– Знаете, у него такая же горькая складка рта, как и у вас. Сходство поразительное.
Я, честно говоря, никакого сходства не приметил. Он заплатил, и мы вышли. Он увлек меня на Биркенштрассе в «Атлантик-Сити» – стандартный шикарный ресторан, обычный для любого большого города: много персонала, много скучающих пар, много мужчин, пьющих в одиночку у стойки. Банальная приманка для страдающих сплином или бессонницей. Директор приветствовал моего нового знакомого как примечательного завсегдатая. Зодербаум меня представил и, пока я усаживался, прошептал ему на ухо несколько слов.
Оркестр – «Танцкапелла Маринга», согласно броской надписи на эстраде, – играл нечто монотонное и медлительное: по крайней мере две или три пары танцевали неубедительно, без всякого энтузиазма. Когда кельнер принес бутылку шампанского, барабанная дробь возвестила аттракцион «Дамы ангажируют кавалеров». Десяток девиц ринулись приглашать мужчин, не разбирая, одиноки те или нет; счастливые избранники вяло спускались на танцевальную площадку, не очень сообразуясь с тактом дурацкого военного марша.
– Все это малоинтересно, – сказал Зодербаум, – но подождите немного. Будет сюрприз, уверяю вас. Сенсационный номер под названием «Листопад».
Меня клонило в сон от теплого шампанского. Мой компаньон внимательно осматривался, словно кого-то поджидал. Директор плавно проскользнул между столиками и в свою очередь прошептал что-то ему. Глаза Зодербаума беспокойно вспыхнули.
Новая барабанная дробь. Прожектор заметался по залу и остановился в центре площадки, осветив молодую рыжеволосую женщину в зеленом платье.
– Линда! – крикнул я и рванулся встать. Рука Зодербаума удержала меня.
– Это Линда? – Я смотрел на него растерянно, не понимая ровно ничего.
Линда. Что за бред! Случайное сходство исключалось. Галлюцинация? В таком месте? Чепуха!
Ее лицо: резковатые скулы, всегда удивленный взгляд, характерный наклон головы вправо. Какие могут быть сомнения? Я пристально следил за ее жестами, ловил нервный поворот плеч, присущую только ей несколько развязную грацию. Она. Несомненно она. Впрочем, мне и не было надобности изучать фигуру на площадке. Я чувствовал Линду всем своим существом.
Зодербаум разглядывал меня с интересом.
– Ради этого стоило немного поскучать. Экстраординарное сходство, не так ли?
– О каком сходстве вы говорите? Это она. Я сейчас к ней подойду и поговорю.
Его губы искривила жесткая усмешка.
– Секунду! Сидите спокойно. Вы еще не все видели.
Странная фраза. Говорил ли он о продолжении номера или имел в виду что-то связанное с самой Линдой?
Я не мог, разумеется, прервать представление, но с нетерпением ждал конца. Сейчас брошусь к этой женщине – будь это Линда или ее двойник, – скажу ей… А что, собственно, скажу? Сколько лет прошло. Все происходящее – немыслимая, издевательская фантасмагория…
Под лучом прожектора Линда двигалась медленно и отнюдь не танцующим шагом. Лениво качая бедрами, сделала оборот, платье зашелестело, соскользнуло, и она раскрылась, словно апельсин.
Но расцвет эротического шоу прервался отчаянным сухим отрывистым кашлем. Приступ согнул ее вдвое, она задыхалась, хваталась за горло, раздирая резкими взмахами чарующий ритм блюза. Кашель не отпускал ее, артерия напряглась, бешеная судорога изуродовала обращенное ко мне лицо… Кровь сначала потекла струйкой, затем хлынула ручьем на грудь… Линда сжала пальцами виски, замотала головой, закричала хрипло и страшно…
На мое плечо легла железная рука Зодербаума. Я и без этого не мог шевельнуться, зафасцинированный, парализованный зрелищем окровавленной Линды.
Все произошло очень быстро. Прозвучал громкий, гортанный голос – прожектор выключили. В темноте послышался стук бегущих каблуков…
Линда умирала точно так же, как в Лондоне пять лет назад.
Когда зажегся свет, Зодербаума рядом не было. Кельнер старательно вытирал паркет щеткой, обернутой в шерстяную тряпку. Я так и не смог увидеть Линду. Все мои вопросы разбивались о холодную вежливость, о стену молчания. Меня встречало настороженное сочувствие, деликатное недоумение. Люди поспешно прекращали разговор, ссылаясь на неотложные дела…
Но это был только первый этап моего крестного пути. Каждый год при тех или иных обстоятельствах живая Линда появляется передо мной и каждый раз умирает, захлебываясь собственной кровью, и каждый раз я бессилен что-либо сделать.
Это будет продолжаться до моей смерти.
По крайней мере, если Зодербаум не перестанет меня пытать. Беспощадная судьба скрещивает наши пути. Я всегда узнаю его, кем бы он ни притворялся. Ибо только ему я обязан периодической реальностью этого кошмара.
Решетка
Из могил поднимаются страждущий юноша и девственница в снежном саване.
К полуночи она встревожилась и сказала, что времени много и ей пора возвращаться. Скомкала розовый фуляровый платок, который, очевидно, служил для защиты прически от ветра, и прижала к груди. Потом чуть отвела руку с платком, наклонила голову и внимательно посмотрела на белую материю платья.
В гардеробной почти никого. Праздник был в разгаре.
– Маленькая неприятность? – поинтересовался он. Она смущенно улыбнулась:
– Это от вина. Слегка не повезло. Сама виновата, нечего садиться за стол с любителями «божоле». Тем более если сама не пьешь.
– Чепуха. Не обращайте внимания.
Он тактично старался не смотреть на пятно, которое она заботливо прикрывала. Предложил подвезти, она сразу согласилась и в полутьме кабины не выказала никакой робости, когда он взял ее за подбородок и нежно поцеловал.
Она жила за городом в лесистом предместье. Он покорно крутил руль согласно ее указаниям. Машина часто останавливалась. Ему нравилось отдавать инициативу девушке и ощущать покусывания на губах и языке. Она, правда, не страдала излишней уступчивостью. Сентиментальные паузы удлиняли дорогу, но вот она подняла руку:
– Это здесь. Остановите.
Момент расставания затуманил глаза и вызвал бледную тень вокруг ее губ.
– Я не могу отпустить вас просто так. – Его голос прерывался. – Когда мы увидимся? Может быть, вы черкнете адрес?
Она помолчала, потом попросила клочок бумаги. Он достал две визитные карточки и ручку. Она написала свое имя и адрес. Перед тем как сунуть в карман кусочек картона, он прочел вслух ее имя: Анна Сигурд. Они вышли из машины и прижались друг к другу в томительном порыве. Она прошептала:
– До свидания. Дам о себе знать. Обещаю.
– Как я счастлив, что вы есть на свете, – улыбнулся он.
Она убежала, помахав своим фуляровым платком. Тучи сгустились, от земли поднимался терпкий запах весны. Он грустно следил, как быстро пропадает в темноте белое платье. Сейчас она, должно быть, толкнула решетку меж двух маленьких домиков —послышался скрежет железа – и побежала по саду.
Он уселся в машину растроганный и счастливый.
Все улицы в этом лесистом предместье выглядели примерно одинаково. Высокие живые изгороди, парки, запущенные сады, виллы, утопающие в густой зелени, покрытые вьющимися растениями, хорошо защищенные от любопытных глаз и уличного шума. Он несколько раз изучал план квартала, чтобы обнаружить авеню Мелез и номер тридцать восемь. Пришлось отъехать от главного шоссе и петлять по довольно узкой дороге, мощенной цветными плитами в шахматном порядке. К тому же таблички с номерами сплошь заслонял плющ. Наконец, после длительных поисков, он прочел: «Сигурд».
Он облегченно вздохнул. Местность была ему, правда, совершенно незнакома. Ему казалось, что месяц назад он отвез свою «ночную фею», как он мысленно ее называл, совсем не сюда. Но тогда дело было ночью и на деревьях едва пробились почки. Пышная нынешняя зелень, вероятно, совсем изменила пейзаж. Он прошел немного по аллее и очутился перед железной решеткой, выкрашенной белой краской. Нажатия на кнопку звонка ни к чему не привели – он заметил, что провод прогнил. Попытался открыть калитку; трава разрослась так, что только после основательных усилий удалось сдвинуть решетчатую дверцу на четверть оборота и протиснуться не без некоторого ущерба. Он поплутал по тропинке, едва различимой в буйных зарослях, и выбрался к дому.
Тишина, деревенская тишина. Шелест листвы, крик невидимой птицы. Он позвонил несколько раз, подождал и огорченно решил, что двери здесь вообще не открываются. Но он ошибся. На пороге появился старик с водянисто-голубыми глазами. Он провел пальцами по тщательно выбритой щеке – кожа была натянутая, практически без морщин, желтоватого оттенка – и принялся переминаться с ноги на ногу, недоверчиво и опасливо поглядывая на пришельца. Ему явно не понравился неожиданный визит – видимо, его отвлекли от какого-то домашнего занятия.
– Извините за вторжение, – мягко обратился к нему молодой человек. – Я бы хотел поговорить с мадемуазель Сигурд.
Недоверчивость сменилась откровенной враждебностью.
– Не понимаю, – отрезал старик. – Не понимаю, что вам нужно от моей племянницы.
Опасаясь, что его выпроводят прежде, чем он сумеет объясниться, молодой человек заторопился:
– Выслушайте меня, месье, умоляю вас, и простите мою назойливость. Это крайне важно.
В его тоне прозвучало столько тоски и наивной непосредственности, что старик, сохраняя прежний недоверчивый вид, предложил ему высказаться.
– Месяц назад я провел вечер с прелестной девушкой. Теперь выяснилось, что она ваша племянница. Ее зовут Анна Сигурд. Мы должны были встретиться через неделю. С тех пор я не имею о ней никаких вестей. Возможно ли увидеть ее, поговорить с ней? Она здесь?
Худой, сгорбленный пожилой человек смотрел на него внимательно и очень сосредоточенно.
– Ваше поведение, месье, меня удивляет и удручает. Правда, я искренне надеюсь, что вы не пришли сюда издеваться или зубоскалить. Но моя племянница Анна, с которой вы изволили познакомиться, давно умерла. Ваш приход вызвал ужасные воспоминания, поймите.