с меня. Пять процентов от того, что он украл. Ты сейчас опять спросишь: зачем, если деньги были? Затем, что эта циничная белая крыса берет то, что может взять. Он всех презирает, кроме себя. И так уверен, что «не все в этом мире равны», что никто его не просчитает. Он меня замучил этой своей истиной.
– Но как он не боялся… Купил дом недалеко от твоего. Вот ты его увидел.
– Ну и что, что увидел? Не говорю даже о том, что он не знал о наших отношениях, о том, что мы когда-то без него вообще увидимся. Но к этому моменту ты практически под его диктовку написала свое заявление о том, что кражи не было, деньги нашлись. Привела «виновницу» и главную свидетельницу. Это все: у тебя пути назад больше нет.
– Почему он хотя бы не купил дом где-то далеко?
– Да потому что не все в мире равны! Ему понравился тот, именно в этом месте, такой обустроенный, как у меня, даже лучше. Он украл не только твои деньги, но и твою мечту. И не видел ни одной причины, по которой должен в чем-то себя ограничить. Это его добыча, это его месть другим людям. Нам. Мне сразу показалось, что он смотрит своими белесыми глазами так нежно, так сладко улыбается – и ненавидит. Так изобретательно ненавидит всех. Наверное, и мать свою за что-то презирал. Зарыл на социальном кладбище.
– Ты хочешь его разоблачения?
– О нет. По двум причинам. Не буду мараться. Да и следов уже не найти. Разве что он был настолько безмятежен, что продал супницу в антикварный магазин. Тогда можно все раскрутить по ее бренду и номеру. Но это вряд ли. Это первое. Но главное – второе. Благодаря ему и его преступлению я нашел наконец тебя. Свою женщину. Это стоит всех денег мира. И закроем тему, как собирались. Только одно: если он еще приблизится к тебе, я сверну ему шею. При всей своей благодарности. Ты расстроена?
– Я счастлива, – уверенно ответила Эля. – Даже не слишком удивлена. Что-то действительно в нем было такое… Но это не Ира Скворцова, не Шамс, не остальные. И есть мой дом, который построил мой Том. Значит, мы сможем помочь кому-то. И будем счастливы сами.
– Ты мое солнце из страны Дождя, – улыбнулся Том.
Анна и Сергей ЛитвиновыЧеловек без лица
Тихий, прозрачный вечер примирял Настю с жизнью.
Галдели бестолковые грачи, облачка в низком небе играли в салки, и воздух был такой пушистый и сладкий, хоть продавай его вразвес, словно торт в хорошей кофейне…
Настя валялась на свежескошенной траве и чувствовала себя частью неспешной деревенской жизни. О городе напоминал только сотовый телефон – его она таскала с собой даже в деревне: сильна была дурацкая привычка. «Ты б еще компьютер в поле брала», – смеялась над ней тетя Нина. «А что, вот отдохну немного – и буду брать!» – грозилась Настя. Но пока ее ноутбук лежал в избе, в древнем советском сейфе, рядом с дяди-Петиными охотничьими ружьями.
Ни думать, ни читать, ни звонить в Москву не хотелось. Только вдыхать пахнущий сеном воздух, и лениво следить за шустрыми облачками, и наблюдать, как жирный грач вытягивает из земли очередного червя…
Насте нравилось валяться на сене за околицей. Ни людей, ни машин, ни даже тракторов – только поле, и лес, и заросшее березами кладбище.
«По кладбищу одна не ходи», – пугал ее дядя Петя. Настя согласно кивала и с интересом бродила между могилок, рассматривала портреты: старушки в платочках и деды с лихо закрученными усами. «Им тут спокойно, – думала Настя. – Не то что в Москве, где кладбища близ дорог или аэродромов».
Столичная суета отсюда, из села Колокольного, представлялась безумным и выматывающим хаосом. Вот сейчас – девять вечера. В это время Настя обычно уходит с работы и прикидывает, пока едет домой, планы на завтра. А потом, пробившись через час пик, быстро ужинает и сидит за компьютером – до ломоты в глазах и смятения мыслей, так что потом ворочаешься с боку на бок чуть не до рассвета, когда уже снова нужно вставать и нестись в офис…